Но нам думается, что для кино- и иных «звезд» ни на московских, ни на ленинградских, ни на одесских перекрестках нет нужды изобретать какие-то особые, персональные светофоры. И совершать прогулки за рулем машины, подвергая опасности жизни прохожих, не уважая наших порядков, непозволительно даже Марку Наумовичу Бернесу».

Я дочитал фельетон и уставился в окно. Это все надо было переварить.

– После этой статьи, – Заславский забрал у меня газету, – Марка прекратили приглашать на концерты и снимать в кино. Изольда его бросила, Бернес перебивался озвучкой ролей.

– Может быть, не стоило таранить пассажиров трамвая? – осторожно поинтересовался я. Наезд Аджубея через газету выглядел отвратительно, но и Бернес тоже повел себя ужасно.

Мы опять помолчали.

– Ты не передумал? – наконец с некоторой обреченностью в голосе спросил Заславский. – Сам Аджубей в разъездах, но его зам мне кое-что должен…

– Не передумал.

– Хорошо, я позвоню, – декан тяжело вздохнул. – Какая вторая просьба?

– Две пачки бумаги.

Заславский настороженно побарабанил пальцами по столу.

– Зачем?

– Идея одного романа в голову пришла.

– Какой роман, Русин?! На дворе сессия.

– У меня уже все зачеты сданы. Половина автоматом, – я вытаскиваю зачетку из портфеля, подаю ее декану. Тот ее бегло просматривает.

– Алексей, скажи мне, что ты не собрался писать что-то… запрещенное или пограничное…

– Мы, пограничники, охраняем границу, но не переходим ее, – я засмеялся.

Заславский тоже улыбнулся.

– Как только черновик будет готов, – декан наставил на меня указательный палец, – тут же копию мне на стол. Тут же! Это понятно?

– Предельно ясно.

Декан опять покопался в ящиках тумбочки, протянул две пачки сероватой бумаги. Я как величайшую драгоценность прижал их к груди и метнулся обратно в библиотеку.

– АААА!

Громкий женский крик выдернул меня обратно в реальность. Рядом с моим столом стояла та самая молодая библиотекарша. Руки прижаты ко рту, глаза круглые, словно блюдца. Вокруг начинают собираться студенты. Подходит пожилая преподавательница. Кажется, русского языка.

– Маша, в чем дело?

– Я иду мимо, а он, – библиотекарша тычет в меня пальцем, – печатает, закрыв глаза.

Вот же засада! Запалили меня. А я ведь так удобно устроился. Дар позволял не только вспомнить любой день и минуту, но и остановить память в нужный момент.

Закрываю глаза. Проматываю пленку кинофильма «Моя жизнь» и останавливаюсь на 14 яая 1978 года.

На меня наваливается тяжелый аромат цветущей возле подъезда сирени. Во дворе сосед заполняет багажник «Москвича» многочисленными свертками. Сегодня воскресенье, и он едет на дачу. Из раскрытой двери балкона доносится мамин голос.

Я резко закидываю голову и вглядываюсь в голубое небо, которое перечеркивает белоснежный след от самолета. В слезящиеся глаза бьет яркое солнце, и я опускаю голову вниз. На коленях лежит раскрытая на первой странице книга Семенова «Майор Вихрь»…

«Председатель имперского народного суда Фрейслер то и дело срывался на крик. Он просто не мог слушать показаний обвиняемого, перебивал его, стучал кулаком по столу и чувствовал, как от гнева холодеют ноги».

Фиксирую в сознании открытый лист книги и начинаю перепечатывать. Только каретку машинки успевай двигать.

– Это специальный метод печати. Называется «слепой», – я начинаю объяснять окружающим. – Пальцы фиксируются на литерах, у каждого пальца есть «свои» буквы.

– Ну так печатают многие машинистки, – соглашается преподавательница.

– Но они же смотрят на лист! – удивляется библиотекарша.

Они-то смотрят, а вот я не могу одновременно разглядывать «скриншот» памяти и лист. Так что приходится закрывать глаза. Ошибок становится больше, но перепечатка спасает.

– Тренируюсь, – туманно отвечаю я. Народ пожимает плечами, расходится. А я разглядываю получившийся результат. Первая глава «Вихря» готова. Кроме названия книги я и псевдоним главного героя поменял. Капитан Шторм. На всякий пожарный.

Закончив работу, спешу на Арбат. Не могу ничего с собой поделать, хочу посмотреть на себя молодого. Переулками прохожу к нашему старому дому. Сажусь на лавочку возле детской площадки. Жду. Дети играют в песочнице, раскачиваются на качелях. Мужики за большим деревянным столом забивают «козла», попутно прихлебывая пиво из трехлитровой банки. Ругают Хрущева. Самая вежливая кличка – «Турист». Никита и правда последнее время не вылезает из загранкомандировок. Все несет коммунизм арабам и прочим народам. Буквально вчера открывал Асуанскую плотину вместе с Насером. В кою плотину СССР закачал миллиарды. Это еще мужики не знают, что Хрущев даст президенту Египта Героя Советского Союза. Что вызовет гнев всех фронтовиков страны.

Наконец из подъезда выбегаю я юный. Вихрастый пацан в трениках и майке. В руках жестяной бидончик. Вспоминаю, что с ним меня мама посылала за сметаной, которую в магазинах наливают в разлив. А вот и она сама:

– Трофим! Не вздумай опоздать! – Мама высунулась в окно третьего этажа. У меня перехватывает дыхание. Молодая, красивая… родная! На голове – бигуди. Я быстро моргаю, на глазах – слезы.

– Будешь играть с парнями из третьего дома в секу – отец ремня даст, – мама захлопывает окно, а «я», расстроенный, бреду к выходу со двора.

– Эй, «Лысенко», – смеются мужики. – Давай с нами в картишки.

«Я» краснею и ускоряю ход. И так всю школу проходил с кличкой «агроном». Невольно сжимаю кулаки. Надо как-то помочь себе молодому. И родителям заодно. С этой мотивирующей мыслью я отправляюсь в общагу. У входа в метро покупаю у какой-то бабули букет красных тюльпанов. Надо реабилитироваться перед Викой. Отдаю последние деньги, в кошельке остается лишь мелочь. Интересно, удастся перехватить из кассы взаимопомощи? Помнится, Пылесос собирала с нас по пятьдесят копеек в прошлом месяце. А если не удастся, то как быстро заработать много денег? Где хранятся клады, у меня в памяти не осталось. У Русина тем более. Кажется, что-то было в Питере, в Константиновском дворце. Ценности царской аристократии. Гастарбайтеры ремонтировали стены и нашли тайник. А в нем фамильное серебро, золотые монеты… Идиоты не нашли ничего лучшего, чем собрать все в обыкновенные магазинные пакеты и потащить в скупку на рынке. Там-то, прямо перед милицейским патрулем, столовые приборы порвали пакеты. Клад вывалился на асфальт. Вот поди менты удивились.

«Нет, Шурик, это не наш путь». Где именно клад, я не знаю, как и кому его продать и не спалиться, тоже не понятно. Лотерея? Не знаю выигрышных комбинаций. Молчащее СЛОВО подтверждает мое решение. А что, если подумать в сторону криминала? Ведь цель явно оправдывает средства. Тем более если выбрать такой криминал, который вовсе и не криминал. Экспроприация экспроприаторов.

Вика цветам рада. На щеках появляются милые ямочки, я удостаиваюсь мимолетного поцелуя. В губы! Боже, как хорошо быть молодым! В приемной медицинского кабинета пусто, поэтому иду в атаку и пытаюсь еще разок потискать девушку в дверях. Получаю по рукам, но так, без энтузиазма, формально. А дело-то продвигается!

Впрочем, радуюсь недолго. Вика осматривает мой шрам и попутно интересуется, сходил ли я к докторам эмгэушной поликлиники.

– Русин! – ноздри девушки гневно раздуваются. – Как можно так наплевательски относиться к собственному здоровью?? Завтра же отправляйся к врачу!

– Зая, ты так очаровательна, когда злишься! – Десятилетия работы в женском коллективе наложили свой отпечаток. Множество романов с учительницами, большой опыт комплиментов, флирта… И да, два брака. Два развода. Увы, Бог детей не дал. Может быть, потому и не дал, что у него были на меня далеко идущие планы?

– Какая я тебе зая? – Вика уже успокоилась, и на ее лице появилась ироничная улыбка.

Правда, на заю она совсем не похожа. Надо срочно придумать что-то другое. Тем более и «капусты»-то у меня нет. Я с грустью подумал о пустом кошельке.