Быстрый осмотр захламленных кухонных поверхностей и пыльных маленьких шкафчиков тоже дал ей понять, что во время своего короткого пребывания в доме еду себе она готовить не будет. Для печи даже требовался газовый баллон. Утром она уедет, а пока будет довольствоваться пирогом, чипсами, печеньем, шоколадом и вином, которые привезла с собой.

            Китти забрала из машины багаж. Поставила коробку с едой и вином на кресло и направилась со своей сумкой наверх. Выполнив задачу, она тяжело опустилась на кровать и закрыла лицо руками. Чудовищность совершенного Мораг обмана и атмосфера уродливого дома легли на нее таким тяжелым грузом, что она почувствовала страшную вялость. Но апатия не расслабляла ее. Казалось, наоборот, лишала сил, причем основательно. Душевная усталость мешала определить, какие еще недуги одолевали ее. Она чувствовала себя нехорошо. Физически некомфортно. Ощущала себя если не опустошенной, то изнуренной чувством похожим на раскаяние. Приговоренной.

            Она сидела, исполненная отрешенности, душевных страданий и озлобленности, пока странные звуки за окном не вырвали ее из оцепенения. Это было похоже на внезапно взлетевшую стаю птиц, только их крики напоминали ребячий гомон на далекой школьной площадке.

            Дети?

            Китти поднялась с кровати и, наклонившись, выглянула из крошечного окна. Стекло было грязным, и она смогла различить лишь горб большого черного холма, стоящего между садящимся солнцем и домом. Небо за холмом было ярко-белым экраном, на который невозможно было долго смотреть. Китти, заморгав, отвернулась. И, вместо того, чтобы выявить источник шума, спустилась на первый этаж.

            С задней стороны дома вид загораживала длинная земляная насыпь. А может, просто резкое поднятие местности. Но чем бы ни был этот холм, он отбрасывал тень на часть дома. И хотя день был жарким, на улице руки у Китти покрылись мурашками.

Солнце висело низко, и проникающие сквозь металлические облака лучи опаляли вершину. Из-за задней части дома ей было мало что видно, кроме ослепительно белого света и черного силуэта холма. Солнце было таким ярким, что она прикрыла глаза рукой и ахнула от внезапной боли в глазах.

            Мораг говорила что-то насчет "восхождения на холм, откуда открывается вид". Китти показала ландшафт своим прикрытым глазам. Оскалила в гримасе зубы с коронками, окруженные ярким овалом розовых губ. Хотела бы я посмотреть, как та бескостная корова поднимется на холм. Человеку пришлось бы присесть, либо встать на четвереньки. Склоны были слишком крутыми, слишком неровными, и этим нельзя было пренебрегать. И когда эта серолицая старая дева Мораг была здесь в последний раз?

            Китти отвернула голову, но странное физическое ощущение сохранилось. Перед глазами продолжало маячить темное пятно от холма, в то время как затяжная жгучая яркость неба въедалась все глубже в череп. Китти пошатнулась. Кровь отхлынула от головы. На мгновение полностью утратив ориентацию, Китти не понимала, где верх, а где низ, и в какую сторону она обращена лицом. А зажмурив глаза, она даже почувствовала, будто висит вниз головой, возможно, подвешенная за лодыжку. Из-за внезапного головокружения содержимое ее желудка едва не попросилось наружу.

            В голове зазвучали беспорядочные фразы из области медицины. Кровяное давление, тромбоз глубоких вен. Она страдала ожирением и отвратительно себя чувствовала. Провела за рулем шесть часов. Она отчаянно надеялась, что ее обморочный приступ связан с низким уровнем сахара в крови... Она запаниковала. Услышала собственный крик. Только он будто звучал издалека, из-за границ ее слепоты. Возможно, из-за эха, потому что крик будто устремлялся, если не увлекался, вверх по холму, прочь от нее.

            Ее грузное тело не осело, а скорее рухнуло с глухим стуком, затрепетав в знак неловкого протеста против внезапности падения. Земля под ней была холодной и неприятно торфянистой. Влага просочилась сквозь тонкое платье и нижнее белье, до самой кожи. Земля вытягивала тепло из ее тела, заменяя холодом, отчего кости ног и спины тут же заныли.

            На мгновение проявив самолюбие, Китти испугалась присутствия поблизости хохочущей толпы. Неужели фермеры и бродяги видели, как толстуха поскользнулась и упала? Да, по крайней мере, один человек видел ее, потому что нельзя ошибиться насчет чьего-то шумного стремительного приближения... Возможно, это было животное. Овца, корова или собака... Хотя нет, не животное, потому что послышался внезапный шелест одежды и уловимое колебание воздуха, производимое быстрым движением ног. Возможно, к той тени, которая уже заполнила глаза Китти, прибавилась еще одна. И воздух стал прохладнее, когда чье-то маленькое тельце оказалось между ней и небом.

            - Упала, - сказала она тому, кто там был. Вероятно, это ребенок с фермы или из соседнего летнего домика.

            Затем Китти забыла про свою гордость и принялась моргать и вытирать лицо, пытаясь избавиться от жуткого потемнения в глазах. Это необходимо было сделать немедленно, прежде чем она встанет на ноги, потому что темнота не торопилась уходить. Будто прилипла к внутренней стороне черепа.

            В своем полуослепленном состоянии, Китти ощущала нависающий над ней дом. Он будто ожил и вырос, устремляясь к небу, после чего потерял равновесие и собирался обрушиться на нее, пока она барахтается в сырой траве.

            На нее накатила тошнота. Внезапный приступ отчаяния, бессилия и сокрушительного осознания собственной незначительности охватил ее возбужденное сознание. Неуместное, но жизненно важное и насущное желание извиниться перед домом - попросить у него прощения - вспыхнуло у нее внутри. И Китти едва не выдала поток громких мольб.

            Но она остановила себя, осознавая нелепость этого побуждения. Она была просто ослеплена солнцем, потеряла равновесие и упала. Перевернувшись на живот, Китти с усилием поднялась на колени.

            Земля замерла, зрение вернулось, и она обнаружила, что стоит на четвереньках лицом к старым стенам дома. В позе подчинения, настолько оскорбительной для нее, что, ощутив мощный всплеск решимости, она вновь оказалась на ногах. Китти развернулась кругом, чтобы посмотреть на свидетеля, наблюдателя, который подошел вплотную, чтобы посмеяться над ее позором.

            Но рядом никого не было. Она одернула себе юбку сзади. Стараясь не смотреть на яркое небо и держа руку, как козырек кепки, она просканировала окрестности. До самых дальних каменных стен, отмечавших конец скалистой равнины, и среди серых, торчащих из некошеной травы камней, не было видно никого, и никакого движения. Даже ни одной птицы.

            Вдруг до Китти дошло, что могло стать причиной внезапной потери ориентации и равновесия. В то утро, из-за долгого путешествия, она не приняла "Ксанакс". Боже мой, она так долго сидела на стабилизаторах настроения, что восьмичасовое воздержание сделало ее беспомощной, слабой и подверженной панике. А еще вызвало галлюцинации, как у наркомана. Это все объясняло. Данное объяснение успокоило ей нервы и вернуло присутствие духа, чтобы схватить ключи и броситься к машине.

            - Там много лет не жил никто, кроме Рагдалены. И я не думаю, что она станет вас терпеть.

            - Что? Что вы сказали? - Голос Китти усилился и разнесся по улице, казалось, подтолкнул белый бумажный пакет к неистовой пляске вдоль тротуара.

            После своего падения, Китти доехала да Гленриддинга, чтобы поймать телефонный сигнал и позвонить Мораг. Та, как и предполагалось, находилась в пабе. На том конце было шумно. Играла музыка. Белый шум болтовни то нарастал, то убывал. Связь была плохая, поскольку кроткий голос Мораг был несколько секунд отчетливым, а затем внезапно стал далеким, будто звучал из-под земли.

            - Я сказала, что никто не жил там уже много лет. Только Рагдалена. И она не будет возражать против вашего пребывания там. Готова поспорить, что она будет рада компании.