Нет, миллиардер мне не был нужен.

И никогда я о подобном не мечтала. Никогда! Честное слово! Это все Лялечка Василевская из маркетингового отдела виновата. Она, блондинка с полной четверкой, заявила, дескать, всё – всё, девочки! – в этом мире делается лишь для нее. И виллы на Багамах строятся, и лимузины железные на заводах куются, и олигархи-миллиардеры свои миллиарды зарабатывает.

Всё!

Всё для нее! Вернее, для таких, как она – молодых, высоких, загорелых и длинноногих.

А еще сказала, что купальник для поездки в Портофино она себе уже купила.

Я тогда возьми да ляпни – мол, как же тогда быть нам? Обычным Соням Огурцовым с ростом табуретки и талией креветки? Немолодым. Тридцать мне почти пять лет назад как стукнуло. Да не просто так стукнуло, а, как пел «Король и Шут», «камнем по голове» огрело. А на последнее, вчера случившееся, не-буду-говорить-скока-летие мне официально объявили, что я теперь совсем старушка и неликвид. Вечером мама позвонила и со слезами полтора часа сокрушалась о том, что, часы мои свой лимит протикали, и внуков теперь она не дождется. Ах, да-а-а! Забыла сказать, что перед этим, утром, мне позвонил мой бойфренд (теперь уже бывший) и сообщил, что бросает меня. Чтобы жениться на другой (ну, вы понимаете)… И, вот, до самого вечера я сидела, ревела, запивая рыдания коньяком, и обещала себе, что больше ни за что!       Больше никогда…

… а тут эта Лялечка со своим купальником. И такая, девочки, меня обида взяла! Чем я хуже то? Ну, полновата. И волосы от краски посеклись. Ну, ногти на нервах сгрызла – после разрыва с милым же была! И, этот, как его…

…возраст. А мелкий рост, между прочим, каблуки неплохо исправляют!

В общем, обозлилась я тогда на Лялечку, как собака Баскервилей на сэра Генри. Обозвала ее в сердцах пустоголовой. А они – Василевская и все ее коллеги из отдела – надо мной только поржали. Не смеялась лишь Рая из бухгалтерии – пятидесятилетняя старая дева с приданым в виде выводка котов, собрания сочинений Оскара Уайльда и радикулита.

Уж она-то меня хорошо понимала!

– Я, Сонька, хоть и пустоголовая, – не стала спорить Ляля, – зато красотка и счастливица. И мужики мне под ноги штабелями ложатся.

Она смотрела на меня сверху вниз, вся такая блондинисто-загорелая, сияющая персиковыми румянами на щеках, так что во мне проснулся дух противоречия:

– Пф-ф, штабелями. Это ты загнула. Современные олигархи – люди образованные. Их одними ногами-сиськами не покоришь.

– Так говоришь, будто тебе есть чем другим их покорять? – заломила бровь Василевская, а ее подружки хором хихикнули.

– А вот и найду чем! – зачем-то вступила в спор я.

– Хо-о-о! – округлила глаза Ляля, и на лице ее появилось коварное выражение. – Вы слышали это, девочки? Наша Огурцова – тайная секс-бомба, покорительница олигархов.

– Тоже мне, Анастейша из «Пятидесяти оттенков» нашлась, – хохотнула с южным акцентом черноволосая шикарная Алла.

– Эй, где своего мистера Грэя потеряла? – поддержала ее тоненькая, как тростинка, Ника.

– Тише. Тише, девочки, – шикнула на них Ляля, и глаза ее пугающе сверкнули. – А, знаете, что я придумала? Пари! Спор. – Рука с алыми нарощенными ноготками протянулась ко мне. – Если Огурцова закадрит миллиардера, я отдам ей свою новую машину, которую мне пусик подарил.

– Слухай, Ляль, а на шо ей твоя машина будет нужна, если она соблазнит олигарха? Он ей десять машин купит, – засомневалась Алла.

– Ну-у-у, – задумалась Василевская, – ладно, пусть будет не машина. Пусть будет любое желание. Слышишь, Огурцова? Любое, если, конечно, тебе не потребуется единорог.

– Прям любое-любое? – усомнилась я. – То есть, и собственность твою потребовать можно? И чтобы ты с работы, например, уволилась?

– Да, – жеманно пожала плечиками Ляля.

Я нахмурилась. Чего ей, Ляльке, собственно терять? Квартира у нее съемная, машины-наряды – все любовниками надарено. С нее не убудет. И работа ей, кажется, не сильно нужна. Может себе Василевская такой спор позволить.

– А что с моей стороны?

– Проиграешь – уволишься. Мне этого будет достаточно.

Черт! А я себе такой риск позволить не могу. Я эту работу и так кое-как получила. Я за нее зубами держусь. Ведь тут, в Тумановске, таким, как я, девам со скромным дипломом местного вуза, посредственной внешностью и отсутствием нужных связей, работенку со сносной зарплатой найти просто нереально.

– Ну, готова ответить за свои слова? Или трусишь?

И тут мне так за себя обидно стало! За всех, вот таких как я, Сонь Огурцовых, которых списали со счетов и на помойку жизни выбросили из-за того, что у нас вид не модельный. Не знаю, кто меня за язык тянул, но я зачем-то повелась на Лялькину провокацию и протянула ей свою дрожащую от волнения руку.

– А вот и не трушу. Спорим! Спорим, что я выйду замуж за миллиардера!

– Смело, Огурцова. Смело, – скривила лицо Василевская, двумя пальчиками, словно боясь испачкаться, пожала мне руку, – и срок давай оговорим, чтобы в этой жизни… Даже, в этом году все у тебя с олигархом получилось. А точнее, в ближайший месяц. Ты ведь как раз завтра в отпуск идешь.

Отпуск отпуском, но…

– Эй, так быстро?

– Конечно, чтобы все по честному было, и ты себе пластическую операцию сделать не успела.

– Да мне и в голову такое бы не пришло, – краснея, оправдалась я (на самом деле пришло, и я уже подумывала, где бы взять на это дело кредит).

– Не важно, – грубо перебила Ляля. – Через месяц я уезжаю с пусиком в США на полгода. У меня нет времени ждать бесконечно.

Я гневно выдохнула. С Василевской хрен поспоришь.

Роковое пари было заключено.

Закончив общаться с отделом маркетинга, я гордо собрала тарелки на поднос – дело было в столовой на обеде – и понесла его к стойкам для грязной посуды, но, поскользнувшись на оброненном кем-то чайном пакетике, морской звездой растянулась на полу. Вот стыдобища-то! И обидно…

Обидно до слез!

Лялечка, как ни странно, надо мной смеяться больше не стала. Только посмотрела так высокомерно-презрительно, и глаза ее как будто говорили, что тут, в луже из размазанного по полу недоеденного пюре вперемешку с недопитым компотом мне, Соне Огурцовой, самое место.

Не выдержала я такого позора. Сбежала от обидчиков в туалет и там, сидя в закрытой кабинке на унитазе, разревелась в голос. Ну, почему я такая несчастная? Такая невезучая! И внешность-то у меня непрезентабельная, и квартира тесная, и зарплата самая маленькая в отделе.

А в этом месяце еще и премии лишат за опоздание и за то, что, сама того не зная, важному клиенту нахамила. А я что? Я ж не знала, что тот нетрезвый дядька с перегаром, что вывалился на меня из лифта и попытался схватить за грудь, приговаривая «Наташенька, вы же сегодня совершенно свободны?» – не просто важный клиент, но еще и друг моего начальника. Если б знала, разве б я ему по морде дала? Эх… Я ведь дала! От души! И не пощечину какую-нибудь чисто-символическую, а прямо в зубы кулаком! Слава богу, дядька был настолько нетрезв, что ничего толком про наш конфликт потом не вспомнил. Это генеральный на записи с камеры все разглядел. Хорошо хоть со стороны дядькиной спины смотрел и удар мой не увидел – решил, что его друг сам споткнулся и на меня завалился, – но конфликт засек и долго меня потом ругал за поведение. А я что? Я – ничего. Молчала. Не хотелось быть уволенной…

До вечера доработала кое-как. Сидела и злилась на весь мир, кутаясь в поношенную кофточку, которую хранила в рабочем шкафчике на случай холодов. Организация у нас большая – огромное офисное здание, соединенное со складами, стоит в промзоне на отшибе. Тут ветры такие, что иногда по пути к остановке корпоративных автобусов, что развозят сотрудников, тебя чуть ли не от земли отрывает. А зимой иногда на всех не хватает тепла. Так и работаем в обнимку с обогревателем и вечной чашкой кофе-чая под рукой.