С детьми так случается: они терпят то, что нельзя терпеть, и молчат. Возможно, именно эти преследования со стороны учителя и сделали Ангелину такой… немного странной.

Рая встала, взяла пластиковую бутылку с отстоявшейся водой и вышла на лестничную площадку перед лифтом. Полила стоявший там цветок. Пусть все живое живет.

…Олег появился дома только следующим утром. Бледный, с уже заметно отросшей щетиной, с новыми морщинками на лице, залегшими возле губ.

– Как ты? – бросилась его обнимать Рая.

– Погоди. Устал. – Он отстранил ее. – Все время на ногах. От следователя только что. Рассказывал, что тогда произошло на дороге.

– Это тебе чем-то грозит? – испугалась Рая.

– Да ну. Перестань. Эти вечные твои страхи. Мне ничего не грозит, и никому тоже, ты словно не замечаешь самого главного… Человека больше нет! А все остальное – так, ерунда.

– Ты прав, – съежилась Рая. – Но я тревожусь за тебя. Где ты, как. Что с Ангелиной? Что ее врач говорит?

– Ой… ну что говорит. Я половину не понял. Короче, с ней все в порядке. Ребенок не пострадал, и нет никаких признаков того, что она его потеряет. Я так понял, если она его не потеряла сразу, то и потом ничего страшного не будет. Как-то так. А вообще – она же кесарево тогда делала, помнишь, когда с Серафимой? И вот типа если бы был сильный удар, то швы на матке могли бы разойтись, кровотечение и чуть ли не смерть… Уф, не могу про все это. Короче – все нормально и есть шанс, что ребенка она не потеряет.

– Ты так и не сказал ей? Про Никиту?

– Сказал, – мрачно буркнул муж и упал прямо в одежде на диван. – Пришлось. С доктором, конечно, посоветовался. Тот сказал, должна выдержать. Таблеток, конечно, ей навыписывали, уколы делали…

– И… как она?

– Рая. Ну как она может быть, – страдальчески застонал муж. – Хреново, конечно. Я от нее не отходил. Завтра буду заниматься организацией похорон, а сейчас хочу отдохнуть.

– Хорошо, – кротко произнесла Рая и ушла в другую комнату.

Она ничуть не обижалась на мужа за то, что тот разговаривал с ней раздраженно. После такого вряд ли кто сможет держать себя в руках. Но… червь сомнения все равно грыз Раю.

Получается, Олегу она не просто была не нужна, а даже мешала. Ей, по-хорошему, надо отойти сейчас и не будоражить мужа лишними вопросами. Ему и так нелегко.

Но, с другой стороны… Почему он поехал в больницу с Ангелиной, а не с ней, своей женой? Почему он даже не поинтересовался о ее, Раином, здоровье – тогда, вчера, когда она прибежала к нему в больницу? Она ведь, Рая, тоже сидела в той самой машине, кувыркавшейся в воздухе, словно мячик. Он не звонил ей, не искал ее.

Она сама пришла к нему, она сама разыскала его… И теперь муж морщится от ее вопросов. Как странно все. Хотя глупо и в высшей степени эгоистично в такое время обижаться, выставлять счета и выкатывать претензии. Не ревнует же она мужа – к Ангелине? Нет, конечно, ерунда какая.

Олег проспал часа два, затем перекусил наскоро и опять ушел. Рая ему только одно сказала: что, если нужна помощь, она готова, только скажи… Но муж лишь головой покачал в ответ. Потом ушел и вернулся опять лишь к вечеру. Уже не такой измученный, а скорее собранный и целеустремленный. Видимо, ему удалось сделать все то, что он задумал. Уж Рае ли не знать Олега…

– Как Ангелина? – спросила она осторожно.

– Выписалась.

– Но как?!

– Вот так. Угрозы для жизни и здоровья матери и ребенка – нет. Она сама захотела. Мы с доктором пытались ее отговорить, но… К тому же завтра с утра прощание, затем поедем на кладбище. Я все устроил, заказал, договорился.

– Ты молодец. Ты настоящий друг и… ты герой.

– Ай, перестань, – отмахнулся муж. – Так вот, Ангелина собирается во всем этом участвовать. Говорит, что не может просто так остаться лежать, тем более она именно потому и потребовала себя выписать.

– Мне надо ехать на прощание?

– Конечно! – изумился Олег. – Или Никита для тебя ничего не значит?

– Дело не в этом. Я боюсь сделать что-то не то, лишнее, я боюсь огорчить тебя.

– Раечка, ну как мне надоели твои вечные страхи…

– Хорошо, не буду, – кивнула Рая. – Ты просто говори мне, что делать. Куда, когда, где и что. Давай мне инструкции, а я буду молчать.

– Тебе обязательно выяснять отношения сейчас? – с тоской спросил Олег.

– Прости.

Он помолчал, потом подошел к Рае, обнял ее, положил ее голову себе на плечо. Все Раино беспокойство куда-то исчезло…

– Я все время вспоминаю тот наш разговор, – прошептала она. – Я знаю, сейчас не время, но…

– Какой разговор?

– Тогда, на дне рождения Никиты. Ты сказал мне, что и нам пора родить своего ребенка. Я так хочу…

– Рая! – Муж резко отстранил ее, посмотрел ей в глаза с каким-то ужасом. – Сейчас действительно не время.

– Я понимаю. Согласна. Просто ответь мне – ты не передумал и мы еще обсудим это? Потом, конечно. Я просто успокоюсь и не стану приставать к тебе с этими разговорами.

– Ты в состоянии думать сейчас о детях? Я – пока нет.

– Ты все время думаешь о детях – о Серафиме и другом ребенке, том, которого сейчас ждет Ангелина.

– Да потому что они уже существуют, а нам о чем беспокоиться? – разозлился Олег. – Ну ты даешь, в такой момент… Я просто поражен твоей бесчувственностью!

– Прости. Прости.

– Ладно. Уже поздно. Давай спать. Завтра очень сложный день.

…Последний день марта.

Опять дождь и мокрый снег. Но в отличие от той ночи уже теплее. Сырой, промозглый ветер. Под ногами – жидкая грязь, которую коммунальщики не успевали убирать.

Рая добиралась до места встречи одна: Олег вышел из дома чуть свет. Сказал, что ему надо заехать сначала за Ниной Филипповной, потом за Ангелиной.

Рая вызвала такси, потом спохватилась – а цветы? Попросила таксиста остановиться у цветочного киоска, купила букет из десяти красных гвоздик.

Наконец оказалась у серого здания морга. Зашла внутрь. Там, в узком коридоре, уже все собрались: несколько незнакомых мужчин, Ангелина, вся в черном, и Нина Филипповна, опирающаяся на палочку.

– Сейчас будет отпевание, потом поедем на кладбище. – Олег отвел Раю в сторону, наклонился к ее уху. – Мы все поедем в автобусе, а ты вызови такси и вместе с Ниной Филипповной поедешь.

– Места мало?

– Дело не в этом… Нина Филипповна все время плачет, это негативно действует на Ангелину. Ты же видишь, она держится, но ни к чему ее нервную систему раскачивать. Нине Филипповне, чтобы она не обижалась, скажешь, что с ее больной ногой удобнее в такси, в автобус трудно забираться.

– Хорошо. А ты с кем?

– Я с Ангелиной. Она сейчас только меня слушается. И держится молодцом, пока я рядом.

– Поняла. А Серафима?

– Господи, Рая, ну ей же три всего, куда ее… Бедная девочка, она не выдержит всего этого. Я нашел няню, сейчас с ребенком она.

Рая кивнула.

Началось прощание. Запах ладана, позвякивание цепочки, на которой висело кадило, монотонная и протяжная молитва, которую читал батюшка, пожилой и солидный. Никита, как помнила Рая, был при жизни атеистом, но так полагалось.

Рая держала под руку Нину Филипповну, уже совершенно обессилевшую от слез. В конце прощания помогла той дойти до гроба, чтобы она смогла поцеловать в последний раз Никиту.

Стали садиться в автобус, Рая вызвала такси – оно прибыло быстро. Нина Филипповна залезала в салон долго и мучительно: мешало больное колено… Наконец, все разместились и поехали.

Ехали долго. Затем оказались у ворот кладбища; Рая опять вела Нину Филипповну под руку и боялась, что не удержит пожилую женщину и та упадет. Что тогда делать, Рая не представляла. Поэтому буквально волокла на себе Нину Филипповну, не давая даже возможности той завалиться.

– И почему я еще живу, – бормотала Нина Филипповна с отчаянием. – Хотя я знаю почему. Ради моей дорогой Серафимочки, кровиночки моей родненькой.

– Да, вы нужны ей. Как она без бабушки… – с мрачной горячностью согласилась Рая. – Никита, я уверена, хотел бы, чтобы вы вырастили его дочь. И второго ребенка.