-  Мне нужно идти. Нужно идти. Прочь с дороги. - Он направился к лестнице. - Ты,  видимо, держишь меня за манду. За манду! Будут проблемы. Будут проблемы, если я  не уйду прямо сейчас.

            Сперва  Фрэнк предположил, что Грэнби только болтать горазд о том, что не несет  ответственности за свои действия, и, возможно, дал сейчас заднюю. И он испытывал  триумф, будто этот задира и мелкий тиран был повержен. Но бледное лицо и  стеклянные глаза Грэнби, безгубый рот, бормочущий одно и то же, указывали на  то, что Фрэнк совершил страшное преступление.

            Грэнби  просто лаял на него, как собака. "Манда" было для Грэнби не просто  слово, а заявление о несправедливо присвоенном статусе, уничижающем оценочном  суждении. Протест Фрэнка несомненно повлечет за собой максимально жесткие  ответные меры. Фрэнк сразу же понял это. Если ты держишь такого человека как  Грэнби за манду, с тобой может произойти все, что угодно. Вот что здесь  значило это слово. В местах, вроде "Ангела".

Также  он подозревал, что прямое действие, один на один, вряд ли в стиле Грэнби. Кожа  у Фрэнка покрылась мурашками, когда он подумал, что ночью тот перережет ему  горло. Или его кудрявая голова быстро метнется в темноте, ухмыляясь кривыми  зубами, и в спину Фрэнку вонзится нож, когда он будет, согнувшись над  раковиной, мыть подмышки.

            Сейчас  самое время представлять себе это. Сказанного не воротишь.

            У  Грэнби были ключи от его комнаты.

            Ему  нужно было немедленно уходить.

            Но  как же вещи? Если он оставит свои компакт-диски и книги, они пропадут навсегда.  Это все, что у него было. И куда он пойдет? Где он мог бы перекантоваться?  Максимум, три ночи в каком-нибудь лондонском отеле, а что потом?

            -  Послушайте, Грэнби. Подождите.

            Грэнби  был уже на лестнице и поднимался на третий этаж. Он шел себе в комнату за  оружием? Фрэнк вспомнил недавние репортажи в новостях о сожженных заживо,  облитых кислотой, зарезанных людях, и у него перехватило дыхание, а к горлу  подступила тошнота. Он хотел загладить вину и ненавидел себя за мягкотелость.

            Ноги  Грэнби преодолели два лестничных пролета. В верхней части дома хлопнула дверь.

            Фрэнк  зашел к себе в комнату.

            Не  прошло и минуты, как в запертую дверь раздался осторожный стук. Фрэнк сидел  неподвижно на краю кровати. Он сглотнул, но так и не смог обрести дар речи.

            -  Фрэнк. Фрэнк.

            Это  был ирландец Малкольм. Старый декоратор с жуткими, косыми от астигматизма  глазами, который почти все вечера просиживал в холле у таксофона и что-то бормотал  в трубку, обычно отстаивая свою позицию в неком затяжном споре, из двух сторон  которого Фрэнк слышал лишь одну. Мужчины были знакомы лишь поверхностно, и  почти не общались, хотя жили на одном этаже. Таким местом был Лондон. Другим  арендаторам "Ангела" Фрэнк был либо не интересен, либо они опасались  нового жильца.

            -  Что? - шепотом ответил Фрэнк, подойдя к двери.

            -  Могу я с вами поговорить? Все в порядке, Грэнби вернулся к себе в комнату.

            Намек  на то, что он прячется от Грэнби за запертой дверью, вызвал у Фрэнка чувство  стыда. Дрожащей рукой он открыл дверь.

            -  Могу я с вами поговорить? - Глаза у мужчины смотрели в разные стороны, а лицо  от курения было желтовато-серого цвета. Среди прочих "ароматов", на  втором этаже пахло самокрутками.

            Фрэнк  впустил соседа, закрыл дверь и запер ее, стараясь не шуметь.

            Несколько  секунд человечек оглядывался, изучая стены. На них не было картинок, только  обои с толстым слоем краски цвета скисшего молока. Смотреть было мало на что,  если не считать нераспакованных коробок с вещами и неуместно выглядевшее  офисное кресло перед подъемным окном, выходившим во двор - пространство,  заполненное сломанной мебелью.

            Не  глядя на Фрэнка, мужчина сказал:

            -  О, с тобой будет все в порядке, сынок. Пару дней. И он не придет с тобой  разбираться. Здесь так не делается.

            -  А как делается? - вопрос вырвался у Фрэнка изо рта, неожиданно для него.

            Малкольм  повернулся к нему лицом. Фрэнк не знал, в какой из глаз ему смотреть. Он выбрал  тот, который не был мертвым, выпуклым и не смотрел всегда в пол.

            -  Тебе нужно быть осторожным, сынок. Не стоит связываться с Грэнби. У тебя есть  дня два на то, чтобы все исправить, не больше.

            -  Я не позволю ему меня грабить. Мы договаривались на сотню в неделю. Он  пытался...

            -  Знаю. Я слышал.

            -  И что? - Фрэнк вопросительно развел руками. Если этот человек пришел, чтобы  только повторить угрозы Грэнби, то может уходить прямо сейчас.

            -  Поверь тому, кто знает, мой друг, лучше заплатить этому человеку то, что он  просит, чтобы избежать проблем. Серьезных проблем. Сейчас он очень рассержен.

            Фрэнк  открыл, было, рот, чтобы возразить. Малкольм поднял вверх руку с толстыми  пальцами.

            -  Тебе придется приспосабливаться. Теперь ты с Ангелами, мой друг.

            Предлог  "с" смутил Фрэнка, будто его сосед намекал, что он присоединился к  некому сообществу, созданному ангелами. Фраза "с ангелами" также  вызывала неприятные ассоциации со смертью.

            -  Я съезжаю. Поэтому не будет никаких проблем.

            Малкольм  улыбнулся.

            -  О, они не позволят тебе уйти, сынок.

            -  Что значит, "они"? Грэнби меня не остановит.

            -  Нет, правда. Но они придут и найдут тебя, чтобы взыскать долг.

            -  Нет никакого долга.

            -  Это ты так думаешь, сынок. Они считают иначе.

            -  Что? Кто они?

            -  Все уже решено. Вот увидишь, мой друг.

            -  Это безумие.

            -  Я  скажу тебе, что я сделаю. У тебя доброе сердце, сынок, скажу тебе. Так что я  пойду и...

            -  Нет. Я ни в чем не замешан. Я снял комнату. Кусок дерьма в полуразрушенном  здании. И теперь я съезжаю, потому что получаю угрозы. Все просто.

            -  Хотел бы я, чтоб так было, сынок. Но в "Ангеле" другие правила, те, которым  все мы должны следовать.

            -  Глупость какая-то.

            -  О, нет, сынок, все очень серьезно. Можешь мне поверить. Меня вообще здесь быть  не должно. Он спустится по лестнице и приведет с собой ад, если узнает, что я  нахожусь здесь и говорю такие вещи.

            При упоминании лестницы у Фрэнка  подкосились ноги.

            -  Он вас всех запугивает. Грабит вас.

            -  О, это не только Грэнби. Нет, нет, сынок. Это те, кого он слушается, если  понимаешь, о чем я.

            -  Не понимаю.

            Мужчина  присвистнул сквозь остатки коричневых зубов и приподнял бровь.

            -  Грэнби работает на других. Плохих. Очень плохих. Он - последнее, что тебя  должно волновать.

            -  Что, гангстеры-ростовщики?

            -  Нет, нет. Хуже, мой друг. Семья. Очень старая лондонская семья. Грэнби мало что  решает. Просто делает для них одолжение.

            -  Вы имеете в виду организованную преступность. Как Крэи[6]?

            -  Нет, сынок.

            -  Я, правда, не понимаю. Спасибо за предупреждение, но...

            -  Скажу тебе вот, что. Ты дашь мне деньги, и я пойду к Грэнби и улажу разногласия.

            -  Что?

            -  Пока все не вышло из-под контроля.

            Фрэнк  покачал головой. Старый жулик пытался получить долю с аферы Грэнби. Грэнби  решил угрожать через подставное лицо.