О том, чтобы перемахнуть через стену, как бывало, сейчас можно и не мечтать. А вот дерево... такое родное и до последней удобной веточки знакомое... все равно тяжело. Одна рука. Одна нога. И совсем нет головы — грустно констатировала девушка, кое-как устраиваясь в знакомой развилке. Ну и что!!! Это мелочи, главное — ОНА ВЕРНУЛАСЬ!!!

И сразу стало легко дышать, а движения всего на миг, но обрели былую легкость. Вот оно, родное окошко, и, как всегда, открыто.

И соседнее...

Иллис старалась изо всех сил, просто из последних, но... она не могла не посмотреть. Конечно, в окне никого не было. Спит еще. Все спят.

Подоконник комнаты парней был теплым и таким надежным. Особенно когда у тебя трясутся даже здоровые рука и нога. Не говоря уже о раненых. Иллис обвела комнату глазами.

Ничего не изменилось. Ее ширма так и стоит в дальнем углу, на полу возле кровати Маиса валяется один ботинок. Как всегда. Куда он второй, интересно, девает? Еще ни разу не нашелся рядом... Словно ничего и не было... ни боли, ни страха, ни смерти... ни-че-го.

А на столе цветы и... ее портрет Горло перехватило от нежности. Иллис откинулась на стену и на секунду прикрыла глаза. А когда открыла, наткнулась на ошеломленный взгляд Габриэля.

Взлохмаченный со сна и совершенно не соображающий, на каком он свете, парень таращился на нее, приподняв голову с подушки. Вот моргнул несколько раз и протер ставшие огромными глазища.

— Тс-с-с-с! — Иллис, все так же улыбаясь, прижала палец к губам. — Еще совсем рано.

Гай продолжал хлопать на нее длиннющими ресницами, потом еще раз протер глаза — у Маиса, что ли, уроки брал? А через пять секунд заорал что-то невразумительное и соскочил с кровати, путаясь в одеяле.

— Гай, какого торк...! О, Хеллес! — взгляд Норриана переместился от Габриэля, который умудрился сбить по пути стул и чуть не стянул скатерть, на окно. — Иллис... не может быть! — почти прошептал он.

Льен почти одновременно с ним резко сел на кровати и прикусил губу, слоено стараясь скрыть нахлынувшие чувства.

— Ну слава Хеллес. Я знал... — тоже негромко проговорил он.

Еще несколько секунд они остолбенело молчали. Не верили. Не смели. А потом вдруг завопили разом. Все, даже Норриан, даже Льен. Они обступили ее, пытаясь прикоснуться, убедиться лишний раз... Они чуть не задушили ее в объятиях.

— Эй, уроните! — смеялась Иллис, цепляясь здоровой рукой то за подоконник, то за кого-то из мальчишек. Она смеялась, а лицо было мокрым.

И в ту же секунду она стала прежней. Ушли в небытие все страхи и боль, забылись. Как не было. Осталась только радость и невероятная, какая-то щемящая нежность к ним, таким родным. Близким.

Правда, обнимали и сияли радостью только трое.

Наконец первый шквал объятий стих. Парни тайком вытерли глаза.

— Нет, вы только посмотрите на него! — Норр указал на нечто, отдаленно напоминающее гусеницу. С подушкой вместо головы. Известный соня, Майс не желал просыпаться даже сейчас, после всех криков, воплей, смеха и грохота упавших стульев.

Иллис мягко высвободилась из обнимающих рук, соскользнула с подоконника и села на край его постели. Мальчишки столпились вокруг, украдкой вытирая глаза, но уже сияя радостным интересом. Сейчас будет ве-е-е-есело.

Девушка им подмигнула, хихикнула и потянула на себя сразу и подушку, и край одеяла.

— Просыпайся, соня! — она наклонилась и пощекотала торчащий наружу кусочек пятки.

Майс отдернул пятку и что-то пробурчал в подушку.

— Ну дай поспать немножко... еще пять минуточек... не сейчас, Илль... — выдал он через минуту настойчивой щекотки и попытался закуклиться в одеяло поплотнее.

И вдруг до него дошло.

— Иллис?!!! — он буквально взвился на кровати, хлопая заспанными глазами и создавая ресницами ветер. Точно они с Габриэлем близнецы-братья...

Иллис засмеялась, опрокидывая его обратно на подушку. — Привет, соня! Ты не меняешься!

Майс покорно откинулся на спину, но почти сразу же вскочил обратно.

— Иллис, это ты... мы уже не верили... Илль!!! — Майс улыбался и плакал одновременно, даже не скрывая этого. Он ни на минуту не отрывал от нее взгляда. И кажется, впервые пожалел о своей привычке долго спать по утрам.

— Ну я, я! — Иллис сама потянулась к нему, обнимая здоровой рукой, запуская пальцы в и без того разлохмаченные белокурые локоны. — Я вернулась. Я вернулась...

Сейчас ей даже не хотелось вспоминать, чего стоило это возвращение.

Два месяца... Два месяца на грани между жизнью и смертью. В старом, забытом богами домишке за каменной кручей. В компании полусумасшедшего старого отшельника.

Каким чудом этот реликт предыдущей эпохи вообще выжил там, куда пришли кархи? Зачем, а главное, как он умудрился стащить уже бесчувственное тело с башни и унести к себе в горы? Он ей не ответил. Хотя Иллис спрашивала каждый день с того момента, как пришла в себя.

Он был очень добрый, этот сухонький старичок со слишком светлыми глазами. И очень странный... Иллис так и не поняла, что он с ней сделал и как умудрился вытащить с того света. С такими ранами не живут. Страшные узловатые шрамы мало того, что отвратительно выглядели, еще и болели. Очень болели.

И все же она выжила. Выжила! Чтобы вернуться.

Ей пришлось многому учиться заново. Говорить. Есть самостоятельно. Ходить! Все было больно. И несколько раз она срывалась, рыдала и проклинала отшельника за то, что тот не дал ей просто спокойно умереть. Старичок не обижался, только гладил ее по аккуратно расчесанным им же волосам и приносил очередное снадобье. Из каких-то местных сколопендр, не иначе, потому что на вкус — мерзее не придумаешь!

Она успокаивалась и с прежним упорством училась жить заново.

Не больно было только во сне. Но и тут не было покоя. Иллис все время снилась дорога, по которой нужно идти. И туман. Серый такой, холодный. А там, над дорогой, еще высоко, было солнышко и синее небо, и девушка знала — там будет тепло и спокойно. Она уже совсем почти ушла, но кто-то звал ее из тумана. Звал, и этот голос, такой знакомый и в то же время неузнанный, тревожил и не давал сдвинуться с места.

Первое время она вообще ничего не помнила, даже собственного имени. Постепенно воспоминания вернулись, но с ними пришла и тревога. То, что барьер получилось вернуть, она знала. Может, помнила, может, чувствовала. Неважно. Она не знала главного — выжили ли те, кто шел за ней? Смогли ли они вернуться? А еще... ждут ли ее там... там, где солнечные лучики на рассвете прыгают по черепичным крышам наперегонки и большое дерево трется ветками о подоконник.

Она ушла, как только смогла самостоятельно передвигаться.

Ей повезло. Опять. Поисковый отряд рейнджеров наткнулся на потерявшую сознание девчонку в изодранной орденской форме совершенно случайно. Ну вот умудрилась она окончательно потерять сознание в двух милях от пограничной тропы. Да еще в самых густых зарослях. Если бы не ручной свирок младшего рейнджера...

Кажется, она была последней, эта поисковая партия. А Иллис была последней, кого нашли в пустошах.

Ее привезли в замок Радриар под утро, когда утомленные ночной сменой целители уже не вглядываются в лица больных. И только на следующий день, опять совершенно случайно, тяжело раненная пациентка в отдельной палате попалась на глаза другой, выздоравливающей.

Уже потом Анелла, совершенно не наигранно держась за сердце, вспоминала, что чуть не отдала душу Хеллес прямо там, у больничной кровати, на которой лежала не просто надежда Амонтильера, но и ее маленькая девочка, которую сама с трудом выжившая мастер Ордена уже успела оплакать.

Глава 6

С момента, как Кириан увидел в развилке дерева Иллис, а потом услышал бурную радость парней за стеной, прошло, кажется, несколько жизней. Он даже не понял, в какой момент шум и ликование переместились вниз, во двор. Стоял, как окаменевший, в простенке у окна и не мог даже пошевелиться. Дышать не мог!