Касаясь намерений противника, он сообщил, что ожидаются большие наступательные операции и что в связи с этим есть решение сформировать специальные инженерные батальоны резерва Главного Командования, способные в короткие сроки создавать прочные оперативные заграждения на отдельных оперативных направлениях.

- Вы назначены начальником одной такой группы инженерных батальонов для строительства оперативных заграждений. Таких батальонов девять, и сейчас они сосредоточиваются западнее города Рязани. Батальоны взяты из состава инженерно-строительных бригад, - продолжал генерал. - У них есть определенный опыт строительства тыловых оборонительных рубежей, но с инженерными боеприпасами они не работали и не знают их. Ваша задача в течение одного-двух месяцев научить эти батальоны умело обращаться с такими боеприпасами. У вас уже достаточный боевой опыт, в том числе и в создании минновзрывных заграждений. Уверен, с этой задачей вы успешно справитесь.

Генерал Воробьев считался одним из лучших знатоков минновзрывного дела в Советской Армии и заботливо подбирал кадры.

В упомянутых батальонах мало кто из офицеров и сержантов знал минновзрывное дело, а тех, кто практически работал с этими боеприпасами, было еще меньше. Начали подготовку. Для офицеров и сержантов, более или менее знакомых с этой работой, организовали трех-, четырехдневные курсы, и лучших из них направили в батальоны. Таким образом создавались центры обучения.

Число специалистов постепенно увеличивалось, и к концу июня весь личный состав - около 3 тысяч офицеров, сержантов и бойцов - освоил работу с учебными минами. В июле началось обучение работе с боевыми минами.

Перед войной подготовка саперов проводилась только на работе с учебными минами. До войны существовало правило: мину, поставленную в землю, не извлекали, а только взрывали. Боевая обстановка заставила отказаться от этого ошибочного правила уже в первые дни войны.

В июле - августе 1941 года 24-я армия, в которой я был начальником инженерных войск, вела оборонительные бои в районе города Ельни. Вызвав меня к себе, командующий армией генерал-майор Ракутин сообщил, что "ожидается наступление противника с целью прорыва нашей обороны юго-западнее города Дорогобужа", и приказал этой же ночью заминировать угрожаемый участок. Ночью этот участок заминировали противотанковыми и противопехотными минами, однако противник не предпринял здесь активных действий. После обеда меня вновь вызвал генерал-майор Ракутин и приказал снять мины, чтобы они не помешали нашим частям атаковать противника. Я взял с собой десять бойцов и в лесочке близ минного поля показал им, как нужно разряжать и снимать мины. Особенно большую опасность представляли противопехотные мины, но бойцы очень внимательно работали, и минное поле было разминировано быстро и без происшествий.

Минирование стало подвижным, минновзрывными заграждениями начали маневрировать как в оборонительном, так и в наступательном бою. В июне июле 1942 года мы подготовили все девять инженерных батальонов для сооружения оперативных заграждений.

Большую помощь в успешном проведении специальной подготовки такого большого количества людей нам оказала правильно организованная, целеустремленная партийно-политическая работа. На партийных собраниях и в часы политподготовки партийные и политические работники разъясняли задачи батальонов и важность сложной и опасной специальности минера, которой в совершенстве должен овладеть каждый боец и командир.

30 июля получил приказ и график с точным указанием станций, на которых следовало произвести погрузку батальонов. Отдав необходимые распоряжения для выполнения приказа, 31 июля явился в Москву к начальнику инженерных войск Советской Армии.

В Москве меня принял генерал-полковник Воробьев в присутствии своего заместителя генерал-майора Назарова. М. П. Воробьев сообщил, что противник нанес два удара: один - в направлении Воронеж, Сталинград и другой Северный Кавказ, Баку.

- Немцам нужна бакинская нефть. Завтра с генералом Назаровым вы вылетаете на Северный Кавказ в распоряжение командующего группой войск генерал-лейтенанта Масленникова. Задача будет уточнена на месте. Необходимо возвести заграждения оперативного масштаба и помочь войскам закрыть путь немцам к бакинской нефти. Ваши батальоны, - сказал Воробьев, - будут сосредоточены в этом же районе.

1 августа мы вылетели на юг на военно-транспортном самолете. Наш маршрут пролегал параллельно и западнее Волги, над территорией, занятой немцами. Вместе с нами летели 20 младших офицеров - пополнение для войск генерала Масленникова. Вечером мы прибыли в Махачкалу и переночевали на аэродроме.

2 августа генерал Назаров назначил вылет на шесть часов утра. В самолете осталось несколько кресел за кабиной летчиков, другие были сняты. На правом кресле сидел генерал Назаров, на левом устроился я. Офицеры сидели на своих вещмешках.

Погода стояла хорошая. По берегам реки Терек хорошо просматривались изломанные линии траншей. Немцы были близко. Справа слышалась артиллерийская перестрелка. Незаметно я задремал. Внезапно раздался треск, и самолет сильно тряхнуло. Сначала я решил, что мы попали в воздушную яму, но тут же услышал пулеметную стрельбу. Стрелял бортовой пулемет самолета. Взглянув в иллюминатор, увидел мелькавшие деревья. Кто-то крикнул: "Горим!" Многие из офицеров получили ранения. Я попытался встать, но ощутил острую боль в левой ноге. Генерал тоже не мог встать, показывая мне на правую руку и ногу. Самолет сделал вынужденную посадку на высокой горе. Кругом росли деревья. Только трое из нас не получили ранений, в том числе адъютант генерала Назарова капитан Кириллов. Они вынесли тяжелораненых.

Трое наших легкораненых товарищей пошли искать населенный пункт. Часам к трем они возвратились с врачом, сестрой и санитарами.

К шести часам вечера нас разместили в здании школы села Ачкой-Мартани. Здесь теперь находился госпиталь. Сделали перевязку, мне на ногу наложили шину. В самолете между мной и генералом Назаровым сидел подполковник Владимир Кадников, один из первых моих начальников в те времена, когда я начинал службу в военно-инженерной школе в 1925 году. Ему перебило обе ноги выше колен, и на другой день он скончался. Село Ачкой-Мартани находилось близко от линии фронта, и поэтому нас эвакуировали в Тбилиси. Левая нога у меня оказалась перебитой, и на нее наложили гипс.

Через несколько дней нас отправили в Ташкент. Столицу Советской Грузии в то время объявили прифронтовым городом, и оставаться там было нельзя, так как нам предстояло длительное лечение.

Из газет мы узнавали, что на подступах к Волге и на Северном Кавказе развернулись ожесточенные бои. Меня постоянно тревожила мысль: где находятся сейчас наши батальоны? кто их встретит и поставит боевые задачи? Организовать их работу должны были мы с генералом Назаровым, а вместо этого оба оказались в госпитале. По заключению врачей лечение могло продолжаться месяц, а то и два. Состояние Константина Степановича было более тяжелым, и ему предстояло более длительное лечение. Я попросил лечащего врача направить меня в Новосибирск, где жила моя семья. Он с пониманием отнесся к этой просьбе, но предупредил, что это он может сделать только тогда, когда я научусь ходить с костылями.

И вот наступил такой день, когда я в сопровождении медсестры, опираясь на костыли, сел в поезд Ташкент - Новосибирск. 20 сентября утром я вышел из вагона на Новосибирском вокзале. Однако напрасно искал я среди встречающих лицо жены, которой послал телеграмму из Ташкента. Телеграмма пришла лишь на второй день после моего приезда.

Пятнадцать месяцев назад я уезжал из Новосибирска на фронт с двумя чемоданами обмундирования - мобилизационным запасом офицера. Чемоданы вместе с командирской машиной и многим другим военным имуществом сгорели еще в прошлом году где-то под Вязьмой. Теперь все мое имущество помещалось в солдатском вещмешке, который медсестра аккуратно поправляла на моей спине. Мы попрощались с ней. Вот и Советская улица. С большим трудом поднялся я по узкой лестнице на четвертый этаж. Позвонил. Дверь открыла жена. Удивившись и обрадовавшись, она бросилась мне на шею, но потом, отстранившись, печально посмотрела на мои костыли. Глазами, полными слез, я окинул ее худенькую фигурку. Как не похожа была она на ту Марию Тимофеевну, с которой мы на этой же площадке расставались 15 месяцев назад! Безмолвно стояли мы друг против друга и не смели нарушить молчания. И все же мы были счастливы. После стольких испытаний мы вновь встретились! Жена открыла одну из комнат и с тихой радостью показала мне целую кучу свежевырытой крупной картошки, которую она сама вырастила на участке в поле, выделенном ей хозяйственниками штаба округа.