– Ты вступил в отношения с секретаршей? – приподняла бровь я, предвидя банальную развязку.

– Именно, – поджав губы, щёлкнул пальцами Брэм. – Пусть без наличия груди и сексуальной задницы, зато блондинка, умеет ярко краситься, а силиконовые губы неплохо возмещают отсутствие всего остального. Она была достаточно сексапильной и сговорчивой, чтобы запрыгнуть ко мне на стол уже к окончанию второй недели своей работы в моём офисе. Меня это более чем устраивало. По факту: я начал встречаться с “пикантной”, если так можно выразиться, женщиной, которую не любил, и только для того, чтобы рядом была “хоть какая-нибудь” “кукла”. Во-первых, я мог в любой момент заняться с ней сексом в своём кабинете, во-вторых, я мог взять её на деловую вечеринку. Большинство наших деловых партнёров женатые люди, так что им нравится, когда они видят, что ты тоже обременён ношей брака или хотя бы какими-нибудь отношениями. Это может означать, что ты ответственный кошелёк, а не расточитель бюджета. В бизнесе, знаешь ли, приобретаешь новый вес, когда рядом с тобой пятый размер груди или просто умеющая носить пуш-ап блондиночка. Бред.

– Бред, – согласно подтвердила я.

Брэм ещё немного помолчал, словно пытаясь что-то вспомнить, и потом продолжил немногим более приглушённым тоном, чем прежде:

– В общем, сначала она меня, возможно, и любила, но потом, поняв моё прямолинейное отношение к ней, начала заметно остывать, что лично меня вообще не волновало. Я уже думал, как с ней расстаться, когда она сообщила мне о своей беременности и решительной готовности сделать аборт. Это я настоял на рождении ребёнка. Я буквально её уговорил, хотя ни я сам, ни она не были готовы к подобному. Спустя пару дней она переехала ко мне… – с каждым новым предложением Брэму заметно становилось всё сложнее говорить. – Мы перестали ссориться, как это регулярно случалось прежде, но я остался холоден к ней и ничего не мог поделать со своей нелюбовью. На двадцатой неделе беременности, когда её живот уже был достаточно округлившимся, она не выдержала. В самое обыкновенное утро понедельника, сразу после завтрака, она сказала, что отправится к своему врачу, чтобы при помощи УЗИ узнать пол ребёнка. Мне было откровенно всё равно, кто родится – мальчик или девочка – поэтому я даже не задумывался над тем, чтобы преждевременно выяснить эту подробность. И всё же я предложил её подвезти до медицинского центра, при этом не преминув заметить, что мне не хотелось бы отменять деловую встречу ради того, чтобы всего лишь узнать пол будущего ребёнка, на что она ответила, что справится сама. Тем утром она и вправду отправилась в медицинский центр, но не для того, чтобы узнать пол ребенка, а для того, чтобы избавиться от него. Вечером мне сообщили о её смерти… – Брэм напряжённо заморгал, будто перед его глазами всплыли картины того вечера. – Она решилась на прерывание беременности на экстремально позднем сроке, после чего, из-за сильного кровотечения и несвоевременно сделанного переливания крови, скончалась сама.

– Брэм… – я дотронулась его горячих рук, сжатых в кулаки, которыми он упирался в колени. Я хотела ему сказать, что он не виноват, но что-то мне подсказывало, что он примет мои слова за ложь, поэтому решила промолчать.

– Это ещё не все… – подождав несколько секунд, сжато продолжил он. – За полчаса до того, как я узнал о случившемся, я вернулся домой и нашёл на своём рабочем столе письмо от неё… Она писала, что ребёнок мой, в чём я и не сомневался, и что, собственно, позже подтвердила ДНК-экспертиза. Но ещё она написала в той записке, что уже месяц, как спит за моей спиной со своим бывшим мужем. Она планировала сделать аборт и этим же вечером уехать со своим бывшим в Бристоль. Вот и всё… – Брэм замолчал, но вдруг решил добавить. – Прошло полтора года с того момента, прежде чем Барвик уговорил меня на лечение от алкогольной зависимости в этой клинике.

– Выходит, тебе, как и всем здесь собравшимся, просто жизненно необходимо себя простить, – подытожила я.

– Я над этим работаю, – сжато ответил Брэм и неожиданно заглянул мне в глаза. – Но я твёрдо решил, что в моей жизни не будет детей. Ни своих, ни приёмных, никаких.

Я замерла, а потом постепенно отстранила от него свою руку, словно боясь его спугнуть и тем самым спровоцировать к нападению. У меня было двое детей. Две замечательные девочки, которых я не была достойна всю их жизнь. Сейчас я находилась здесь только для того, чтобы ради них вырваться из рабства. Ради этих двух жизней, которых я искренне жаждала стать достойной…

Его борьба и моя борьба проходили рядом, но они не могли стать одной. Отчего-то мне вдруг стало грустно и больно одновременно.

– Тебе стоит перестать так страшно себя винить, – попыталась улыбнуться я.

– Я могу посоветовать тебе то же, – выдохнул Брэм, и после, наблюдая за тем, как я вернулась к унылому ковырянию тушёного картофеля, вдруг добавил. – Ну, теперь ты хотя бы понимаешь, что моё прошлое не менее грязное, чем твоё.

– Я бы не согласилась с этим, но… – я замолчала.

– Но? – Брэм заинтересованно заглянул мне в глаза.

– Моё прошлое действительно могло бы быть грязнее твоего и определённо было бы, если бы я эгоистично не считала, что его осветляют незапятнанным светом две звезды. Лишь поэтому я считаю, что чаша наших весов может сравняться, хотя и не до конца верю в то, что моё прошлое может быть одинакового уровня загрязнения с твоим.

– Вот как, – заинтересованно ухмыльнулся Брэм. – И что же это за звёзды, благодаря которым я могу рассчитывать на то, что ты не будешь чувствовать себя рядом со мной подавленной моим, как могла бы счесть ты, но только не я, более светлым прошлым?

– Судя по всему, благодаря этим звёздам я вообще не могу рассчитывать чувствовать себя рядом с тобой хоть как-то.

– Это ещё почему? – непонимающе приподнял брови мой собеседник.

– Потому что, чтобы быть рядом с тобой, мне придётся отказаться от единственного в своей жизни, от чего я отказаться не смогу. И эту мою зависимость ни за какие деньги не исправит ни одна реабилитационная клиника во всём мире.

– И что же это? – напряжённо-приглушённым и одновременно вкрадчивым тоном поинтересовался Брэм.

Он искал моего взгляда, и я подарила его ему. Пронзительный, долгий, вдумчивый.

– У меня два ребёнка, Брэм. Девочки шести и трёх лет. Ради них, если понадобится, я не задумываясь умру, и ради них я сейчас воскресаю.

– Дочки?.. – бесцветным голосом переспросил мужчина. Я хотела уже сказать, что прекрасно понимаю, что это идёт вразрез с его уже составленными планами и взглядами на его будущую, “очищенную” жизнь, так что всё в порядке и это даже замечательно, что мы это выяснили сейчас, а не позже, но не успела я сказать всё это и даже больше, как вдруг Брэм оборвал меня на полувдохе совершенно неожиданным вопросом. – У них есть отец?

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы “переварить” этот вопрос, после чего я, освободив нижнюю прикушенную губу, наконец начала выдавать ответ:

– Отцы, конечно, есть. Жасмин родилась от учёного-астронома, Мия – от смазливого парня с соседней улицы… Ни их отцы, ни кто-либо другой не знает о их происхождении. Я предпочла, чтобы люди думали, будто я не знаю, от кого именно из своих многочисленных сексуальных партнёров я зачала и впоследствии родила своих детей, нежели чтобы кого-то из моих дочерей возжелали вырвать из моей семьи их более обеспеченные родственники.

– Значит, Жасмин и Мия?.. И кто же за ними присматривает, пока ты здесь?

– Жас дома с моим отцом, прабабкой и кузиной, а Мия сейчас в Берлине с братом отца. Недавно ей сделали операцию, которая прошла успешно… Если в случае с Жасмин мне удалось оставаться чистой на протяжении всей беременности, то лёгкие Мии определённо пострадали из-за того, что на период моей беременности ею я так и не смогла до конца отказаться от спиртного.

– А ты говоришь, что у меня огромное чувство вины, – прищурился Брэм.

– Это теперь не важно, – тяжело выдохнула я, – у кого из нас чувство вины больше или прошлое более запятнанное…