Женя вышел из операторской комнаты, закрыл за собой дверь, вытер пот со лба. Вот же, млин, какая штука — нервы. Пока он переводил дух, за дверью опять пиликнуло, затем что-то тяжело упало.

— Забирайте, мужики. Мы с Ольгой пойдем переезд организовывать. Я к полудню завтра вернусь. Только преферансом нынче не увлекайтесь. Не дай бог такую базу про… любить.

— Не боись, Михалыч, — ответил за всех Григорьев. Все будет в ажуре, иди спокойно.

Телевизор, интернет, компьютерные игры загружают мозг современного человека, не оставляя ему места и времени для раздумий о чем-то еще кроме повседневных дел. Мало кто задумывается о высоком. О смысле жизни, о своем месте в обществе, о судьбе и о вечности, о собственных перспективах, в конце концов. Дом-работа-дом-работа… Вечный цикл. Заработать деньги, потратить их на текущие потребности, снова заработать, снова потратить. Люди думают о том, как заработать больше, потом — куда потратить лучше. А в скудные часы отдыха тело лежит на диване или сидит перед компьютером, а мозг загружен соответственно телевизионной или компьютерной жвачкой. Некогда задуматься даже о себе, не то, что о других. Человек живет в автоматическом режиме, глядит строго перед собой, и в своем бесконечном беге по замкнутому кругу желает лишь не оступиться, не потерять ритм и не сбить дыхание. Но однажды, встретившись взглядом с Вечным, замирает, и бегущие рядом коротко машут вслед ушедшему под марш Шопена. Коротко — чтобы не потерять ритм и не сбить дыхание.

Нынче Женя изрядно устал, но не настолько, чтобы срубиться, едва опустив голову на подушку. И в голову, ничем не занятую, стали заплывать мысли. Сперва крутились эпизоды сегодняшнего вечера. Их с Ольгой рассказ весьма воодушевил людей. Появилась цель, движение, точка приложения сил, шансы на выживание, в конце концов. Наличие укрепленного замка и канала снабжения, пусть и намного более скромного, чем у главных анклавов, открывало новые возможности. Но и бросать имеющееся добро было жаль. В руках, очевидно, многого не унести. Ценностей же в доме-складе оставалось преизрядно. Решено было попробовать найти дорогу, проезд к новому жилищу. Все равно Григорий с Шуриком ожидались, в лучшем случае, лишь к вечеру следующего дня, и до тех пор переезд был невозможен. Значит, с утра ему с Ольгой опять предстояла разведка.

Вообще прошло всего несколько дней с того момента, как Женя оказался в новом мире, а чувствовал себя уже намного лучше. От обильной физической и нервной нагрузки он изрядно постройнел, стали уходить болячки, вызванные прошлым образом жизни и работы. А какой был образ жизни? Утром садился в машину и ехал на работу. Отсидев смену, садился в машину и ехал с работы. Дома ужинал, смотрел новости, затем падал в соцсети или в очередную стрелялку. По субботам стирал, готовил на неделю, закупался, иногда устраивал уборку. Практически перестал ходить в гости, в кино, в театр. Круг реального общения свелся к коллегам на работе и таким же, как и он, любителям авторской песни. Интересов — минимум, действий — минимум. Что в перспективе? Доработать до пенсии рядовым программистом, окончательно растолстеть, потом в одиночестве состариться и тихо помереть у телевизора. Нет, ну это же никуда не годится! А ведь были возможности, были желания и стремления! И куда все это делось? Для чего он, Женя прожил полжизни? Что полезного сделал? Сколько людей искренне огорчится, если, скажем, завтра его не станет? Да нисколько. Никому он нафиг не нужен. Исчезнет, и не останется после него даже воспоминания. А могло быть иначе? Конечно могло. Друг звал его на работу в Питер, в серьезную фирму, с большими перспективами и солидными деньгами. Почему не поехал? Побоялся неизвестности. Тут все налажено, устроено, а там неизвестно еще, выгорит или нет. Мог открыть свою фирму? Мог. И потенциальные клиенты были, и заказы. Почему не открыл? Нужно было отрываться от игрушек и бегать, хлопотать, оформлять. Единственная девчонка, с которой у Жени что-то складывалось, пыталась таскать его с собой по выставкам, концертам, зимой на лыжах, летом на велосипедах. Но так и не смогла вытянуть с любимого дивана, ушла. Он сам, своими руками уничтожил свое будущее, сам угробил свою жизнь, сам сделал ее пустой и никчемной!

Жене стало нестерпимо жарко от накатившей внезапно волны стыда. Он яростно заворочался под одеялом, пытаясь успокоить проснувшуюся совесть. Потом вскочил и как был, не одеваясь, выбежал из дома. В нем бурлили и жгучий стыд, и злость на себя, свою непутевую, по сути, жизнь, и жалость к себе, и еще что-то чему он не знал названия. Хотелось то бежать куда глаза глядят, то кричать во все горло, то еще чего-то смутного, неясного. Хотелось, чтобы эти стыд, и гнев, и злость, и все остальное исчезли и не донимали его, чтобы он мог жить и дальше так же легко и беззаботно. Но где-то на краю сознания присутствовало и понимание того, что так нельзя, что именно стремление к легкости и беззаботности как раз и привело его в тот тупик, в котором он оказался. Женя упал на колени и что было сил ударил кулаком по земле перед собой. Потом еще и еще раз. Прорвались непрошенные слезы. И Женя, сглатывая соленые капли, бил и бил, выплескивая свою ярость, злость, словно пытался навсегда избавиться от себя прошлого и оплакать этого нелепого и никчемного человека, которым был еще недавно. И — странно — вместе со слезами уходили из души боль и гнев, оставляя после себя надежду и решимость. Ольга была права, он получил второй шанс, он сможет все исправить, сможет начать жить заново. Он не будет бездельником и слюнтяем, он станет мужчиной, и его дети будут гордиться им! У него должны быть дети. Женя рывком поднялся на ноги и выпрямился. Нет, у него обязательно будут дети! У него непременно будет сын, и когда ему наступит срок уходить, в этом странном и опасном мире останется его, Евгения Каплина, род.

— Нехорошо нарушать свои собственные приказы, — раздался у него за спиной знакомый голос.

Женя рывком обернулся.

— Оля?

Она приложила палец к его губам.

— Держи, — сказала Олга, протягивая Жене одежду и оружие. — Смотри, какая лунная ночь, давай немного прогуляемся. Да и тебе, пожалуй, стоило бы умыться.

Позже, когда они возвращались от ручья к дому, Женя сбивчиво пытался рассказать Ольге про свои метания, но она остановила его.

— Не все слова должны быть сказаны вслух.

И он, поразмыслив, согласился.

Ночь была светлой. Чуть ущербная луна ярко освещала открытые места, протягивая от деревьев и кустов непроницаемо-черные тени. Женя с Ольгой уже подходили к самому дому, как вдруг сквозь слабо колышущиеся ветви увидели, как за угол скользнула темная фигура. Женя знаком велел Ольге оставаться на месте, а сам, прячась за кустами, обогнул дом.

У дверей стоял человек с оружием в руках, чуть позже из-за другого угла показался еще один. В свете луны Женя не мог как следует разглядеть фигуру, но отчетливо видел черное лицо. Человек начал тихонько, стараясь не скрипнуть, открывать дверь. Медлить было больше нельзя. Он нажал кнопку предохранителя, быстро прицелился и выстрелил. Человек у дверей упал. Женя передернул затвор и выстрелил еще раз, во второго, но промахнулся. Тот с быстротой молнии скрылся за углом дома. Выстрелы разбудили людей. Из дома выскочил Грубер с помпой, затем Циммер с хаудахом. Ольга метнулась в дом и тут же выскочила обратно с ружьем в руках.

— Один убежал за дом, туда! — крикнул Женя.

Циммер побежал в ту сторону, куда скрылся негр, Грубер — в обход, с другой стороны. Женя же, вспомнив, свои былые компьютерные бои, отступил в кусты и начал обходить дом по широкой дуге. «Тепловизор бы сейчас, да кто ж знал-то!» подумал он. И тут же сам себе возразил: «Ты начальник, ты и должен был подумать, предугадать и подготовиться.»

Механик добежал до угла дома, остановился и осторожно выглянул. Тут же раздался выстрел, пуля отколола здоровенную щепу рядом с его головой. Женя выстрелил по вспышке, практически наугад.