На седьмом кастинге, до которого Сандугаш доезжает уже к одиннадцати вечера, случается неприятность. Это съемка для каталога белья, заказчик желает видеть моделей топлес. Это нормальная просьба. Тело модели ей не принадлежит, в наготе модели нет ничего сакрального, а кто с этим не согласен – вон из профессии. Четыре десятка девушек привычно раздеваются, встают в шеренгу. Штатная ситуация, ей приходилось уже бывать на таких кастингах. Никакого сексуального подтекста в этом нет. Те, кто работает в мире моды, привыкли к женской наготе, и едва ли этих закаленных можно возбудить демонстрацией голой груди. Но в этот раз у нее нехорошее предчувствие, для которого вроде бы нет никаких оснований. Но интуиция редко ее обманывает – вот и в этом раз один из кастинг-менеджеров будничным тоном попросил ее подойти. И сначала записал в блокнот ее данные, а потом оттеснил Сандугаш в соседнюю комнату, опрокинул на стол и, удерживая ее руки, припал губами к груди. Ей едва удалось вырваться. От мужчины пахло виски и копченой колбасой. Она никому не стала рассказывать об этой ситуации. За несколько недель модельной работы уже успела немного сориентироваться в этом мире и понять, что прав тут всегда тот, у кого выше ранг.
Домой она возвращается ближе к полуночи, шатаясь от усталости. В метро буквально на одну минуту закрывает глаза, и в итоге поезд уносит ее на конечную станцию. Сама добавила себе лишних полчаса пути, дурочка.
Сандугаш голодна как дворовый пес, однако настроение у нее хорошее. У нее есть работа – два удачных кастинга в один день. Соседки ревниво расспрашивают ее об успехах. Сандугаш хочется рухнуть в постель и забыться – ведь завтра будильник снова зазвонит в половину седьмого. Но не получается – у одной из девушек радость, ее утвердили на обложку журнала о здоровом образе жизни. По этому поводу все пьют шампанское и едят запретный торт «Прага».
Сандугаш тоже перепадает кусочек – это будет ее ужин.
Примерно в таком темпе и проходили ее будни. И кто бы ей раньше сказал, что работа модели настолько нелегка.
Но Сандугаш знала, что ее ждет нечто большее. Кому-то показались бы наивными такие амбиции, ведь девяносто процентов моделей верят, что однажды их лица украсят американский Вог. Это пахота ради мечты, ради улыбки фортуны и одного шанса на миллион. Но вера Сандугаш больше напоминала не фантазию, а предчувствие. И потом, объективно она вполне годилась на роль той самой избранницы, которая поднимется на Олимп и сорвет большой куш. У нее было необычное лицо, нештампованная яркая красота. В агентстве верили в нее. Она даже слышала, как один из букеров сказал о ней: «Это наша ставка! Типаж в тренде – инопланетянка». Кроме того, с ней было удобно работать – она никогда не опаздывала, ни на что не жаловалась, не требовала специальных условий, была приветлива и мила. Старалась вести себя как профессионал, а это в модельном бизнесе очень ценится. Из сотен девушек, попавших в агентство, только десятки способны месяцами выдерживать такой ритм жизни. Для этого требуются не только работоспособность и умение играть на длинной дистанции, но и холодность к искушениям. Юной красотке иногда бывает трудно отказаться от вечеринки на яхте с участием звезд эстрады ради очередного кастинга в восемь утра. Сандугаш была рабочей лошадкой – ровный характер, привычка к труду и талант верно расставлять приоритеты.
5.
В тот день была съемка для каталога интернет-магазина. Такая работа известности не принесет и портфолио не украсит, зато платят за нее достойно. Сандугаш досталась эта работа чудом – ее внешность считалась слишком яркой для «каталожной» модели. Для таких съемок обычно выбирали типаж «девчонка из соседнего двора» – лицо модели не должно было отвлекать внимание от платьев, которые она представляла. Но ранним утром в день съемки выяснилось, что одна из моделей ночью попала в больницу с приступом почечных колик, и менеджер агентства позвонил Сандугаш, точно зная, что она способна мгновенно собраться, приехать без опозданий и никого не подвести.
К девяти утра модели собрались в гримерной арендованной фотостудии.
Их было четверо. Юленька, похожая на русалку – русые волосы ниже пояса, бледное лицо с огромными серыми глазами и маленький рот сердечком, – ей было всего шестнадцать лет, и это была ее первая модельная работа. Волновалась она так, как будто бы снималась для календаря Пирелли.
Алла, модель плюс-сайз – надменная шатенка с недовольным выражением лица. В России не так много профессиональных плюс-сайз моделей, и требования для них жестче, чем для остальных. У плюс-сайз модели должно быть маленькое худое лицо без намека на второй подбородок, крепко сбитое тело – пусть сорок восьмой размер, но никаких бугорков и жировых валиков, и подиумные пропорции. Это физиологическая редкость, поэтому у таких девушек всегда было много работы. Учитывая, что в последние годы в моду вошел боди-позитив – культура принятия своего тела вместе со всеми его несовершенствами. В случае с плюс-сайз моделями это было откровенное лицемерие, потому что их тела были как раз совершенными. Тела богинь. Роскошные формы, длинные ноги и прекрасные лица. Однако мир, столько лет культивировавший анорексию, продолжал считать несовершенством все то, что отличалось от подросткового нулевого размера. Алла участвовала в лучших показах, снималась для обложек и собиралась переезжать в Нью-Йорк, где ее уже ждал жирный контракт, поэтому к каталожной съемке она относилась как к досадной необходимости, вынужденному реверансу в сторону агентства, слепившего из нее звезду.
Валерия, мулатка с кошачьими скулами и выкрашенными в платиновый тугими колечками жестких волос.
И Сандугаш.
Гримера выделили только одного – предполагалось, что пока будут ставить свет и нумеровать платья, он успеет поработать над лицами всех четверых. Звали его Тимофей, и Сандугаш радостно с ним поздоровалась – им приходилось пересекаться на других съемках. Тот тоже преувеличенно обрадовался и на европейский манер трижды поцеловал воздух возле ее блестящих от крема щек.
Тимофей был чем-то похож на нее саму – тоже рабочая лошадка. Несколько лет в мире моды не испортили его характер, не раздули его эго. Он брался за любую работу, которую предлагало агентство, не отказывался ни от рассветных, ни от многочасовых, ни от натурных (даже на двадцатиградусном морозе) съемок, и никакие обстоятельства не могли его заставить попросить прибавку к гонорару. Поэтому его ценили, приглашали часто, и в иные месяцы он зарабатывал больше звезд профессии.
И он казался немного странным, как и сама Сандугаш. Тихий, малоразговорчивый, задумчивый. В перерывах все время читал в уголке. Одет был скромно – темные джинсы и серый свитер. Отросшие светлые волосы собирал в хвостик простой аптечной резинкой. У него был высокий лоб и ясные зеленые глаза, и было в нем что-то мальчишеское, нежное, наивное, и лицо его располагало к улыбке. Внешне он напоминал скорее студента философского факультета – разве что любовь к селективной парфюмерии могла выдать в нем служителя культа моды. Но не у всех было настолько тонкое и обоняние, чтобы обратить внимание на сложносочиненное облако ароматов, его обычно окружавшее – ветивер, сандал, гваяковое дерево, горький шоколад. Это был запах путешественника – выжженные солнцем степи, тропические леса, морской ветер, мокрый песок. Запах человека, который ищет свободу.
А ведь он мог стать звездой – настоящей звездой. У него был талант преобразить любое лицо, почти не внося в него изменений. Он не рисовал на лицах моделей маски – нет, Тимофей несколько секунд изучал холст, с которым ему предстояло работать, потом закрывал глаза, как будто к чему-то прислушиваясь. А потом, трогательно закусив нижнюю губу, несколькими взмахами многочисленных разнокалиберных кисточек делал из обычной красивой девушки произведение искусства.
Ходили слухи, что Тимофею много раз предлагали перебраться на Рублевку штатным визажистом к то одной, то другой светской львице. Деньги сулили баснословные, но всегда получали отказ. Ему нравилась именно та жизнь, которую он для себя и выбрал. Сандугаш его за это уважала. За то, что в таком юном возрасте – а ему едва ли было двадцать пять – не был готов продать обретенное счастье.