Само по себе это заявление было довольно резким, но не показалось ли ему, что тон, которым она его произнесла, резким совсем не был? Вынести окончательное заключение он не успел, поскольку, перегнувшись через край ковра, углядел в выветрившемся камне на склоне очередной горы нечто вроде пещеры, которая могла оказаться входом в рудник или шахту.

— Попробуем там приземлиться, — объявил он остальным. — Бельфеба... то есть Бельфегора — по-моему, лучше тебе пойти первой и успокоить тех, кто там окажется.

Ковер совершил мягкую посадку перед шахтой, которая при ближайшем рассмотрении оказалась вовсе не шахтой. Как только Ши поднялся, потягивая застоявшиеся мышцы, из низкого входа показался какой-то человек. Был он стар, был он волосат, в грязной коричневой рубахе, подпоясанной обрывком веревки.

Мгновенье он изучал непрошеных гостей расширившимися глазами, после чего отступил назад, покрепче утвердил ноги на земле и воздел вверх правую руку, выставив два пальца.

— Во имя святого Антония и девы Марии, — произнес он, возвысив голос, — сгинь, колдовство проклятое!

Ши почувствовал, что его лицевые мышцы как-то по-новому разгладились.

Протянув руку, он обнаружил, что клыки бесследно исчезли. Ши посмотрел на Медора — поэт тоже их лишился.

— Ничего не бойся, отец, — сказал он старику. — Сами-то мы никакие не колдуны, просто нас кто-то заколдовал, и мы немного сбились с пути.

Старик просиял.

— Воистину, воистину, сын мой! Есть множество великих и славных людей породы твоей, что ближе тянутся к господу, хоть и диковинным порой образом. И все они, заметить я должен, уваженье оказывают отшельнику, который ничего не имеет, помимо бедности своей. Куда изволите направлять вы стопы свои?

— В Каренский замок, — ответил Ши, в голове у которого промелькнула мысль, что даже если перед ними самый святой отшельник во всей Гишпании, своим торжественным заявлением относительно бедности он явно хватил через край.

— Тогда дорога перед вами, дети мои. За следующим перевалом раскинулась долина По, а в ней деревенька с тем же названием, где церковь стоит святой Марии Египетской, викарий коей — монах августинский. А еще дальше — развилка...

— Угу, — кивнул Ши, поворачиваясь к Бельфегоре. — Это, видать, та самая долина, по которой направился на охоту за Руджером мой напарник — как раз перед тем, как я повстречал тебя с герцогом Астольфом.

Он снова повернулся к отшельнику.

— В этих краях не показывались какие-нибудь христианские рыцари?

Физиономия старика приняла встревоженное выражение.

— Нет, дети мои, — ответствовал он, — не знаюсь я с людьми воинственными и далек от раздоров их. Тщета это и суета, равно как и золото.

Медор потянул Ши за рукав.

— Воистину, — зашептал он, — нет правды в человеке этом, и наверняка видал он больше, чем говорит. Давай-ка расспросим его с большим пристрастием!

С этими словами Медор нежно огладил рукоять своего кинжала.

Уголком глаза Ши заметил, что на лице Бельфегоры при этом отразилось отвращение.

— Не стоит, — сказал он. — Не знаешь ты этих христианских отшельников, Медор. Чем больше на них давишь, тем упрямей они становятся, а потом, это просто некрасиво. Во всяком случае, теперь мы избавились от этих шайтанских масок и запросто можем выяснить все, что нам надо, в любом другом месте. Счастливо оставаться!

Он махнул рукой отшельнику, который опять воздел два пальца и молвил:

— Господь благословит тебя, сын мой!

Троица заняла свои места на ковре, и Ши продекламировал:

Ничего не произошло.

Ши повторил четверостишье, потом попробовал переставить слова.

По-прежнему безрезультатно. Отшельник добро улыбнулся. Девушка сказала:

— Думается мне, что могу объясненье я дать, сэр Гарольд. Монах сей не только благословил нас, но и экзорсизм произнес противу колдовства, так что какой бы силою не обладал ковер благодаря чародейству твоему, сгинула теперь она, и возврата не будет ей. Не первое это чудо, святыми людьми сотворенное, и не последнее.

— Ты что, и вправду святой? — спросил Ши.

Отшельник смиренно сложил руки.

— В скромности своей, сын мой, стараюсь вести я безгрешную жизнь.

— О боже! — простонал Ши. — По-моему, теперь придется тащиться пешком!

Отшельник заметил:

— Куда полезней для души твоей угнетать плоть, тысячу миль прошагав стопами окровавленными, нежели проехать в праздности даже милю.

— Не сомневаюсь, — отозвался Ши. — Но в данный момент есть вещи поважней моей души, и главная из них — вызволить моего хорошего друга из одной передряги.

Говорил он это через плечо, развязывая Руджеру ноги и устраивая из связанных чалм петлю, дабы использовать ее в качестве уздечки.

В этот момент из пещеры донесся ужасающий рев. Ши навострил уши.

— А не найдется ли у тебя, отец, осла?

Смирение старика уступило место беспокойству.

— Не станешь ведь ты отбирать у меня моего верного и единственного товарища?

— Да нет. Я уже сказал — мы люди честные. Просто мне любопытно, не заинтересован ли ты его продать?

С удивительной для его возраста прытью отшельник юркнул в пещеру и тут же появился вместе с ослом — крупным, крепким на вид животным, что здорово помогло бы им в предстоящем переходе. Ши поинтересовался ценой; отшельник ответил, что служение господу вряд ли совместимо менее чем с пятью византинами — суммой, от которой у Бельфегоры губы сложились в виде буквы «О».

Ши полез было в пояс, но тут же вспомнил, что трактирщик, обчистил его дочиста, и что он позабыл забрать деньги назад.

— Вот черт, — буркнул он. — Медор, у тебя есть какие-то деньги?

Мавр развел руками.

— О повелитель мой и брат, имей я хоть ломаный грош, он был бы к твоим услугам. Но увы — признать следует, что деньги мои, без сомненья, остались в шкатулке, в лагере Предводителя Правоверных, благословенно имя которого!

— Хм, — задумался Ши, — Ладно, тогда давай чего-нибудь из этих побрякушек.

С этими словами он показал на драгоценные браслеты Медора. Вид у Медора стал довольно кислым.

— Нельзя умолчать о том, о друг мой Гарр, что камень такой стоит дюжины столь паршивых, костлявых зверей вроде того, что стоит перед нами. Разве не заявил твой имам назарянский, что золото — только лишь суета для него?

— Это его проблемы, — откликнулся Ши, делая из ковра седло и укладывая его на спину ослу.

— Посвящено оно будет росту святости, — пообещал в свою очередь отшельник, суетясь вокруг со снятой с пояса веревкой и по собственной инициативе привязывая ее вместо подпруги.

Ши повернулся к Руджеру, который пока не произнес ни слова:

— Порядок, балбес, прокатишься на славу!

Прямое обращение, судя по всему, привело в действие некую скрытую пружину внутри гнезда всевозможных комплексов, служащего громиле в качестве мозга.

— Низкий мошенник! — заорал он. — Да покарает меня Аллах, если я не переломаю тебе все твои кости! Но хотя раз уж честь ты мне оказываешь, предоставляя место удобнейшее, милосердие мое встречное выразится в том, что умрешь ты последним!

— Очень мило с твоей стороны, — отозвался Ши, связывая ноги Руджера под брюхом осла. — Только ты не совсем уловил. Просто из этой позиции тебе не так просто освободиться и напасть на нас.

Они тронулись в путь. Тропа явно не предназначалась для колесного транспорта. Была она так узка, что два человека могли разойтись на ней лишь с большим трудом, и передвигаться таким способом было куда менее удобно, нежели на ковре-самолете. Ши двигался впереди, ведя под уздцы осла. Прошел почти час, когда он поднял руку, чтобы остановить остальных.

— Впереди какие-то люди, — объявил он.