В ответ на это монархофашистская буржуазия предпринимала различные махинации и маневры, для того чтобы заменить немецкую оккупацию английской или американской, но ни в коем случае не допустить к власти правительство Отечественного фронта.
5 сентября 1944 года Правительство СССР в ноте болгарскому правительству заявило, что "не только Болгария находится в состоянии войны с СССР, поскольку на деле она и ранее находилась в войне с СССР, но и Советский Союз отныне будет находиться в состоянии войны с Болгарией". Нота Советского правительства была опубликована в армейских газетах и издана отдельной листовкой.
Когда началась подготовка наступательной операции войск 3-го Украинского фронта по освобождению Болгарии, мысли мои были только об одном - быстрее увидеть родину свободной.
Особое внимание обращалось на разъяснение бойцам политических целей вступления советских войск на территорию Болгарии.
Командиры и политработники знакомили бойцов с политической ситуацией в Болгарии, рассказывали о героической борьбе болгарских коммунистов, о том, что Болгарская коммунистическая партия в первые же дни войны призвала народ всеми силами и средствами бороться против втягивания страны и армии в агрессивную войну на стороне немецко-фашистского империализма. В частях и подразделениях проводились собрания и митинги. Агитаторы рассказывали бойцам о многовековой дружбе между болгарским и русским народами, о боевом содружестве русских воинов и болгарских ополченцев на Шипке в 1877-1878 годах.
8 сентября части и соединения 3-го Украинского фронта перешли румыно-болгарскую границу и, не встречая сопротивления, двинулись на юг, в глубь болгарской территории. На следующий день, 9 сентября 1944 года, они вышли на линию Русе, Палатица, Карнобат, Бургас. Задача, поставленная Ставкой Верховного Главнокомандования перед фронтом, была выполнена.
Это было не наступление, а триумфальный марш механизированных колонн советских войск. Болгарское население повсюду встречало их хлебом и солью. Всюду слышалось болгарское "Добре дошли, наши освободители!". Это была встреча поистине двух братских народов.
Продвижение советских войск по болгарской территории парализовало силы реакции и еще больше придало уверенности болгарским партизанам и всем патриотам. В ночь на 9 сентября болгарский народ под руководством Болгарской коммунистической партии поднялся на вооруженное восстание и сверг ненавистное монархофашистское правительство. Власть перешла в руки Отечественного фронта. Возглавил правительство Отечественного фронта Кимон Георгиев.
Советские войска получили приказ приостановить продвижение и закрепиться на достигнутом рубеже. Правофланговые 46-я и 47-я армии через Северную Болгарию двинулись к болгаро-югославской границе: готовилась наступательная операция против немецко-фашистских сил, находившихся на территории Югославии. В операции по освобождению Югославии активно участвовала и вновь созданная болгарская Народная армия.
Левофланговая 37-я армия 3-го Украинского фронта перешла на гарнизонное положение. Наша 12-я штурмовая инженерно-саперная бригада, находившаяся в оперативном подчинении 37-й армии, с начала операции продвинулась до города Варны. Мы проверили в Варне и ее окрестностях, нет ли минновзрывных заграждений, и расположились гарнизоном в районе села Девня. 21 сентября получили приказ о передислокации в Южную Болгарию.
22 сентября меня вызвали в штаб фронта, находившийся в городе Добрич (теперь Толбухин). Явился я к начальнику инженерных войск генералу Котляру и доложил, что бригада находится на марше.
Леонтий Захарович забросал меня вопросами:
- Вы ведь откуда-то из этих мест?
- Да, - ответил я, - отсюда.
- С близкими виделись? - спросил генерал.
- Это невозможно. Они пока далеко. Когда подойдем поближе, загляну.
Леонтий Захарович испытующе посмотрел мне прямо в глаза:
- Сколько лет воюешь?
Он знал весь мой боевой путь, потому что еще в июне 1941 года я прямо из его кабинета отправился на фронт. Не дожидаясь моего ответа, Котляр продолжал:
- А тебе известно, где будешь завтра?.. Значит, твои родные далеко? А нельзя ли узнать, как это далеко? - широко улыбнулся Леонтий Захарович.
- Километров триста - триста пятьдесят, - ответил я смущенно.
- И это - большое расстояние?! Предстоит переход бригады через Балканы. Помощники пока справятся и без тебя. Мы здесь не воюем. Обстановка мирная. А ты бери машину, если нужно - две, и отправляйся сегодня же!
Леонтий Захарович пожал мне руку и пожелал счастливой встречи.
К двенадцати часам дня 22 сентября я прибыл в Шумен, в штаб бригады. Рассказал начальнику штаба подполковнику Д. Борисову о "задаче", которую поставил передо мной генерал Котляр. Подполковнику Борисову, оставшемуся замещать меня, я наказал поддерживать строжайшую дисциплину и порядок, особенно при переходе через Балканы.
После обеда на двух машинах мы двинулись к моему родному селу Бутан. Меня сопровождали адъютант лейтенант Николай Владимирович Еврейнов и еще два офицера.
Родного села я не видел двадцать один год.
По пути было время для воспоминаний и размышлений. Кого встречу первым? Живы ли мои родители и братья? С 1936 года, когда я уехал в Испанию, у меня прервалась всякая связь с ними. Последняя встреча с генералом Котляром потрясла меня. Мой советский друг не забыл, что в Советской Армии служит болгарин, который давно покинул свою родину. Охваченный раздумьями, я не заметил, что уже начало смеркаться. Затемно въехали в какое-то большое село. На улице было много народу. Видимо, мы ехали по главной улице, по которой вечером гуляла молодежь.
Я открыл дверцу машины и спросил:
- Это село Кнежа?
Мне сердито ответили:
- Не село, а город Кнежа.
Я улыбнулся: "Милое, дорогое село. Знаю, простишь меня. Прошло столько лет... Сейчас только возвращаюсь..."
Примерно в десять часов вечера 22 сентября мы въехали в мое родное село Бутан. По главной улице - шоссе Оряхово - Бойчиновцы никакого движения не было. Доехали до старой школы. За ней в маленькой улочке стоял отчий дом. Когда подъехали, я приказал шоферу выключить фары. Стало еще темнее. Выйдя из машины, остановился перед воротами. Во дворе заметил мужчину, тот, видимо, был ослеплен мощными фарами машины и пытался понять, кто же подъехал к дому.
- Кто тут живет? - спросил я.
- Павел Пелов Панчевский.
Это ответил мой младший брат Кузман. Якима и Кыню не было.
- А ты не брат ли мой, Петр, из России? - спросил он, стоя еще за воротами.
- Да, это я... А где же мама?
- Она умерла в тысяча девятьсот тридцать седьмом году, - ответил Кузман.
Мы долго молча стояли обнявшись. От волнения не могли вымолвить ни слова. Вошли в дом. Там лежал больной, полупарализованный отец. Я опустился на колени, обнял отца и поцеловал.
- Петя, сынок, ты ли это? - со слезами на глазах проговорил он.
Вскоре дом наполнился народом. В это время в зале читалища проводился вечер, посвященный 21-й годовщине Сентябрьского восстания 1923 года. Кто-то сказал:
- Петр приехал!
Увидев машины возле дома Панчевского, все бросились к нему в дом, чтобы увидеть Петра и советских воинов, приехавших с ним. Мы были первыми представителями Советской Армии в моем родном селе.
Я встретился со старыми боевыми товарищами. Не могли нарадоваться, не могли наговориться.
Один из старых коммунистов, Димитр Цветков Житарский, обратившись к отцу, сказал:
- Дядо Пано, те, кто бил тебя, сидят в подвале. Скажи, что с ними сделать?
Отца били многие - и те, кто совершил переворот 9 июня, и фашисты после подавления Сентябрьского восстания 1923 года. Его били и раньше "по вся дни", как говорил мой старший брат Яким - один из основателей партийной организации в селе еще в 1919 году.
Отец с трудом проговорил:
- Ну, побьете их, ну, убьете... Что толку? Этим моего здоровья и здоровья товарищей не вернешь...
