Но блондинка, похоже, закусила удила. Ее просто несло.

— С чего это я буду извиняться? Не я его сюда завела. Его по-человечески попросили довести до ближайшего жилья, а он какую-то херню городит. Попаданцы, другой мир… Придумал бы что получше. А чего это ты за него заступаешься? Нашла бесхозного мужичка и решила к рукам прибрать? Надоело в разведенках ходить, а никто внимания не обращает?

— Я же не ты, к каждому встречному хмырю в койку не лезу, у меня ноги на автомате не раздвигаются!

Две подруги во мгновение ока превратились в разъяренных мегер. Первоначальная тема разговора была забыта, понеслось такое, что Женя, хоть и вполне владел обсценной лексикой, многое для себя в этом диалоге почерпнул и впоследствии с успехом применял. Тем временем, перепалка грозила перерасти в потасовку, а, как говорят знающие люди, нет ничего страшнее женской драки. Нужно было срочно что-то делать. Не то, чтобы Жене было невыносимо видеть процесс разрывания одежд и выдирания с корнем волос, но на девчонках были его футболки, мог пострадать котелок, чай, да и костер находился в опасной близости. Женя схватил бутылку с остатками воды, набрал полный рот и щедро брызнул на двух взбесившихся фурий. Холодный душ благотворно подействовал на обеих. Вот только Ольга, охолонув, смущенно пробормотала «извини» и тихо опустилась на свое место, а Снежана фыркнула:

— Ну и сидите, воркуйте, голубки странные!

И учесала в лес, мгновенно скрывшись в темноте. Лишь хруст веток под ногами да выдаваемые вполголоса матюки указывали направление ее движения.

— Куда! Потеряешься! — только успел крикнуть ей вслед Женя. Но блондинки уже и след простыл. Он дернулся было следом, но Ольга его удержала.

— Пусть проветрится, психопатка. Авось о березу какую башкой приложится, так мозги на место встанут. Не бойся, далеко не убежит. Сейчас набегается и вернется прощения просить.

Девушка сидела, низко опустив голову, скрыв лицо в глубокой тени. Какое-то время она молчала, успокаиваясь, потом неловко выговорила:

— Ты не думай, я не такая… хабалка. Просто… Снежка совсем берега потеряла. Первый раз ее такую вижу. И… я тебе потом про себя расскажу. Хорошо?

Женя молча кивнул. Ему тоже было не по себе. Они помолчали еще немного, потом Ольга спросила:

— А ты действительно думаешь, что мы куда-то попали? И вернуться никак нельзя?

— Что попали — это очевидно, по крайней мере, для меня. Но вот куда и можно ли будет вернуться — этого я сказать не могу. Я даже не представляю себе, где мы сейчас находимся, и куда нужно будет идти. Да и продуктов у меня осталось — кот наплакал. Максимум на день хватит. Ну, если экономить — то на два.

— А у нас же ружье есть, можно будет охотиться… наверное, — робко предположила Ольга.

— Я, вообще-то, не охотник. Да и стреляю неважно. Последний раз брал оружие в руки на школьных сборах, больше двадцати лет назад.

Снова наступила неловкая пауза. Женя глядел в огонь, бездумно наблюдая, как причудливо извиваются языки пламени, облизывая почерневшие, обугленные поленья. Рядом что-то бормотала Ольга. Он невольно прислушался:

— Как же так… у меня же столько дел осталось несделанных! Я ведь не просто так гуляла, я подружку шла проведать — она в больницу попала. Кто ж ее теперь… И за квартиру надо заплатить. А в понедельник — на работу…

Послышался всхлип, бормотание стало совсем неразборчивым.

Сам Женя никакой паники не испытал. Позже, вспоминая эти дни, он не раз удивлялся, насколько спокойно воспринял эту новость. Ну попал и попал. Возможно, сыграл свою роль недавно перенесенный стресс, возможно, наличие рядом более слабого существа, нуждающегося в помощи и поддержке, а, скорее всего, причиной стало то, что ничего особо дорогого и важного у него в старом мире, в прошлой жизни, не осталось. Как говорится, ни ребенка, ни котенка. А вот девчонку было жаль. Совершенно искренне, по-человечески жаль. Понятное дело — человек разом лишился всего, что составляло его жизнь: друзей и знакомых, всех своих вещей, всего нажитого, своего дома, в конце концов. А еще привычных отношений, привычного жизненного уклада. Старых врагов — недругов и то не стало. И вместо этого тот самый человек, совершенно мирный, домашний по своей сути, оказался в другом месте, абсолютно чужом и полном опасностей. Нет, ее обязательно надо было утешить. Ну, хотя бы попробовать это сделать.

— Оль, мы теперь с тобой на равных.

Женя изо всех сил старался, чтобы голос звучал твердо, с капелькой сочувствия.

— Ни у тебя, ни у меня теперь ничего нет. Ни работы, ни квартиры, ни друзей-подруг, кроме одной, да и то блондинки, ни кредитов, ни счета в банке. По сути, мы сейчас начинаем новую жизнь с чистого листа. Представь: ты только что заново родилась. Неизвестный акушер перерезал пуповину, и вот ты открыла глаза. Что вокруг? Темнота, ночь, на небе — посмотри, какие звезды! Но завтра встанет солнце, лес оживет, начнется новый день и все будет хорошо.

— Да ты поэт!

Кажется, Ольга улыбнулась. Собственно, этого Женя и добивался. Он придвинулся ближе и попытался обнять девушку за плечи, привлечь к себе, но она мягко, но недвусмысленно освободилась.

— Не надо… сейчас. Хорошо?

— Хорошо, — согласился Женя. В этом «сейчас» был намек на возможное продолжение «потом», и это его вполне устроило.

Ольга откуда-то вынула остатки своей блузки, оторвала еще один клочок ткани, смочила водой и принялась вытирать лицо. Видимо, все же, плакала. Закончила, прибрала лоскуток, а потом сама придвинулась к Жене вплотную, и даже не стала протестовать, когда он слегка обнял ее за талию. Даже напротив, чуть привалилась, прижалась к нему.

— Что мы теперь будем делать?

Женю очень обрадовало это «мы». Еще его обрадовало то, что ожидаемая истерика не состоялась или, по крайней мере, прошла в тихой форме, и он преувеличенно бодро принялся вещать:

— Вот это действительно важный вопрос. Для начала…

Он не успел договорить: из леса, с той стороны, куда удрала Снежана, донесся пронзительный вопль. Женя выдернул из рюкзака фонарь, подхватил ружье.

— Оставайся здесь, возьми вон обрез, карауль вещи. — бросил он Ольге на бегу.

По ночному лесу обычным-то шагом идти непросто, а бежать и вовсе рискованно. Ветки так и норовят глаз выхлестнуть, под ноги постоянно попадаются то кочки, то ямки, то пеньки, то бревна. И рискнувший на ночную прогулку имеет все шансы сломать себе если и не шею, то уж ногу — наверняка. Но при всем при этом свет зажигать не стоит, если это, конечно, не тепловозный прожектор. В лучшем случае, удастся увидеть только то, что находится непосредственно под ногами, а все, что дальше ближайшей елки, будет скрыто непроницаемой для глаза тьмой. Направление выдерживать и вовсе проблематично. Звезды, луна — все скрыто. Впрочем, если есть маяк, хотя бы акустический, задача облегчается. А уж Снежана орала так, что услышал бы и глухой.

Она успела удрать не так и далеко, метров на двести, не больше. Может, ходила кругами, может… Да хрен знает, что этой дуре в башку втемяшилось! Но в итоге она каким-то непонятным образом умудрилась провалиться одной ногой в какую-то дыру. Да еще глубоко, по самое… белье, скажем так. И сидела враскоряку, не в состоянии двинуться и беспрерывно голосила. А когда из-за ближайшего дерева показалась большая мешковатая фигура, она заорала вдвое громче и на октаву выше.

Женя, поморщившись, включил фонарь, осветил себя и рявкнул:

— Что орешь? Негров приманиваешь?

Удивительно, но блондинка заткнулась практически мгновенно.

— Давай руку. Теперь медленно, осторожно, поднимайся. Пальцы вверх загни, чтобы тапок в дыре не остался. Да не рвись ты, нога оторвется! Вот так, давай, давай…

— Ай! Он соскочил!

— Вот, млин, свезло!

Женя нашарил рядом ветку, привязал к ней свой носовой платок и воткнул в дыру, из которой только что вытащил Снежану. В самом деле, не стоило разбрасываться вещами. Утром, по свету, можно будет попытаться достать обутку.