Наскоро рассовав по карманам ключи и мелочь, я предупредил дядю:

– Пойду, прошвырнусь, – и захлопнул за собой лязгнувшую «английским» замком дверь.

Лифт ждать не стал и по давней привычке спустился с восьмого этажа пешком, попутно полюбовался наскальным творчеством подрастающего поколения, но рисунки и надписи на местами осыпавшейся штукатурке за два года армейской службы никак принципиально не изменились. Пара почтовых ящиков внизу чернели копотью, у нескольких не закрывались гнутые крышки, и я без зазрения совести позаимствовал у кого-то из соседей сегодняшнюю газету.

«Жильё 2000 – миф или реальность» – гласил заголовок передовицы; я фыркнул и вышел на улицу. На лавочке у подъезда увлечённо лузгали семечки двое парней, смотрели они во двор и меня заметили только после того, как один – смуглый и черноволосый – получил свёрнутой в трубочку газетой по макушке.

– Ай, бля! – вскинулся короткостриженый татарчонок в футболке и спортивных штанах с тремя полосками. Он резко обернулся и сразу расплылся в улыбке. – О, Енот! Дембельнулся, что ли?

– Привет, Санёк, – протянул я руку пареньку с вполне объяснимым прозвищем Татарин. – Самого-то не загребли ещё родине служить?

– Не, в следующем году только призыв.

Второй пацан, пошире в плечах и стриженный под расчёску, только с длинной чёлкой тоже поднялся на ноги.

– Привет.

Лицо с юношескими угрями на щеках оказалось незнакомым, но я поздоровался в ответ, а затем указал на шелуху.

– Чё мусорите?

Пацаны переглянулись и заржали.

– Гашеные, что ли? – догадался я.

– Курнули чуток, – подтвердил Саня и предложил: – Будешь?

– Семечек лучше отсыпьте, – попросил я и начал разбирать газету на отдельные листы. – Держите, кульки делайте.

Саня спорить не стал, один лист оставил себе, другой сунул приятелю, и тот заинтересовался афишей кинотеатров.

– Может «Конана-варвара» заценим? Там Шварц. В «России» идёт. Или вот пишут, в «Родине» показ «Дикой орхидеи» продляют по многочисленным просьбам. На вечерний сеанс можно забуриться.

– Колян, не гони. Понимаю ещё в «Аврору» сходить или в «курятник», но не на другой же конец города ехать! Лучше видак возьмём на день и посмотрим! – отмахнулся Саня, отсыпал мне семечек и спросил: – Серый, ты откуда такой загорелый? Где служил?

– В двести первой в Таджикистане.

– И как там? Говорят, русских гонят?

– И не только гонят, оккупанты же типа. Дружба народов в полный рост. – Я поморщился от не самых приятных воспоминаний, сплюнул в газетный кулёк шелуху и сменил тему разговора. – Вы чего здесь трётесь?

Саня жил в соседнем доме и делать ему в нашем дворе было совершенно нечего.

– Мы с Тохой забились встретиться. Сидим, ждём.

Тоха – это Антон Буньков с шестого этажа, двоюродный брат Геры. Он, если и младше этих пацанов, самое большее на год.

Какое-то время мы стояли и лузгали семечки, затем Коля оглядел пустой двор, отложил кулёк с шелухой и стал рыться в лежавшем на коленях пластиковом пакете с изображением букета белых роз. Отыскав там папиросу, он ловко размял её пальцами и выдул табак на газон, раскрыл спичечный коробок с анашой и принялся набивать косяк.

– Вот вы совсем без палева! – фыркнул я и огляделся, но в будний день двор был пуст. Только от теннисного столика доносился перестук мячика, да на спортивной площадке играла в футбол мелюзга.

Саня беспечно рассмеялся, но мигом поскучнел, когда во двор въехал пятидверный синий «москвич-2141», своим приплюснутым видом внешне напоминавший утюг.

– Блин, вот так всегда! Только забьёшь и сразу бакланы на хвост падают! – пожаловался он. – Колян, коробок резче прячь. Не пали нас, Серый, лады?

Я с усмешкой кивнул. «Москвич» остановился у подъезда, со стороны водителя распахнулась дверца и наружу выбрался Гера Буньков собственной персоной. Невысокий и плотно сбитый, в спортивном костюме и с золотой цепочкой на шее он вполне подходил под представление обывателей о типичном рэкетире, хоть славянская физиономия без малейшего намёка на щетину была ничуть не бандитской, да и цепочке определённо недоставало толщины. А что нос набок свёрнут и костяшки сбиты, так для наших мест это скорее правило, нежели исключение из оного. Левую бровь так и вовсе не в драке рассекли, а хоккейной шайбой. Сам и рассёк. Мощно щёлкнул, было дело.

– Ты чего на тачке притащился? – возмутился я. – А пиво как? У меня трубы горят!

Гера досадливо махнул рукой.

– Сказал же – дельце небольшое нарисовалось. Сейчас всё решим. – Он подошёл, поручкался со мной и пацанами, после спросил: – Кумарите?

– Ну да, – кивнул Санёк и поторопил приятеля: – Колян, взрывай уже. Подлечи только.

Паренёк облизнул палец и послюнявил им конец папиросы, потом запалил спичку и глубоко затянулся, заперхался, пытаясь удержать в лёгких дым. Дальше затяжку сделал уже Санёк, от него косяк перешёл Гере. Мой приятель с сомнением глянул на папиросу, но всё же отказываться не стал, а вот я отрицательно помотал головой.

– Мне без пива не идёт.

– Может, парика задуть? – сипло произнёс он, понемногу выдыхая дым.

– Не хочу.

Гера пожал плечами и вернул косяк Коле, не забыв предупредить:

– Лечи. – После уставился на Санька. – Есть ещё?

– Последнее забили.

– Да чё ты мне чешешь!

– Да в натуре нет больше! Отвечаю!

– В школе отвечают.

– Блин, Гера, не грузи, а? – попросил Саня и указал на цветастый пластиковый пакет. – Сиги возьми, не жалко. Травы нет.

Папироса сделала ещё один круг, а когда конопли в ней осталось с ноготь большого пальца, Гера аккуратно забычковал косяк и спрятал в карман треников.

– Ты чего? – возмутился Санёк.

– Пятку Серому оставлю.

Пацаны зло переглянулись, а Гера по-хозяйски заглянул в лежавший на лавке пакет и присвистнул.

– Ни фига себе, сказал я себе!

Я посмотрел ему через плечо и увидел целую россыпь сигарет. В основном те были без фильтра – «Астра» и «Прима», но хватало и нормальных. Гера начал придирчиво ворошить их, предпочитая «Родопи», «Космосу» и «Монте-Карло» более престижные «Парламент», «Мальборо», «Кэмел» и «Винстон».

– Это кто вас подогрел? – не сдержал я удивления.

Пацаны рассмеялись.

– Бабок ходили трясти, – объяснил Санёк. – Семечек и курева подняли.

Гера до упора забил сигаретами свою пачку и жадничать не стал, кинул пакет обратно на лавку.

– Вот вы тупорылые, – покачал он головой. – Менты примут, даже если не закроют, почки точно отобьют. Они ж тех бабок и доят.

Татарчонок захихикал, глянул на приятеля, и пацаны покатились со смеху.

– Тут кора была, – отсмеявшись, решил пояснить причину веселья Саня. – Вчера луноход подъехал, все во дворы щеманулись, менты за ними, а я в стороне со всем палевом на заборе сижу. Мусора на меня ноль внимания и мимо чешут, а наши: «Беги, Санёк! Беги!» Олени, блин! Я с забора долбанулся, штаны порвал, еле смысля.

Я представил себе эту картину и невольно улыбнулся. Тут послышался шум лифта, лязгнули дверцы, и к нам из подъезда вышел весь какой-то прилизанный паренёк с пробивающимися над верхней губой юношескими усиками. В одной руке он держал нечто вроде клавиатуры с проводами, в другой нёс забитый магнитофонными кассетами пакет.

– Привет, братва!

Распространяя крепкий аромат мужского одеколона, Антон Буньков подошёл, кинул свои вещи на лавку и поздоровался со всеми за руку.

– Принесли? – спросил он у Санька.

– Всё чётко, – подтвердил татарчонок и указал на пакет. – Зырь.

– Тогда на неделю «Спектрум» ваш. Только мафон сами ищите.

– Закешь, какие там игры, – попросил Коля и полез смотреть кассеты, а Тоха придирчиво оценил количество сигарет в пакете, достал одну и прикурил от газовой зажигалки.

Он всегда был тем ещё жуком, вот и сейчас выцыганил себе никак не меньше блока курева, просто уступив на неделю домашний компьютер. Одно слово – барыга. Ещё и прикид модней некуда: кожаные мокасины, импортные варёные джинсы, рубашка в разноцветную полоску с вышитым над кармашком крокодильчиком – «Лакоста» и по виду фирменная.