В его голосе слышалась ирония.
— Вы мне не верите! — воскликнул человек.
— Вы не назвали имен.
— Поверьте, сударь, я сам не знаю ее имени…
— Значит, это женщина?
— Да, сударь… Но поедемте скорее, нас ждут!
— Прошу меня извинить, но меня тоже ожидают, и сегодня я не планировал устраивать конную прогулку. Всего хорошего.
И, приподняв в знак прощания шляпу, Атос развернулся и, не говоря больше ни слова, ушел.
Человек, оставшись в полном недоумении, горько вздохнул и, оседлав одну лошадь и беря поводья другой, выехал из Парижа и пустил лошадь рысцой.
Все это немало взволновало и удивило Атоса, однако, когда он подошел к друзьям, складка недоумения на его лице разгладилась, и оно вновь приняло свое привычное выражение.
Однако позже, когда, оставшись один, мушкетер собирался спать, он более внимательно просмотрел записку и уловил тонкий аромат духов, как если бы письмо писала женщина.
========== Глава 2 ==========
«Le malheur ne vient pas seul»
«Беда не приходит одна»(фр.)
— Друзья, мы едем в Лондон! — в трактир весело ввалился дʼАртаньян и с размаху приземлился на скамью рядом с Атосом.
— Какая радость, — проворчал сонный Арамис.
— С какого перепугу? Чтобы нам Тревиль потом навешал… Э. За самовольные выходные?..
— Мой дорогой Портос! — воскликнул дʼАртаньян и протянул ему письмо. — Арамис, Атос!
— ДʼАртаньян, вы устроились послом? — спросил Арамис, вскрывая свой конверт. — О, что я вижу! Отпуск… От господина де Тревиля!..
— Но как вам удалось, черт возьми? — удивленно воскликнул Портос. — Дорогой Атос, мы едем не в Англию, а на море, лечить вашу рану!
— Нет, мы едем в Англию! Друзья, нам предоставился шанс спасти королеву и хорошенько проучить его высокопреосвященство!
— ДʼАртаньян, это нужно королеве или вам? — впервые подал голос Атос, глядя на дʼАртаньяна одним из своих пронзительных взглядов.
-Ну… — замялся дʼАртаньян. — От этого будет зависеть честь еще одной женщины… Это нужно мне, Атос.
— Тогда в чем же дело? Я с вами, дʼАртаньян!
-И я, — протянул руку Арамис.
-И я, — повторил за ним Портос.
-Тысяча чертей! — воскликнул дʼАртаньян и бросил на стол увесистый мешок. — Здесь триста пистолей, пусть каждый возьмет себе по семьдесят пять — и в путь!
Друзья собрались, и уже в девять вечера маленький отряд из восьми человек тронулся в путь.
Надо сказать, что этот отряд терпел потери. Уже в Шантильи Портоса оставили с дуэлью на носу, Мушкетон при первой же засаде получил пулю в мягкое место, а Арамис остался в Кревкере с Базеном и пулей в плече.
Атос и дʼАртаньян прибыли в Амьен в полночь. Сняв общую комнату и оставив слуг — одного стеречь лошадей, другого сторожить вход — легли отдыхать.
На следующее утро после завтрака дʼАртаньян ждал Атоса на выходе трактира, пока тот расплачивался. Бросив хозяину гостиницы два экю, Атос уже собирался уходить, как вдруг хозяин пронзительно вскрикнул за его спиной:
— Фальшивомонетчик! Держите его! Монеты фальшивые!
Откуда ни возьмись, со всех сторон на Атоса налетели люди с палками. Выхватив пистолет, Атос двумя выстрелами уложил двух нападавших и крикнул дʼАртаньяну во всю силу своих легких:
— Я в ловушке! Скачите во весь опор!
ДʼАртаньян, мигом сориентировавшись, вскочил на запряженную лошадь, стоящую неподалеку, и галопом помчался прочь.
Положение Атоса внушало опасения. Не в силах противостоять натиску дворовых мужиков, он стал отступать. Его шпага сломалась об металлический брус хозяина, которым он весьма ловко орудовал, при первом же выпаде.
Атос схватил с барной стойки пыльную тяжелую бутылку и со всего размаха опустил на голову особенно назойливого противника. Тот, охнув, тяжело осел на пол.
— Эх, это вино было Анжуйское… — произнес Атос и схватил вторую бутылку, огрев ею также нападавшего слева. — Эх, а это Бургундское…
Он сделал еще шаг назад и тут же почувствовал, что падает. В следующую минуту он оказался в горизонтальном помещении на сыром полу. Услышав грохот, он поднял голову. Это захлопнулась дверь погреба (а именно в погребе он и оказался).
Воспользовавшись этой шикарной возможностью, Атос немедленно придвинул к двери большую бочку. Теперь он мог вздохнуть свободно.
Атос огляделся. Он находился в невысоком помещении, вдоль стен которого стояли длинные полки с винами, колбасами и всевозможными закусками. Решив, что он устроился довольно удобно, мушкетер сел на большую корзину и прислушался к звукам снаружи. За дверью, очевидно, происходила оживленная борьба. Вслушиваясь в удары, крики и стоны, Атос пришел к заключению, что дверь довольно крепкая. Но вместе с этой мыслью к нему пришла и другая: эти неотесанные мужланы могли до смерти забить его верного слугу Гримо.
Атос зарядил свой пистолет, отодвинул бочку и открыл дверь с криком:
— Одно движение — и я стреляю. Бью редко, но метко. Гримо, ко мне.
Сделав приглашающее движение рукой, он с самым любезным видом пропустил Гримо в погреб и, приподняв шляпу, отвесил поклон хозяину с самым невозмутимым видом. После этого он неспешно закрыл дверь и вернул бочку на место. Лишь после этого за дверью спало недоумение и возобновились яростные крики.
***
По прошествии трех дней (все эти дни, надо сказать, хозяин пытался вытащить Атоса из своего погреба: сначала угрозами, потом уговорами, потом мольбами.) Атосу пришло письмо. Причем пришло оно весьма необычным способом: прошло под дверью. Это снова был белый конверт без печати, лишь только прибавился адрес: «г. Атосу, Амьен. Трактир. Погреб трактира.».
Атос вскрыл конверт и прочитал письмо.
Вот оно:
«Господин Атос, для вас из Лондона был отправлен ящик с вином. Если вы уже получили эту посылку, немедленно разбейте все бутылки, в ней содержащиеся. Вино отравлено.»
Словно в подтверждение этого письма, снаружи опять раздались крики. Хотя они были не редкостью с тех пор, как Атос вынужден был поселиться здесь, он все равно прислушался.
— Лекаря, лекаря! — надрывался голос хозяина за дверью.
— Очевидно, вино все-таки пришло, пусть до меня и не дошло… — произнес Атос, задумчиво оглядывая полки с закусками. — Но оно и к лучшему, да, Гримо?
За спиной Атоса упало что-то тяжелое. Верный слуга хотел подойти поближе к своему господину, но, не устояв на пьяных ногах, упал.
— Вот скажи мне, Гримо, — обратился к нему мушкетер, прекрасно понимая, что разговаривать с человеком в таком состоянии, что Гримо — все равно что разговаривать со стеной. Хотя даже у стен есть уши. — Скажи мне, от кого идут мне эти письма? Я получил уже два… и оба они весьма странного содержания. Однако этот некто, по-видимому, заинтересован в том, чтобы я остался жив…
Атос замолчал и не произнес больше ни слова. Атос вообще был человеком весьма немногословным. Говорил он мало и редко, каждое слово его было к месту. Он редко улыбался и почти никогда и никто не слышал его смеха.
Он отличался редким мужеством и самообладанием, на его бесстрастном лице невозможно было прочитать никаких эмоций, иногда оно казалось даже отрешенным.
Хотя ему было около тридцати лет, он по-прежнему оставался красив. Многие девушки отдали бы все на свете, лишь бы уловить мимолетную улыбку или хотя бы теплый взгляд, обращенный к ним. Надо признать, все их старания покорить сердце мушкетера не могли увенчаться успехом. Даже в общении с самой симпатичной дамой Атос оставался лишь холодно-учтивым, и только.
Но оставим же нашего Атоса в размышлениях, ему есть о чем подумать.
========== Глава 3 ==========
«à la guerre tous les moyens sont bons»
«На войне все средства хороши»(фр.)
«Благородная, изысканная внешность Атоса, вспышки душевного величия, порой освещавшие тень, в которой он обычно держался, неизменно ровное расположение духа, делавшее его общество приятнейшим в мире, его язвительная веселость, его храбрость, которую можно было бы назвать слепой, если бы она не являлась следствием редчайшего хладнокровия; он был среднего роста, но так строен и так хорошо сложен, что не раз, борясь с Портосом, побеждал этого гиганта, физическая сила которого успела войти в пословицу среди мушкетеров; лицо его, с проницательным взглядом, прямым носом, подбородком, как у Брута, носило неуловимый отпечаток властности и приветливости, а руки, на которые сам он не обращал никакого внимания, приводили в отчаяние Арамиса, постоянно ухаживавшего за своими с помощью большого количества миндального мыла и благовонного масла; звук его голоса был глубокий и в то же время мелодичный. Но что в Атосе, который всегда старался быть незаметным и незначительным, казалось совершенно непостижимым — это его знание света и обычаев самого блестящего общества, те следы хорошего воспитания, которые невольно сквозили в каждом его поступке.