Пока я размышляла, как незаметно установить связь, внизу стало подозрительно тихо. Гронатейцы плавно покачивали щупальцами, как плывущими по воде волосами, и хранили торжественную тишину. Я бесшумно выругалась и замерла, боясь лишний раз шевельнуться и выдать себя хрустом веток. Как назло, что-то ерзало по ноге, щекоча покрытую мурашками кожу даже сквозь ткань комбинезона. Терпеть становилось все труднее. Да что за напасть?!
Не сдержавшись, я дрыгнула ногой. Ветка тренькнула, и несколько листочков, похожих на белые перышки, осыпались главному гронатейцу на макушку.
Внизу торжествующе защелкали, толпа дикарей разразилась восторженным треском, от которого заложило уши. Мою ногу ощутимо прихватили мелкие, как наждачка, зубки. Пользуясь поднятым внизу шумом, я обернулась на покусившееся на честь моей лодыжки создание и увидела давешнего хомяка.
Завладев вниманием щедрой дарительницы витаминок, тварь разразилась громким писком, забавно подпрыгивая на месте и размахивая крошечными лапками. Хомяк был не прочь продолжить прерванный банкет.
– П-шел вон отсюда! – злобно прошипела благодетельница и попыталась его отпихнуть.
Куда там! Оскорбленный зверек отскочил, уворачиваясь от ботинка, и храбро атаковал мою ногу. Прокусить кожу он не мог при всем желании, но так щипался, что мне хотелось взвыть и добровольно спрыгнуть вниз, подальше от рассвирепевшего грызуна.
Хомяк распушил подшерсток, став похожим на темно-лиловый теннисный мяч, и, поразмыслив, юркнул в штанину, как в родную нору. Плотная посадка форменного комбинезона не давала ему пролезть выше колена, но мелкий зверек и без того чувствовал себя чересчур вольготно. Щекочась мехом, нахальная тварь ловко уворачивалась от ладоней, не давая себя прижать, а на каждую попытку отвечала очередным укусом, похожим на разряд тока. Я шумно завозилась, понимая, что выдаю себя, но не в силах терпеть такого издевательства. Дерево затряслось, перья-листья посыпались с него январской метелью.
Кое-как выудив вредителя из-под одежды, я обреченно глянула вниз и наткнулась на ошарашенные морды представителей гронатейского разума. Дикари обалдело пялились на нас, переводя взгляд с моего лица на зажатого в кулаке и возмущенно раздувающего щеки хомяка. Тот не оставлял попыток вывернуть короткую шею и вцепиться зубами в пленившего его астробиолога.
Я приветливо помахала свободной рукой.
Ветка дрогнула и прогнулась. Инстинктивно выпустив зверька, я вцепилась в проседающую опору, обламывая ногти до самых корней. Получивший волю хомяк бросился вверх по стволу с прытью белки, а ветка, оглушительно хрустнув где-то в глубине, обломилась и сверзилась вниз прямо к ногам прыснувших в стороны гронатейцев. Я рухнула на нее сверху, попав спиной на какой-то сучок, и, по ощущениям, ободрала кожу до кости.
Гронатейцы настороженно приблизились и вопросительно защелкали.
– Э-э… привет?.. – робко пропищала я. – Мир… дружба… Г-гости с небес…
Мы друга друга не поняли. Осьминожки слаженно рыкнули и ощетинились копьями, как большой игольчатый ежик. Я сглотнула и отвела иззубренное лезвие от собственного горла, чем окончательно перечеркнула изначально не шибко дружественные намерения дикарей. В следующую секунду гронатейцы намертво оплели меня руками-щупальцами и куда-то потащили, как опутанное веревками порося. Лишенная возможности не то что кричать – нормально дышать, я тоскливо посмотрела наверх и увидела темную тушку хомяка. Поза у него была исключительно злорадная.
Похоже, что-то сложное в работе контактера все же было.
***
Привязанные к дереву руки нещадно горели в суставах. Я извивалась ужом, надеясь выпутать хотя бы пальцы, и материла собственные глупость и любопытство, приведшие к столь плачевному результату. Правда, не вслух: впечатленные моим контактерским порывом, дикари намертво запечатали мне рот. Склизкая тряпка ерзала по губам, но соскальзывать не планировала, схваченная на затылке поистине морским узлом. Последний тоже доставлял неудобств, впиваясь в голову.
Нагретый за день воздух вкусно пах баней и вениками. Поселение гронатейцев представляло собой скопление овальных нор с насыпями из почвы и растений, издали похожих на сугробы. Возле каждой горел небольшой костерок, чадящий столбяным дыбом. Зеленоватое пламя едва тлело под сложенными домиком дровишками, не давая ни тепла, ни света, и служило, скорее, ориентиром, как путеводная звезда на севере. Поэтому, специально для дорогой гостьи, прямо в центре обширной поляны гронатейцы заложили новый костер, ярко полыхавший под здоровенным вертелом на опорах.
Не спеша радоваться оказанной мне чести, я раненой змеей извивалась в веревках, пытаясь ослабить их захват. Гронатейцы не обращали на меня внимания: связали на совесть, не пожалев материала и сил. Отбиться от них еще на стадии прикручивания к дереву не вышло, и теперь хотелось выть от отчаяния. Мне бы только дотянуться до Синта! Во что бы то ни стало нужно подать сигнал Риму, но с задранными руками и кляпом во рту это была непростая задачка.
Выдохшись и тяжело дыша сквозь мерзкую тряпку, я обреченно навалилась на дерево и тут же с шипением отпрянула. Содранная при падении спина отозвалась острой болью. Ну почему, почему я вечно вляпываюсь в такие переделки?!
Синт поблескивал на запястье немым укором. А ведь сама виновата, что за полгода не сумела найти к нему подход! Ну и пусть вредный – подружился же Рим со своим коммуникатором, и тот ни за что не стал бы вот так осуждающе молчать в трудную минуту, делая вид, что не понимает, как сейчас нужен! Если выживу, обязательно извинюсь!
Синт продолжал спать, игнорируя мысленные воззвания и мычание сквозь кляп. После невыносимого свербежа, который бывает перед затеканием конечностей, руки совсем онемели. Я попробовала дотянуться ногами, но позорно сдалась уже через минуту. Поднять опутанные веревками ступни на такую высоту можно было только свернувшись затейливой баранкой, но тут уж воспротивилась израненная спина.
Кто бы мог подумать, что я закончу жизнь обедом дикарей, неподалеку от флиберийского шаттла – оплота цивилизации! «Фибрра» каждый день проходит через межпространство и бороздит бескрайний космос на таких скоростях, когда даже малейшая встречная помеха может обернуться немыслимой катастрофой, а тут…
Один из гронатейцев снял с огня какой-то котелок и целенаправленно заскользил ко мне. Я напряглась, готовясь отбиваться до последнего вздоха. Предпочтительно – его!
Приблизившись, инопланетянин угрожающе щелкнул шеей (оказывается, звук шел из пластинок под ушами) и сунул котелок мне под нос. Если бы не кляп, с наслаждением бы туда плюнула!
Над посудиной поднимался пар – такой густой, что казалось, можно пощупать. Я непроизвольно вдохнула и расчихалась, оплевывая тряпку еще больше. Гронатеец воодушевился и принялся ловить мое лицо щупальцами, игнорируя протестующее мычание. Вывернуться из цепких отростков оказалось не так-то просто. Задержав дыхание, я уставилась на мучителя взглядом, от которого окаменела бы горгона.
Гронатеец каменеть и не подумал, однако, что-то сердито протрещав, наконец оставил меня в покое и удалился к собратьям, бросив котелок чадить неподалеку. Отпихнуть его не получилось, и пришлось волей-неволей дышать травяным паром, от которого уже через минуту закружилась голова. Запах был странный, напоминающий о кабинете врача и внушающий инстинктивную неприязнь.
Стараясь вдыхать как можно реже, я тоскливо посмотрела на костер и поняла, что в глазах как-то подозрительно двоится. По телу разбегалось неприятное одервенение, сердце колотилось. Неужели отравили? Но какой в этом смысл? Они ведь все равно собирались изжарить меня на вертеле!
Зато гронатейское снадобье притупило боль в спине. Хоть какой-то плюс. Наверное, меня опоили, чтоб не верещала на костре, а спокойно подрумянивалась. Что ж, по крайней мере, будет не так больно.
Мне не раз доводилось шипеть и ругаться, дуя на обожженные пальцы, пока излишне темпераментный Рим виновато топтался рядом, попеременно то принося извинения, то ворча о землянах, которые вечно тянут руки, когда не следует. Он так трогательно переживал из-за этих случайностей, что злиться получалось максимум полчаса – пока регенерационная мазь, предусмотрительно украденная из медблока и носимая в кармане, заживляла кожу.