Логично.
– Вот, ключ от комнаты ведьмы возьмите. Седьмой номер.
Позавтракав и выпив кофе, я убрала посуду в посудомоечную машину, взяла ключ и поднялась наверх. И с минуту стояла у запертой двери, прислушиваясь к ощущениям, но услышала только Руну. Кошка громко и приглашающе урчала из комнаты. Я перебрала браслеты, отметила «молчание» обережных амулетов и решительно толкнула дверь. И она распахнулась без ключей или щелчков замка.
Такая же обстановка, как и в моём номере. Кошка в кресле. На пыльных портьерах – ленты оберегов, паутина на потолке, в щель между штор робко заглядывал солнечный луч, и в его свете плясали мириады пылинок. И вещи повсюду.
Кошка умывалась, лежа в гнезде из платьев, юбок и чулок, на спинке стула обреталось несколько блузок, на полу у заправленной постели – разбросанные носки и тапки, а на покрывале – махровый халат, полотенца и шелковая ночная сорочка. На столе – разбросанные умывальные принадлежности и раскрытая косметичка. На полу у шкафа – потрёпанный чёрный чемодан, покрытый пылью.
Такое ощущение, что ведьма достала все свои вещи, чтобы собраться в дорогу. И уехать из города.
Я обошла комнату, изучая детали. Шкаф пустовал, ящики комода – тоже, как и прикроватная тумбочка. Присев, я провела рукой над ковром, но мои амулеты смолчали. Ни тайников, никаких защитных заклятий… Неужели она полагалась только на собственную силу… и кошку? Я внимательно посмотрела на Руну, но та старательно вылизывала светлое брюшко.
– Не поможешь? – спросила я на всякий случай. – Не подскажешь?
Кошка проигнорировала мои вопросы, занявшись мытьем задней лапки. Встав, я внимательно изучила ведьмины вещи. Так, по возрасту, в длинные платья и строгие юбки с блузками, одеваются те из нас, кому за семьдесят. И кто не «в полях» работает, а сидит в офисе. Или в архиве. Но вещи – больно дорогие и качественные для простого архивариуса или гадалки. Одна из «рук» Верховной или из Совета Круга?..
Присев на корточки у кресла, я перебрала подолы платьев. Одежда лёгкая – тонкий трикотаж, а Анжела сказала, что ведьма зимой приехала. Явно не сибирская. И одежды довольно много – шесть платьев, семь юбок… Пропала через неделю, а приехала, кажется, на подольше. Отчего внезапно засобиралась, что нашла?..
И я снова подумала, работает ли здесь интернет. У меня есть удалённый доступ в архив, а там хранится информация не только по нашему округу, но и по соседним. И зацепки для определения личности есть. Вот только почему ведьмы не хватились? Если бы хватились – если бы она была из той пропавшей восьмёрки ведьм, о которой говорила Верховная, – её вещи давно бы вывезли, да и кошку забрали. Загадка.
И, побродив по комнате, я обнаружила вторую нестыковку. Ни техники, ни амулетов. Ни сотового, ни компьютера, ни дамской сумочки. Но с ними, допустим, ведьма ушла и пропала. А почему нет запасных амулетов и зелий? Мы все на допинге и при сопутствующей поддержке. Своя сила – хорошо, а запасная – ещё лучше. И я не знала ни одной ведьмы, которая бы не пользовалась амулетами и не возила с собой килограммы защитной бижутерии и литры восстанавливающе-лечебных зелий. Но в косметичке – только собственно косметика. Странно.
Решив засим закончить с первичным осмотром, я сделала несколько снимков и ушла, притворив дверь. Если бы не кошка, я бы не поверила, что здесь жила ведьма. Кажется, обычная мистификация – «туристический объект» для антуража и развлечения постояльцев. А вещи для проверки я брать не стала. И так понятно – Руна. Ждёт возвращения хозяйки и бережёт каждую тряпку.
Зайдя к себе и прихватив куртку с шарфом, я задумалась. Интересно, может ли кошка ощущать смерть владелицы? Три года – солидный срок для «пропажи», пора понять, если ведьма мертва. Но животное не уходит и… И таких питомцев не бросают. Ведьма пропала – может, именно так, как намекала Верховная. Потерялась в пространственно-временных слоях реальности? И Руна ощущает слабую связь, упрямо ждёт… И (или) всё же что-то сторожит. Иначе ведьма забрала бы кошку с собой. Да, таких питомцев не бросают. Надо проверить номер повторно – и позже, когда меня никто не будет ждать. И в архив заглянуть, разумеется.
Когда я спустилась вниз, Анжела уже оделась и прогуливалась по коридору.
– На пару часов, – сообщила она, пряча сотовый в карман пуховика и повязывая шарф, – пока бабуля спит. Мне ещё ужин готовить.
Я кивнула, сразу отдала деньги, и мы пошли на экскурсию.
Погода радовала морозным, но ясным и безветренным солнечным днём, и на светлые улицы после мрачно-туманной ночи высыпал, кажется, весь город. Дворники убирали снег; собачники выгуливали своих подопечных; молодёжь то парочками, то группками шастала без дела; взрослые и занятые передвигались короткими перебежками от магазина к магазину; старушки сплетничали на лавочках.
Оглядевшись, я решила, что на фоне Анжелы выгляжу вполне обычно. На девчонку косились то неодобрительно, то со скрытой завистью, а на меня – просто с любопытством. Приехала, что-то фотографирует… Видимо, права Анжела, не такая уж тут глушь, и народ привык к туристам.
А моя проводница, жуя жвачку и важно «лопая» розовые пузыри, вещала, исправно отрабатывая триста рублей и фото на аватарку. Это в семнадцатом веке построено, это – в девятнадцатом, а эта улица – при прокладке Транссиба. Я так же исправно щёлкала затвором, изучая город в видоискатель.
– А вам не нужны… ну эти, свет, выдержка?
– Главное – зоркий глаз и чувство композиции, – со «знанием» дела пояснила я. – Если этого нет, то никакие диафрагмы не помогут.
Анжела кивнула, посмотрела, как я «прощёлкала» улицу из кирпичных и обшарпанно-панельных двухэтажек, и наморщила нос:
– Так вы же за день всё отснимите. Город-то у нас… маленький. И что потом делать будете?
– Вечером отсмотрю материал, и то, что понравится, приду снимать отдельно – с архитектурными элементами и в композиции с людьми, – отозвалась я невозмутимо. – Со светом, вспышками, штативом и прочими приблудами.
Город понравился необычностью улиц. Они тянулись не прямыми лучами от площадей или набережной, образуя квадраты дворов, как в больших городах, а кривыми зигзагами, переплетаясь и часто обрываясь тупиками. И зайдёшь в такой тенистый дворик, пройдёшь вдоль домов, обернёшься – и, кажется, нет выхода, прячется кованая калитка за огромными тополями и кустами так, что не рассмотреть. И узенькие проулки между домами таятся, скрываясь за старыми рябинами.
Кроме того, здесь много дворов-«колодцев», в которые можно попасть лишь через дом, пройдя его насквозь по коридору. И выйти – так же. На дверях «приколодезных» домов не было домофонов, иначе, как пояснила Анжела, на другую улицу не попасть, кругом тупики, и обходить – полдня. И насчет «полдня» она не шутила. Не улицы, а клубок ниток, с которым поиграл шаловливый котёнок.
– Площадей вообще нет? – спросила я, когда мы, обойдя правый берег, вышли к набережной.
– Нет. А всё главное – здесь, вдоль реки. И администрация, и библиотека, и загс, и театр, и кино. На той стороне здания покрасивее. Пойдёмте.
– А где транспорт? – я так привыкла к шуму машин большого города, что сразу обратила внимание на необычную тишину.
– Электрички. Велики летом. Маршрутки в соседние города – если надо, но они только от вокзала ходят по расписанию, – Анжела пожала плечами. – А машин штук пять всего, но их от завистников по гаражам прячут. Народ пешком ходит. Ну, тут же рядом всё.
Да, провинция-провинция…
Здания «покрасивее» – это три-четыре этажа, выступающий вход с колоннами, широкие балконы с декоративными вазонами и треугольные крыши с медальонами дат постройки. Когда мы переходили по кованому мостику через реку, я, не удержавшись, глянула вниз. Узкая речка-одно-название скрывалась под снегом, и ни один амулет не пискнул, указывая на аномалию. Надо бы сюда ночью сходить… или избавиться от проводницы.
– Знаешь, а давай дальше я сама, – предложила Анжеле. – Тебе ещё ужин варить, а я люблю гулять медленно, рассматривая детали и подбирая материал.