Впрочем, я соблюдал осторожность: взяться за книжку в компании приятелей было равносильно тому, чтобы записаться на уроки флейты или в кружок народного танца, но здесь-то я был один и потому без опаски вытащил из рюкзака «Бойню номер пять» Курта Воннегута – меня зацепило слово «бойня».

Поворочавшись с боку на бок, я утрамбовал для себя этакий солдатский окоп, недоступный наблюдению как сверху, из особняка, так и снизу, из города. Чтобы настроиться на нужный лад, обвел глазами игрушечные пейзажи, где вместо лесов теснились посадки, а вместо озер – водоемы, где пастбища для молочных стад и овечьих отар заняли конюшни, кошачьи гостиницы и собачьи приюты. Щебет птиц соперничал с ропотом транспорта и назойливым жужжанием телеграфных проводов, но все окрестности с расстояния выглядели вполне приемлемо. С большого расстояния.

Я снял футболку, поупражнялся в прикуривании своей единственной сигареты дня, а затем приступил к чтению, заслоняя глаза от солнца книгой и время от времени стряхивая с груди пепел. В вышине кружили чартеры из Испании, Италии, Турции и Греции в нетерпеливом ожидании свободной полосы. Закрыв глаза, я наблюдал за нитями, плывущими по экрану моих век, и пытался, насколько хватало глаз, уследить за серебристыми рыбинами, пока те не ускользали с воздушной рекой.

Когда я проснулся, солнце стояло в зените, и меня на миг привели в паническое смятение чьи-то крики, гиканье и охотничьи возгласы, долетавшие с вершины холма: облава. Неужели на меня? Нет, я услышал шорох травы и судорожное дыхание преследуемой жертвы, несущейся вниз по склону в мою сторону. Я присмотрелся сквозь травянистые стебли. Девушка была одета в желтую тенниску и куцую джинсовую юбку, которая сковывала ее движения; у меня на глазах она двумя руками поддернула юбчонку, а потом оглянулась и сложилась пополам, упираясь лбом в шершавые коленки, чтобы перевести дух. Лица ее я не видел, но проникся тревожным ощущением какого-то зла, исходившего от особняка: не иначе как там размещалась психлечебница или секретная лаборатория и беглянка нуждалась в моей помощи. Опять крики, улюлюканье; девушка оглянулась, распрямилась, поддернула юбку еще выше, целиком открыв бледные ляжки, и помчалась прямо на меня. Сжавшись, я успел заметить, как она еще раз оглянулась – и со всего размаху плашмя рухнула на землю.

Стыдно сказать, но я заржал, хлопая себя ладонью по губам. На миг все стихло, а потом я услыхал, как она стонет и одновременно хихикает:

– Ай! Ой, мамочка моя, вот идиотка! О-о-о-ох!

До нее сейчас было метра три-четыре, тяжелое дыхание прерывалось ее же мученическим смехом, а я вдруг физически ощутил свою голую цыплячью грудь, розовую, как консервы из лосося, и на ней – смешанный с сигаретным пеплом густой пот. Не высовываясь из окопа, я извивался на ровном дне, чтобы надеть футболку.

Из особняка на холме раздался насмешливый голос:

– Эй! Мы сдаемся! Ты победила! Возвращайся к нам!

А я беззвучно кричал: не верь, это ловушка.

Девушка простонала себе под нос:

– Вставай!

Тут ее позвал другой голос, женский:

– Молодчина! Сейчас обедать будем! Поворачивай!

– Не могу! – выдавила она, сидя на земле. – Ой! Черт!

Я вжался в землю, а девушка, пытаясь встать, пошевелила лодыжкой и вскрикнула от боли. Таиться дальше было невозможно, но я не мог придумать, как непринужденно выпрыгнуть из ямы посреди луга. Облизав губы, я не своим голосом окликнул:

– Ау-у!

Она чуть не задохнулась, завертелась юлой на здоровой ноге, но тут же упала навзничь и скрылась в траве.

– Слушай, только не психуй, я просто…

– Кто это?!

– Просто даю знак, что я тут…

– Кто? Где?

– Да здесь. В высокой траве.

– Кого тут черти носят? Ты где?

Я резким движением одернул футболку, вскочил и, низко пригибаясь, как под обстрелом, ринулся туда, где лежала девушка.

– Не хотел тебя пугать.

– Оно и видно, извращенец!

– Эй, я сюда первый пришел!

– Ну и чем ты тут занимался?

– Да ничем! Книжку читал! Почему они за тобой гонятся?

Она посмотрела на меня искоса:

– Кто?

– Да эти, почему они тебя преследуют?

– Разве ты не в труппе?

– В трупе?

– В труп-пе – разве нет?

«В труппе» – на меня повеяло чем-то зловещим, и я подумал, что смогу еще пригодиться. «Идем со мной, если хочешь жить».

– Да нет же, я…

– Тогда чего тебе тут надо?

– Ничего. Я на велике катался, вот…

– И где он, твой велик?

– Вон там. Я читал, потом заснул, потом решил себя обнаружить, но так, чтобы тебя не испугать.

Она изучала свою лодыжку.

– Ну-ну.

– Но на самом-то деле тропинка – это не частное владение. Я имею такое же право здесь находиться, как и ты.

– Допустим, но на самом-то деле я здесь нахожусь не без причины.

– И по какой причине они за тобой гнались?

– Что? А… Дурацкая игра. Забей.

Двумя большими пальцами она проверяла, целы ли кости.

– Ой!

– Болит?

– Да, болит как сволочь! Бегать по лугам – гиблое дело. Ногой угодила в яму.

– Да, я видел.

– Правда? Ну спасибо, что не заржал.

– Я заржал.

Девушка прищурилась.

– Может… помочь? – спросил я, чтобы искупить вину.

Она смерила меня взглядом сверху вниз, то есть ее взгляд реально метнулся вверх и реально скользнул вниз: меня оценивали, да так, что я невольно сунул кончики пальцев в карманы.

– Еще раз спрашиваю: какую грязишку ты тут высматривал?

– Да я просто… Смотри, я тут читаю! Вот, гляди!

С этими словами я спрыгнул в свой окоп, чтобы достать и предъявить ей книгу в бумажном переплете. Она изучила обложку и, как фото в паспорте, сличила с моей физиономией. Удовлетворив свой интерес, девушка попыталась встать, но содрогнулась и осела на землю, а я подумал было протянуть ей руку, как для рукопожатия, но это показалось мне какой-то нелепостью; тогда я опустился на колени у ее ног и совершил почти такую же нелепость: как будто собираясь примерить ей хрустальный башмачок, взял ее за щиколотку: адидасовские кроссовки с синими полосами, надетые на босу ногу; голень бледная, в веснушках. Мои руки чувствовали легкие уколы свежих щетинок, черных, как железные опилки.

– Тебе там удобно? – спросила она, уставившись в небо.

– Да, вот произвожу осмотр… – Напустив на себя вид заправского травматолога, я ловко пробежался большими пальцами по ее щиколотке.

– Ой!

– Прости!

– Скажите, доктор, что конкретно вы ищете?

– Я ищу, где болит, чтобы определить порядок действий. В первую очередь следует посмотреть, не торчит ли наружу кость, проткнувшая кожу.

– Ну и как: торчит?

– Нет, обошлось. Это всего лишь растяжение.

– А смогу ли я вновь танцевать?

– Сможешь, – ответил я, – только если по-настоящему захочешь.

Она рассмеялась в небо, и я, этакий самодовольный ловелас, тоже хохотнул.

– Так мне и надо: придумала, что надеть, – сказала она, подтягивая джинсовую юбку к коленям. – Потому что нечего заноситься. Какая же я дура. Ладно, пойду. Отпусти мою ногу.

Слишком резко отдернув руки, я застыл с глупым видом, а она попыталась встать.

– Ты не мог бы…

Я рывком поставил ее в вертикальное положение и придержал за руку, а она попробовала наступить на узкий носок поврежденной ноги, опять содрогнулась и сделала новую попытку; тем временем я, вроде как глядя в сторону, поспешил ее рассмотреть. Ростом она была пониже меня, хотя и ненамного, кожа бледная, волосы черные, коротко стриженные, но с длинной челкой, которую она сейчас убрала за ухо; затылок выбрит, чтобы подчеркнуть плавную линию черепа – это смотрелось одновременно строго и стильно: прямо Жанна д’Арк, только-только из салона красоты. Если не ошибаюсь, в тот раз я впервые засмотрелся на чей-то затылок. В ушах – крошечные черные «гвоздики»; для особых случаев проколоты две запасные дырочки. Поскольку мне было всего шестнадцать, я в полной уверенности, что ни одна девчонка не распознает такую уловку, затуманил взгляд, притворяясь, будто меня вовсе не интересуют ее груди. На них читалось «Адидас»; у ярко-желтой тенниски были до того короткие рукава, что у самого плеча я рассмотрел оспину от прививки, похожую на отпечаток мелкой римской монеты.