— Не говори о себе с таким пренебрежением.

— Я не пренебрежителен. Нестрашно быть обычным и незначительным. Возможно, большинство людей не стали бы так себя называть, но я провел детство на восьмидесятом уровне. Когда живешь так низко, ты можешь быть лишь простым и малозначительным, но твои действия способны серьезно влиять на других. — Он помолчал. — Ты помнишь Каспера с подросткового уровня?

— Конечно.

— Каспер всегда отличался сияющей улыбкой. Сейчас он работает в ресторане особого медицинского отделения для людей, переживших депрессию и катастрофы. Я заходил туда навестить пациента, и он рассказал, как улыбка Каспера помогала ему в самые темные дни. — Аттикус вытянул руки и взглянул на них. — Мы с Каспером — обычные незначительные люди, но у него есть магическая улыбка, а у меня — ловкие руки. Мы оба пользуемся своим даром, чтобы спасать жизни.

Он вновь посмотрел на меня.

— Ты просила меня прийти и ответить на вопросы о лечении Илая. Мы можем где-то поговорить с глазу на глаз?

— Да. Дальше по коридору есть общинная комната.

Я дошла до комнаты и уселась в одно из нескольких кресел с роскошной обивкой. Аттикус сел напротив, а Адика встал у стены рядом с нами.

Аттикус кашлянул и демонстративно посмотрел на Адику.

— Илай сказал, что Эмбер имеет полное право выступать от его имени. Но я не могу отвечать на вопросы при других.

— Я командир ударной группы Илая, — ответил Адика, — и должен знать все медицинские данные.

— Ты должен знать, способен ли Илай работать, — поправил Аттикус. — А информация о его чувствах в отношении операции тебе ни к чему.

— Тебе лучше подождать снаружи, Адика, — попросила я.

Адика бросил на Аттикуса взгляд, способный устрашить армию.

— Я не думаю, что Эмбер уже проверила твои мысли, а значит, не могу оставить тебя с ней наедине.

Врач вздохнул.

— Эмбер, пожалуйста, проверь мои мысли. В любом случае, я бы хотел, чтобы ты читала их во время разговора. Я вел подобные беседы с Мортоном и Мирой и обнаружил, что просмотр моего разума очень помогал им во время сложных медицинских объяснений.

— Если ты этого хочешь, то…

Я закрыла глаза. В телепатическом видении мир выглядит странно. В нем нет ни стен, ни пола — ничего, кроме сияющих в пустоте разумов. Иногда телепатическое восприятие совпадает с одним из других моих чувств, обычно зрением или слухом, но при случайных изменениях я осознаю текстуры, запахи и вкусы. Мне сложно судить о расстоянии, поскольку шум других мыслей поблизости влияет на отчетливость разума.

Один из самых странных моментов заключается в том, что вы необязательно узнаете разум старого друга, с которым знакомы лишь традиционно. Я обнаружила это с Форжем. Когда я впервые коснулась его ума, он находился с четырьмя другими кандидатами в мою ударную группу, и мне не удалось сказать, кто из них — Форж.

Сейчас рядом виднелись лишь два разума. Один я тут же узнала как принадлежащий Адике, значит, другой — Аттикуса. Я продолжала нервничать из-за чтения его мыслей и воспользовалась моментом, чтобы изучить вид незнакомого разума. Он сиял сильнее многих, но далеко не так ярко, как ум Лукаса. Меня удивил намек на острую точеную грань, которая ассоциировалась с Адикой и другими боевыми ветеранами. Откуда она? Аттикус — не боец.

Нет, на самом деле я не права. Адика боролся при помощи ружей, ножей и кулаков, сохраняя жизни людей в нашем улье, и иногда проигрывал. Аттикус дрался за жизни пациентов своим разумом и отточенными движениями и, вероятно, тоже порой уступал.

Наконец, я перешла к чтению разума хирурга и обнаружила, что количество мыслительных уровней больше обычного, но опять-таки ничего похожего на блестящую сложность ума Лукаса. Теперь я четко видела, что эти мысли принадлежат Аттикусу, не из-за их особого качества — просто несколько уровней думали обо мне.

«…готовился выйти из лифта и увидеть великолепную незнакомку, которая не соизволит припомнить нашу старую дружбу. Но она явно остается Эмбер. Только ей пришлось повзрослеть…»

«…любопытно вспомнить подростковый уровень. Телепаты должны блокировать свои способности вскоре после рождения, чтобы защищиться от ста миллионов разумов в улье, но, вероятно, и тогда могли быть какие-то намеки, если бы я оказался достаточно умен, чтобы их заметить. Эмбер не боялась темноты. Она видела телепатически или?..»

И гораздо ниже, вблизи подсознательных уровней разума.

«…пару свиданий, но мы не хотели начинать отношения, которые закончила бы лотерея, распределив нас на разные уровни. Не прояви мы благоразумия… Нормальные правила неприменимы к телепатам, так что…»

Я открыла глаза и кивнула Адике.

— Я проверила мысли Аттикуса и могу без опаски остаться с ним наедине.

Адика вздохнул и вышел из комнаты.

— Что нужно узнать Илаю? — спросил Аттикус.

— Зачем требуется операция, что с ним сделают и сколько времени уйдет на выздоровление. Я знаю, это вроде бы простые вопросы, которые можно задать в сообщении, но…

— Я понимаю, что нахожусь здесь не для того, чтобы ответить на несколько простых вопросов, — проговорил Аттикус. — Меня позвали, дабы успокоить Илая — человек, который им занимается, знает, что для него важно, и сделает все возможное, чтобы помочь. Илай так боится второй операции, что не решился прийти и составить обо мне собственное мнение, поэтому доверил сделать это тебе.

Аттикус потянулся за инфовизором.

— Я просмотрю сканы и фотографии ноги Илая и обдумаю ответы на его вопросы. Пожалуйста, прочти в это время мой разум. Я постараюсь не усложнять, но скажи, если тебе потребуется объяснение какого-то технического термина.

Я вновь закрыла глаза и коснулась верхнего уровня мыслей Аттикуса. Он изучал изображение костей ноги Илая и, как я решила, пластин, которые требовалось удалить.

«Илай был в критическом состоянии, множественные ранения включали тяжелое повреждение главных кровеносных сосудов и ноги 1c7738. Мы знали, что у него больше шансов, если сосредочить силы на спасении его жизни, а не ноги, но когда задали вопрос…»

— Вместо Илая ответила я.

«Я это знаю и понимаю также, что ты не стала бы отвечать, не будь уверена в его решении. Операция шла несколько часов и ограничивалась выносливостью Илая, а не нашей. Мы пошли на несколько компромиссов, поскольку не видели смысла в безупречном результате, если дополнительный стресс убьет Илая. И все же мы дважды чуть не его потеряли».

Я поморщилась.

— Знаю. Я видела отчеты о ходе операции.

«Эти компромиссы уберегли Илая от смерти и сохранили ему ногу, но именно они стали причиной второй операции. Мы использовали простейшие пластины, поскольку более продвинутые техники требовали времени, которого у Илая не было. Сейчас пластины нужно удалить, так как их присутствие в теле может вызвать осложнения, которые сократят карьеру парня в ударной группе».

Из ума Аттикуса я получала не только слова, но и дополнительные образы и детали. Незачем объяснять все это Илаю. Его будет волновать только тот факт, что пластины в теле сократят его карьеру в ударной группе.

«Мы сделаем два надреза на ноге Илая. Пластины можно удалить через один, но это вызвало бы дополнительное повреждение мышц. К тому же, мы хотим воспользоваться возможностью и удалить большую часть рубцовой ткани, оставшейся после первой поспешной операции».

Графические образы вновь заставили меня поморщиться.

— Илая не беспокоит вид его ноги.

«Дело не во внешнем виде. Такое количество рубцовой ткани может привести к физическим проблемам».

— Понимаю, — ответила я.

В данный момент это была абсолютная правда. Я разделяла профессиональные знания Аттикуса о состоянии Илая. Я осознавала, что четкое понимание пропадет после выхода из разума врача, но оставшегося должно хватить, чтобы объяснить Илаю необходимость этой операции.

«Даже при усиленном восстановительном лечении Илаю потребуется недельный отпуск. Пожалуйста, постарайся удержать его от тренировок в это время и убедись, что он следует всем инструкциям. Я не хочу на будущий год вновь удалять рубцовую ткань».