Я закрыл глаза и под мерное скрипение повозки, щелканье кнута погонщиков погрузился в приятную дремоту.......

* * *

Проснулся я оттого, что наша тюрьма вдруг остановилась, и сквозь сон проступил голос Ариадны.

- Илья. Илья. Просыпайся. Приехали.

Я открыл глаза и резко сел. Удивительно. Сон все-таки помог. Голова совсем не болела и не кружилась. Обычное состояние после дневного сна. Немного свинцовая голова, немного хочется спать. Вполне нормально по сравнению с тем, что было. Шишка, конечно же, останется еще на неделю, но это не так страшно. Наша телега замерла. Вокруг суетились люди, бегая туда-сюда. Каньон окончился тупиком. Точно такая же каменная стена впереди дороги, как и по бокам, только с глубокой пещерой. Темно. Ничего не разглядеть. Узники тоже все проснулись и встревожено вращали головами. Детишки опять заплакали, и Сара в который раз стала их успокаивать, но она сама была слишком взволнована. Ее голос ощутимо дрожал. Лем надувшись, сидел в углу, иногда ощупывая свой некогда прямой аристократический, а теперь опухший нос.

- Мазафака. Приехали. - Крис сплюнул на грязный пол.

- Человечки, человечки. - Весело захлопала в ладоши Сандра.

Ей хорошо. Она не знает, что нас ждет. Два дикаря подбежали к дверям клетки и стали снимать запоры. Еще человек тридцать выстроились в ряд с копьями наперевес, образуя живой коридор от клетки к возвышению около входа в пещеру. Дверь со скрипом открылась.

- Выходить. - Приказал один из тюремщиков.

- Ладно, идем. Нечего их злить раньше времени. Силы нам еще понадобятся. - Макс легко встал на ноги и, заложив руки за спину, вышел из клетки.

За ним потянулись остальные. Вот вышла Сара, крепко держа за руки детишек, вот наступила очередь Ариадны, которая помогла спуститься весело щебечущей Сандре, которая сейчас находилась где-то далеко в своем прекрасном иллюзорном мире. Она ничем не отличается от любителей кристаллов. Также живет в другой вселенной, не обращая внимания на окружающий мир. Вот только умрет она по настоящему. Мне стало грустно. Действительно, родину начинаешь любить в отдалении от нее.

Настала моя очередь. Я встал, в ногах от долгого сидения закололо. Начал медленно спускаться. За спиной шел Крис, он снова сильно кашлял.

- Нет! Не подходи! Не подходи!

Я обернулся на крик. Лем обеими руками вцепился в прутья решетки и отбрыкивался от двух дикарей, которые пытались вытащить его из клетки.

- Пошли вон тупорылые обезьяааааАААА!

Еще один абориген очень быстро решил проблему. Он подошел к Лему со спины и с видимым удовольствием ударил по сжимающим решетку пальцам. Двое его сподвижников тут же схватили ублюдка за ноги и выволокли наружу. Лем несколько раз ударился спиной о ступеньки, а затем и о землю. Один из охранников вежливо въехал ему древком копья в солнечное сплетение.

- Шевелися! - Коверкая слова, произнес другой туземец и раскрытой ладонью подтолкнул меня в спину. Спорить и пререкаться было бесполезно, и я пошел догонять обогнавшего меня Криса.

Все уже молча и обречено стояли у каменного возвышения. Сара прижимала хнычущих детей, мальчик развозил по личику кулачками слезы. Ариадна посмотрела на меня и подмигнула. Прелесть. Макс остро оглядывал вооруженную толпу, выискивая слабину. Но это бесполезно.

Толпа подалась в стороны, и к нам вышел один из дикарей в черном плаще, наброшенном на плечи и черной шапке на голове. Я чуть было не подавился от смеха. Их шаман, или вождь, уж не знаю, кто он такой, был до жути похож на депутата Шандыбина натянувшего маскарадный костюм Бэтмена. Ну просто копия. Притащили извивающегося Лема и бросили на пыльную землю. Вождь поднялся на каменное возвышение, и я бы не удивился, начни он толкать базар о кораблях бороздящих просторы вселенной, но Шандыбин только хлопнул в ладоши, и один из дикарей вынес подобие подноса. На подносе лежало что-то сильно напоминающее капсулы, в которые запаковывают антибиотики. Одна половина желтая, другая красная. Все начали брать с подноса по одной, а затем класть их в рот. Вот поднос замер передо мной. Я заколебался, не зная как поступить. А вдруг они мне стрихнин подсовывают?

- Бери смело! Это антирадиационные пилюли. На всякий случай. - Произнес Крис.

Я аккуратно взял одну и проглотил. Ничего страшного не произошло. Шандыбин еще раз хлопнул в ладоши, и пара туземцев вынесла восемь маленьких чаш. От них исходил сладковатый запах трав и пряностей.

- Пейте.

Сто грамм для храбрости? Я стал медленно пить тягучую зеленоватую жидкость. Действительно. Что-то настоянное на спирту. Голова с непривычки закружилась. Это не просто настойка, какой-то наркотик. Рыдающим детям попросту зажали нос и влили содержимое чаш. Отбрыкивающемуся Лему приставили нож к горлу, и ему не оставалось ничего другого, как осушить свою порцию.

- А теперь запоминайте. - Лысый Шандыбин взмахнул рукой, и стена возле входа в пещеру засияла паутиной горящих линий.

Гигантская спираль с вплетениями различных линий идущих во всех направлениях. Карта Лабиринта. Пара ярких точек выходов. И один красный квадрат. Мистический минотавр или то место где нас оставят? Карта замерцала и медленно погасла. Она горела всего-то секунд тридцать. Я не Каспаров, чтобы запомнить такое переплетение коридоров, тем более за такой короткий отрезок времени. Тут ноги мои подогнулись, голова стала тяжелой, закружилась, и я заснул, растянувшись прямо на земле.

* * *

Сквозь сонное наркотическое оцепенение все сильнее и сильнее стал пробиваться запах. Вначале это было всего лишь призрачное ощущение, некая тревога, зародившаяся глубоко в обонятельной зоне мозга. Запах все сильнее и сильнее пробивался сквозь мой одурманенный мозг. Все неприятнее и неприятнее. Эдакий страж, который погонял сон, гнал его от меня прочь, вырывая сознание из наркотической иллюзии в реальную жизнь. Я окончательно проснулся, и в голове темным радужным спектром взорвалась вонь. Перекувыркнулся на живот, быстро встал на колени. Меня вырвало. Не знаю, сколько прошло времени, наверное, целая вечность. Теперь я мог понять муки грешников в аду. Меня все больше и больше выворачивало наизнанку. Я давно уже распрощался с завтраком, и теперь шла одна желчь. Пустой желудок все сокращался и сокращался в бессмысленных позывах к рвоте. Из глаз ручьем текли слезы. Я заставил взять себя в руки и судорожно втянул воздух. Такого отвращения я не испытывал ни разу в жизни. Запах просто сводил с ума. Сладковатый запах смерти и разложения врывался требовательной жестокой рукой в мой нос и рот, тяжелым молотком стучался в ополоумевшее сознание. От сахара смерти, который я, казалось, чувствовал языком, воняла вся моя одежда. Очень плохо. Тем более что было абсолютно темно. Черная, синильная темнота ласково обнимала меня ароматом разложения. Теперь я знал, как пахнет Смерть. Лишь далеко-далеко впереди горела призрачная, и казалось такая недоступная искорка света. Чернота пыталась с ней бороться, пыталась подавить эту мою последнюю надежду на спасение. Но свет, несмотря ни на что, вопреки всем законам сиял. Он манил меня, как яркий фонарик зовет к себе мотылька. Я и подчиняясь каким-то животным и глубоко заложенным инстинктам, встал с колен, сорвал с головы кепку, вытер мокрое лицо и рот. Кепку отбросил в сторону. Во рту все также чувствовался кисловатый запах рвоты и сладость смерти.