========== Здравствуй, небо лебединое ==========

“Ты однажды вдохнёшь терпкий ладан октябрьской луны,В сердце сдвинется нож, боль поднимется из глубины”.”Воин вереска”, Мельница

Олаф взял тяжёлый меховой плащ и перекинул его через руку, поглаживая. Злата поправила тунику, откинула назад вьющиеся каштановые волосы и ступила вперёд. Длинный коридор долго тянулся прямо, никуда не сворачивая, и могло показаться, что все эти переходы вечны, как сама Вселенная, когда наконец-то путники дошли до перекрёстка и свернули направо. Комнаты уже ждали своих гостей, пусть и внезапных, но приготовления к их прилёту закончились.

Как и следовало ожидать, путников встречали едва ли не всем кораблём: ещё бы, нечасто выпадает хоть какой-то просвет в нескончаемых путешествиях. Мужчины тут же принялись жать друг другу руки, смеяться, делиться пережитыми событиями, а Злата с другими девушками поздоровались с встречающими и удалились к себе. После утомительного перелёта и долгого ожидания хотелось принять душ и скорее лечь.

Гостеприимство так просто не проходило, незаметным: всегда нужно ответить хозяевам, даже если те не просят. Таков порядок вещей. Как раз в это время корабль полнится жизнью с разных уголков звёздных систем, поэтому непременно соберётся много народу, а потом необходимо уважить и более важных персон, устроив для них закрытое мероприятие. Отговариваться нельзя – да и не хотелось, потому что это есть твой хлеб и соль, то, чем живут менестрели и музыканты. Мечей у них нет, только резные клинки за поясом – не для битв, больше для красоты и антуража. У музыкантов считалось дурным тоном держать в одной руке скрипку, а в другой оружие – это уже обычный странник, без труппы и без определённости в жизни. «Сегодня обычный наёмник, а завтра убийца в строю», - строка из песни о музыканте, который хотел быть и менестрелем, и знаменитым воином, а в итоге ставший пьяницей.

Злата не предполагала, что их с труппой полёт прервётся так внезапно: конечно, в дороге следует ожидать чего угодно, даже совсем бесчестные космические пираты могли позволить себе напасть на музыкальный корабль. Да только что с него взять? Инструменты за дорого никто не купит, даже хорошие, это первое; второе заключается в том, что могут похитить женщин, мужчин забрать в плен или же убить. Женщины и скрипки-дудки — невелика нажива.

— Можно войти? — раздался зычный мужской голос после короткого стука.

— Погоди. — Злата посмотрела на себя в зеркало и поправила ворот синей расписной туники. Завитушки и узоры золотой нитью тянулись по вороту, а подол украшали волны и бегущие по ним ладьи. — Войди, Олаф.

Тяжёлая дверь отъехала в сторону, и мужчина вошёл внутрь. Злата бросила на него беглый взгляд и про себя отметила, что вошедший чем-то явно озадачен. Робок не по своей натуре, хотя кому-кому, а уж Олафу таким точно не бывать никогда. Сколько историй она о нём слышала, об отвагах, подвигах, когда приходилось спасать верных друзей, биться бок о бок с ними, чтобы отбить натиск врага. Мир давно не молод, а всё остаётся как встарь.

Злата молчала. Она сидела в своём кресле — подумал Олаф — как царица. В такие моменты её можно назвать надменной, горделивой молодой женщиной. Клеопатра в космосе, не иначе, и любые дары мира должны падать к её ногам, но это ошибочное мнение. Он, немолодой седой мужчина, когда-то нянчил эту тогда ещё девчушку, которая бегала по кораблю с деревянным мечом и сражала наповал драконов и монстров — стулья и игрушки. Время научило эту игрунью говорить словно ручей, быть твёрдой, как крепость, но в груди её билось живое сердце, женское, доброе. И характер Злата переняла от матери, та тоже была с королевской осанкой, вела домашние дела, как полководец, но была ласковой, доброй. Внешность обманчива — в данном случае это приятный обман.

— Златушка, окажи нам ответную милость, выступите завтра после ужина. Больно уж наши гости нынче привередливые, глаз да глаз за ними. И наши люди тоже ещё те стервецы, в карман за словом не полезут, сразу за мечи хватаются да за другое оружие. Может, уймутся, когда музыканты что-нибудь сыграют, а ты споёшь нам.

— Я могу Аюшу послать, она девушка молодая, молодец, а голос такой, что все влюбятся тут же и забудут про свои перепалки, — улыбнулась Злата. — А я устала. Думала, через два перелёта будем уже на месте, и надо же – решили путь сократить – сократили на своё несчастье.

— Пусть Аюша поёт тоже, конечно, вы все и каждый звено одно целого, но, Злата, тут такое дело… Его воины тут. Хотят видеть тебя лично, что за птица такая. А я им могу слово поперёк вставить? Не ссорь нас, Злата, не ссорь, нам сейчас тяжело. У нас война на носу, настроение такое среди моих людей, хоть в петлю лезь.

— Он тут? — взволнованно спросила Злата. Олаф отрицательно покачал головой. Она всегда знала, что добра от такого внимания ждать нельзя и избегала военных кораблей, даже людских. На промысловых платили меньше, но зато всегда спокоен, что, когда ляжешь спать, никто не нападёт на судно.

Она опустила глаза, и лицо её будто побледнело, казалось, страх пытался её одолеть. Неслучайно сердце билось в тревоге, бессмысленно было гнать предчувствие от себя, что случится беда. Маленький корабль менестрелей, странствующий в космосе и предлагающий послушать музыку и песни, вошёл в неспокойную зону, где вот уже как почти земной месяц объявлено временное перемирие для переговоров. И Ясный Глаз — капитан, высокий добродушный великан с пивным брюшком, а попутно скрипач — приказал лететь именно через этот сектор. Друбойня.

— Его тут нет, — тихо и виновато ответил Олаф. – Но воины его тут. Им уже рассказали о вашей труппе и том, кто ты. Злата…

— Я спою. Только пусть там будут и твои люди. Не хочу, чтобы они думали, будто я испугалась или хочу задобрить их.

— Спасибо, ты нас выручаешь. Очень выручаешь.

— Не за что пока. А теперь иди. И пусть никто не беспокоит меня до завтра, я должна обдумать всё, одна. А музыкантам передай, чтобы веселились без меня.

Злата всё ещё казалась бледной, но Олаф не стал мучить её расспросами, зная, что одних жёлтых пронзительных глаз яутов ей хватит завтра на годы и годы вперёд. Ходили слухи — особенно среди людей — что за ней, за девушкой-менестрелем, ухаживал Старейшина клана яутов. А’кш — Вереск — преподносил ей такие дары, о которых настоящие царицы могли только мечтать, а она — всего лишь менестрель, у которой за спиной лютня, а за душой — только её труппа, таких же мечтателей и странников.

Злата сняла с пальца правой руки золотое кольцо с синими камнями, в которых переливались лазурные и песчаные цвета, и положила его на тумбу. Украшение — тоже один из подарков — Злата носила, не в силах отказаться от того, что частица моря, пусть и неживого, всегда с ней.

Ясный Глаз заменил ей отца и не вмешивался в эти отношения, не давая при этом ход сплетням. Не поддерживал, смотрел на неё с сожалением в минуты раздумий. Сколько хороших мужчин к ней сваталось, но она всем отказывала. И А’кш звал её с собой, хотел увезти в свой клан, сделать единственной, обещая бросить всю Вселенную к ногам бедного менестреля, но Злата и ему ответила отказом.

***

Собрался полный обеденный зал; так как помещение для тренировок и выступлений оказалось занято военным инвентарём, и к внезапному приезду музыкантов его не успели освободить. На вопрос — а где же тогда тренируются бравые воины — гостям дали ответ, что сейчас у каждого члена экипажа идёт один бой — с самим собой. А отработка разных тактик — в залах поменьше, но столько народу, сколько собралось сегодня, там не поместится.