— Так почему же вы вообще решили заговорить? — басит следователь. — Вы ведь могли бы и дальше молчать. Никаких улик нет, история с пересмотром приговора, конечно, мутная, но чего только в судейской практики не случалось!

— Совесть, господин Девро. Она покоя не даёт.

— И когда же это она проснулась? — то ли усмехается, то ли на полном серьёзе спрашивает друг господина Калло. Да, толь так я его в этот момент и могу назвать — настолько сильно он напоминает мне моего наставника. Ощущения от его слов противоречивые: не то сарказм, не то живой интерес, а в контексте всего разговора, — язык не поворачивается назвать его допросом, — и вовсе хамство!

— Она и не засыпала, — признаётся господин Росери со вздохом. — Есть такая особенность у людей: лучше всего мы обманываем самих себя. И обман это так сладок и приятен, что мы не слышим ни доводы рассудка, ни совесть, ни сердце, ничего.

— И каким же образом это философское замечание применимо к вам? — Ох! Кажется, и мой вопрос уместнее было бы услышать из уст господина Калло!

Похоже, что господин Россери находится в таком состоянии, когда тон собеседников уже не имеет значения. Он тяжело сглатывает, прежде чем ответить:

— Я навещаю сына несколько раз в год. Раньше делал это чаще, но потом мне показалось, будто он не в восторге от наших встреч, а потом… однажды я посмотрел на него и понял: Жоэль меня не узнаёт. Девять лет я не задумывался над тем, что означает пребывание в лечебнице. Это ведь не курорт — больные обязаны принимать лекарства! Вы даже вообразить себе не можете, как я теперь сожалею о своём согласии на сделку! Одиннадцать лет назад моего сына казнили бы быстро и гуманно, я же обрёк его на медленную смерть.

Кресло отзывается протяжным скрипом, когда господин Девро поднимается:

— Ну, пошёл я вызывать группу из Управления. — Он смотрит в мою сторону. — Госпожа Мерод, вы как, согласны?

— Согласна.

Кивнув, мой мильский помощник покидает гостиную.

— Какое счастье, что моя супруга умерла до того момента, как наша с Жоэлем жизнь пошла под откос, — произносит господин Росери в глубокой задумчивости. Я не поручусь, что он вообще слышал наш короткий диалог с господином Девро.

— Надеюсь, вы не откажетесь от своих слов? — пытаюсь вырвать старика из власти охвативших его дум.

— Нет-нет, госпожа Мерод! — он вскидывает голову и смотрит мне в глаза. — Не волнуйтесь об этом!

— Рада это слышать.

— Не сомневаюсь, — господин Росери грустно улыбается.

Я уже предвкушаю неловкую тишину, что без сомнений должна теперь воцариться в комнате, но, к моему величайшему удивлению, Роже находит тему для разговора:

— Господин Росери, когда приедет группа из Управления, я бы советовал вам сразу же заявить о своём согласии сотрудничать со следствием, а так же подписать бумаги об отказе от адвоката, которого вам могут назначить. Если вы это сделаете, обещаю, завтра в вашем распоряжении будет отличный специалист, и он поможет вам выйти из сложившейся ситуации с минимальными потерями.

— Господин Рейн, я в этом не нуждаюсь, — господин Росери качает головой, отказываясь от предложения. — К тому же, вряд ли ваш знакомый решится пойти против таких гигантов!

— Я бы на вашем месте не был в этом так уверен. И вы не учли один момент: сейчас картина преступления выглядит несколько иначе. И в свете последних событий, я имею в виду заинтересованность в сохранности и подлинности музейных экспонатов на самом высоком уровне, у вас есть реальные шансы на смягчение приговора.

Бывший директор музея продолжает отрицательно покачивать головой.

— Но и это ещё не всё. Я уверен, моего друга заинтересует дело вашего сына. Он добьётся его возобновления в связи с вновь открывшимися фактами и обжалует решение суда.

Вот теперь господин Росери слушает внимательно. Роже это видит и продолжает уговоры:

— Вполне возможно, есть способы вернуть вашему сыну дееспособность. Наверняка имел место сговор между представителем заказчика кражи и руководством лечебницы. Если ваш сын продержался девять лет, вдруг процесс всё ещё обратим.

Хозяин дома сжимает пальцы на трости так крепко, что они белеют. В глазах мужчины глазах загорается слабый огонёк надежды.

— Простите, а где ваш друг был одиннадцать лет назад?

Пожав плечами, Роже отвечает:

— Готовился к вступительным экзаменам в Академию Правосудия.

Мой помощник не собирается посвящать господина Девро в свои планы относительно обоих Росери. Он просто ставит следователя в известность о том, что ему необходимо отлучиться. Наш полезный друг из Миля озадачен просьбой моего подчинённого. А сам подчинённый терпеливо ждёт ответа, и весь его вид говорит о желании незамедлительно покинуть этот дом, как только будет дано согласие вышестоящего лица. Вот только с лицом он ошибся — крепко задумался, не иначе!

Подумать только! Роже действительно собирается уйти… без меня.

— Господин Рейн! Вы ничего и никого не забыли? — интересуюсь насмешливо.

— О! — он в смущении потирает ладонью лоб. Да, кажется, кое-кого целиком и полностью поглотила новая идея! — Вы же не будете возражать?

— Не буду и даже составлю вам компанию!

— И вы уходите? — восклицает господин Девро, а Роже ему вторит своим вопросом:

— Зачем?

Вопрос помощника я игнорирую. Не стоит следователю знать, куда мы с Роже вскоре отправимся, а в том, что оба мы собираемся посетить одно и то же место, я ни на миг не сомневаюсь.

— Мне необходимо связаться с нашим архивом. Пусть проверят, кто и как финансирует лечебницу, где пребывает Росери-младший, а так же проследят доходы и расходы персонала. Господин Рейн высказал предположение о возможном сговоре между заказчиком кражи Этель и служащими лечебного заведения.

— А не проще ли это сделать официально, послав запрос?

— Запрос я, разумеется, составлю и отправлю, но лучше пусть займутся этим делом поскорее. И ещё, мы с господином Рейном обязательно вернёмся, поэтому я подпишу все бумаги, которые вы со своей командой успеете составить за время моего отсутствия!

Новость о моём возвращении господина Девро успокаивает, но всё же есть нечто, что он никак не может взять в толк:

— А к чему вам контролировать Рейна?

Следователь стоит достаточно близко от меня, поэтому я склоняю голову в его сторону, будто собираюсь поделиться секретом. Мужчина непроизвольно подаётся вперёд.

— По-моему, — сообщаю я, понизив тон, — он переволновался. Боюсь, как бы столкновение с мирской несправедливостью не прошло без последствий. Нужно за ним присмотреть. — Я гляжу на следователя, а потом перевожу взор на Роже. — Вы так не считаете?

Оба мужчины одновременно фыркают. Вот и прекрасно! Больше не будет неудобных вопросов!

— Так куда мы отправимся? — спрашивает Роже, когда мы оказываемся в нанятом мобиле. Служебный остался перед домом господина Росери. Во-первых, он может срочно понадобиться следователю, а во-вторых, так никто не узнает, где мы с моим коллегой были.

— На почту, конечно!

Водитель принимает мои слова за призыв к действию. Приятно встречать сообразительных людей!

— Мелина, а почему бы вам не связаться с сотрудниками архива по голофону?

— Вас устроит, если я скажу, что госпожа Бежо любит получать письма, но приходит они к ней не так часто, как ей хотелось бы?

Роже хмурится:

— Меня бы устроил ваш честный ответ.

— Честный? — удивлённо поднимаю брови. — Я с вами предельно честна, поскольку эта дама на самом деле с удовольствием ведёт переписку. Вы же почему-то требуете от меня откровенности. Однако разве о ней может идти речь, если я только что узнала о том, какие интересные личности входят в круг вашего общения! Может, у меня тоже есть кое-какие тайны!

— Вы хотите сказать, что собираетесь отправить письмо ещё кому-то? — Роже недоверчиво смотрит на меня. — Личное письмо?

— Так уж и быть, настойчивый вы мой, — я нарочито тяжело вздыхаю, — признаюсь: в послании второму адресату я ни словом не обмолвлюсь о нашем деле!