Я заподозрил очередную засаду еще по пути от проходной к раздевалке. Когда взрослые мужики вдруг начинают тебе улыбаться и перешептываться у тебя за спиной, тут даже 114 баллов хватает, чтобы почуять подвох.

В общем, когда я вошел в центральный ангар, там был, боюсь, весь склад. Эти клоуны построились в две шеренги и встретили меня дружными аплодисментами своих больших ручищ. Ладно хоть, поздравительных плакатов не повесили.

Я и раньше удостаивался аплодисментов: наша школьная команда трижды завоевывала титул чемпиона Города, пару раз овации устраивали лично мне за особо удачные голы, но тогда-то было за что. А сейчас я брел вдоль нескончаемого ликующего живого коридора туда, где сияло неподдельной радостью лицо Самюэля, и хотел провалиться сквозь землю.

Я стал героем дня за то, что недельку поработал мартышкой в айти-отделе.

Казалось, до Самюэля идти добрый километр. Я и не предполагал, какая это толпа народа — наш склад.

Справа кто-то хлопнул меня по плечу. Михно и ребята с моей смены. И их принесло. Пришлось изобразить улыбку.

Я почувствовал злость. Вот они, средние по складу 78 баллов, в действии. Самюэль, как же ты это позволил? Сразу вспомнился Дядькин с его сколько? 180? Насколько же быстро он сориентировался в ситуации и подавил волнения в своем отделе, не дав им даже толком появиться. А мы тут вляпались по полной. Завтра все присутствующие будут иметь беседу со службой безопасности. И главное, ради чего?

— Молодец, Эрик, — громыхнул Самюэль, когда я до него, наконец, дополз, — ты им всем показал!

Вокруг раздались одобрительные крики. Я видел перед собой восторженные возбужденные лица. Ни у кого ни тени опасения в глазах.

О боже. Я здесь что, реально самый умный? Надо же что-то срочно делать, а то эта толпа идиотов сейчас себе выроет братскую могилу.

— Я бы хотел сказать пару слов всем присутствующим, — выдавил я, кривя душой от начала до конца.

Я вообще предпочел бы не видеть никого из присутствующих, а при мысли о публичном выступлении меня отчетливо мутило.

Самюэль засиял еще больше, хотя я был уверен, что это невозможно. Зачем нам с таким сияющим кладовщиком вертолетный маяк?

Моей импровизированной трибуной стала крыша оперативно подогнанного погрузчика. С высоты своего помоста я смотрел на собравшихся в ангаре людей, пытаясь понять, что я к ним чувствую.

Симпатию? Родство? Солидарность?

Черта с два. Я ощущал только раздражение. Неужели они не понимают, что система уже взяла их на контроль? Всех и каждого, кто пришел в этот ангар. Неужели они не чувствуют ни капли страха?

Но сейчас было неподходящее время поддаваться гневу. Пора хоть кому-то включить мозги. Я заговорил. Удивительно, но мой голос не дрожал.

— Сегодня у нашего склада важный день! Мы получили для работы новую складскую систему!

Меня заглушил одобрительный шум толпы: подбадривающий свист, аплодисменты, гул.

— Пусть знают наших!

— Мы им еще покажем!

— Молодец, Эрик! Накрутил им хвоста!

— Так их, яйцеголовых!

Яйцеголовых? Потрясающе. Они уже и специальное слово придумали. Худшие предположения оправдались. Мои, чтоб они провалились, коллеги радовались, что их герою, те есть мне, удалось отстоять наши интересы в споре с представителями сектора Б. Притом что и спора-то никакого не было.

Плевать они хотели на результат моей работы и другие несущественные мелочи, главное — «мы им показали». И ладно бы вокруг были одни малолетние недоумки, как на вечеринке Кристины. Куда там. Нет, молодежи, конечно, тоже хватало, но полно и солидных отцов семейств. Вот зачем им это?

Шум постепенно стих. Все снова смотрели на меня. Сейчас эти люди реагировали как один организм, подпитывая друг друга эмоциями, которых никогда не проявляли в обычной жизни.

«Вот поэтому они и не боятся, — понял я, — они ощущают себя эдаким могучим гигантом». Снова вспомнились сказанные больше года назад слова Май о том, что на «Зеленом треугольнике» шестьдесят тысяч человек. Это, безусловно, сила, которая может многое. Например, перевернуть лодку, в которой мы все плывем.

И эта сила ждала от меня откровений. Вот как я стал голосом этого обреченного путча? И все-таки я решил попытаться спасти ситуацию.

— А значит, теперь мы будем зарабатывать больше, а наша работа станет проще! — с энтузиазмом, которого абсолютно не ощущал, выкрикнул я.

Растерянные, но заинтересованные лица. От меня ждали явно не этого, но и про волшебные перспективы готовы были послушать.

— Сейчас склад теряет до тридцати процентов прибыли из-за собственных ошибок и их последствий. Благодаря новой системе мы сможем этого избежать! Уже к концу года все наладим!

Я широко улыбнулся, стараясь не думать о том, что несу взятый с потолка бред о том, в чем абсолютно не разбираюсь.

— Отдел айти помог нам, снабдив хорошим инструментом, теперь давайте и мы хорошенько поработаем для общества. Доктрина гарантирует нам вознаграждение за труд, так пусть наш вклад будет максимальным! Увеличим производительность труда на тридцать процентов к концу года, и наше вознаграждение вырастет соответственно!

Меня поддержали нестройными аплодисментами. Я нес полную пургу, лишь бы отвлечь собравшихся от собственно причины их появления здесь, и мне удалось завладеть их вниманием.

Что мне еще сказать?

— Зарплату повысят, да? — крикнул из толпы кто-то.

Я уцепился за этот вопрос, и меня понесло.

— Конечно повысят! Лучше работаем — больше зарабатываем! Доктрина гарантирует это! Доктрина справедлива и эффективна! Так покажем всем, что заслуживаем большего! Покажем это, прежде всего самим себе! Мы можем!

Гул одобрения стал стройнее и громче. Похоже, идея заработать прибавку к зарплате отвлекла моих революционно настроенных коллег от царившего в их головах бреда.

Да и говорил я эту чушь так уверенно, что сам себе поражался, но это были еще цветочки. У меня в голове что-то щелкнуло, и я услышал, как произношу слова, которых никогда не собирался повторять.

— Наша судьба — в наших руках, и мы крепко ее держим! Так давайте это сделаем! Улучшим нашу работу на тридцать процентов! Все в наших руках! Каждый из нас может больше!

— Все в наших руках!

— Даешь зарплату на тридцать процентов выше!

Теперь крики поддержки доносились уже со всех сторон. Я незаметно для себя тоже перешел на крик.

— Мы сделаем это! Ради нашего Города, ради нас самих, ради справедливости Доктрины! Слава Доктрине!

— Слава Доктрине! — послышалось в ответ.

Вот как? Ладно, не важно.

— Заработаем больше денег! Покажем лучшее, что мы можем!

Я еще много чего кричал. В основном восхвалял Доктрину, обещал золотые горы и призывал взять свою судьбу в свои руки. Я был как пьяный.

Когда я, наконец, угомонился, все вокруг дружелюбно улыбались, возбужденно переговаривались и радовались, словно сегодня праздник какой-то.

Все, пора сворачивать этот балаган. Я спрыгнул с погрузчика.

— Но достичь наших целей мы сможем, только если закончим трепаться и примемся за работу! — крикнул я, уже оказавшись на земле. — Так что все расходимся по рабочим местам! Чтобы чего-то добиться, надо поработать руками, а не языком!

Меня уже не удивило, что все послушались. Под смешки и шутки народ стал расходиться.

— Молодец, Эрик, хорошо выступил, — похвалил меня Самюэль. — Народ, конечно, немного другого ждал, но так тоже сойдет.

— А чего ждал народ? Что я затяну удавку, которую они нам всем накинули на шею? — со злостью ответил я. — Думаете, Безопасность спустит нам этот митинг?

Самюэль удивленно взглянул на меня.

— А что они сделают? Ты видел, сколько нас? Думаешь, они сунулись бы в этот ангар? Да за нас поднялся бы весь «Треугольник». Тут мы хозяева и можем говорить все, что нам вздумается. Не трусь, малой, — усмехнулся кладовщик, хлопнув меня по спине, — пойдем лучше заступать в смену, задержались уже.

Я промолчал. Значит, вот как. Они не такие уж идиоты, они прекрасно понимали, что делали, собравшись тут. Это была вполне осознанная демонстрация силы. И Самюэль отчего-то уверен, что весь «Треугольник» поддержит эту акцию.