Мы мало знаем о насекомых той отдаленной древности, потому что они слишком малы, чтобы уцелеть для нашей науки после стольких тысячелетий, и, чтобы легко быть найденными, если бы даже они и уцелели. Но как многочисленны и разнообразны были мягкотелые и наливочные, о том свидетельствуют огромные пласты и целые горы, обязанные своим происхождением именно этим крошечным органическим существам.

^{Исполинский олень (Cervus megaceros). Некогда первобытный олень бродил целыми стадами по среднеевропейским равнинам, теперь отодвинулся к странам полярного круга.}

Могучая сила животной жизни сказалась прежде всего в тех огромных пресмыкающихся и амфибиях, которые, можно сказать, царили над миром, когда еще не было более высших животных. Исполинские ящерицы, превосходившие самых огромных нильских крокодилов, всевозможные чудовища, вроде мегалозавров, плезиозавров, птеродактилей, ихтиозавров и т. п. существ, снабженных ужасающими орудиями защиты, населяли мир в то отдаленное время, когда еще не было человека…

Потом, с вымиранием этих чудовищ, населили лесной мир не менее гигантские млекопитающие, в которых сказалась уже высшая форма животной жизни. Огромные мамонт, носорог, пещерный медведь, пещерный лев, бык лесной, северный олень и др., превосходившие размерами соответствующих животных нашего времени, в свою очередь царили над миром, хотя в то время уже жил и человек — этот венец создания, настоящий владыка земли, ее последнее, любимое дитя.

^{Зубр или бизон (Воs americanus). Ныне водится в диком состоянии в Беловежской пуще и в нескольких долинах Кавказа.}

Он не был, однако, тогда царем нашей планеты, потому что он был еще в младенчестве своего развития, и ему не под силу было бороться с исполинами-зверями за обладание землей. Он должен был напрягать все свои силы — душевные и телесные — для того, чтобы только устоять в страшной и великой борьбе за свое существование и сохранить свой род от истребления, которого требует часто «борьба каждого против всех». И человек устоял в этой страшной борьбе и окреп, к счастью, не столько телом, сколько духом и умом, — и с той поры он начинает становиться владыкой земли…

Среди лесной девственной глуши, населенной тысячами разнообразнейших животных, блуждал и первобытный человек. Когда и откуда он появился в наших странах, как и везде, этот вопрос тысячи лет всуе задает себе человечество, уже окрепшее умом, богатой мыслью, накопленной бесконечной сменой поколений. Человек появился в лесном океане очень и очень давно — еще во времена пещерного медведя, носорога и мамонта, — только и можем ответить мы на первый вопрос. Что он появился первично не в лесной глуши севера, а пришел туда из стран более богатых природой — это тоже несомненно.

Не без основания корифеи науки предполагают эту первичную родину человечества, так сказать, колыбель его, в недрах срединной Азии, где-то в благословенных долинах Гиндукуша и Памира, или среди текших медом и млеком равнин Месопотамии. Там была, очень вероятно, в самом деле колыбель человеческого рода, оттуда исшел первичный человек во все страны света, чтобы населить мир.

^{Мамонт (Elephas primigenius). По строению своего скелета вымерший теперь мамонт напоминал индийского слона. В мерзлой земле северной Сибири находят до сих пор трупы замерзших мамонтов с хорошо сохранившимися мясом, кожею и шерстью.}

Невозможно себе составить даже приблизительного понятия об этой важнейшей эпохе в жизни человечества, но необходимо сказать, что следы этого первобытного человека в разных странах мира найдены с останками исполинских животных, которых он был современником, как мы уже говорили. Сообразно с этими совместными нахождениями, даже принято делить век первобытного человека на мамонтовый, северного оленя и т. д.

Присутствие человеческих костей в мамонтовом веке в разных странах, отдаленных на целые тысячи верст от предполагаемой прародины человечества, показывает, что исход первых людей на заселение мира совершился, без сомнения, еще ранее мамонтового века, так как человеку, при его тогдашнем низком развитии и при тех огромных препятствиях, которые представляла ему на пути девственная природа, нужен был огромный период времени, чтобы появиться из недр Азии где-нибудь во Франции или на побережьях Ильменя.

Цепи гор и реки служили тому первому колонизатору ненаселенных земель направлениями, которым он следовал, проникая в неведомый для него мир. Сколько Колумбов было среди этих первых насельников земли, которые, можно сказать, открыли и для себя и для своего потомства весь мир ранее, чем разум позднейших их потомков заставил снова открывать его уже по частям!..

Перенесемся же вольной мыслью в тот древний мир, завесу которого для нас снимает наука и воображение, и пойдем со мной, читатель, в самые чащи первобытного леса наших северных стран.

Тихо и безмолвно в девственной лесной глуши, окружающей унылые берега огромных озер, которые протянулись на восток от моря, называемого ныне Балтийским. Ничто не шелохнется в этой необозримой чаще в час полуденный, когда отдыхает всякая тварь, когда дремлет, кажется, сама природа, согреваемая палящими лучами полуденного солнца. Лишь изредка промяучит желтая иволга или стукнет пестрый дятел о кору испорченного дерева, а потом все затихнет опять… Целыми часами все спит, по-видимому, непробудным сном. Но пойдем дальше в это сонное, словно заколдованное царство, и углубимся смелее в чащу первобытного леса.

Если все идти напрямки, мы едва ли проберемся через лес; могучая сила растительности, питаемой соками тлеющей у ее корней целой массы отживших растений, на каждом шагу возрастила настоящие стены из чащи зарослей, переплетенных вьющимися хмелем и повиликой, а с корня обмотанных густыми пучками высокой травы. Нога то проваливается во влажном мху, то запинается в цепкой и густой и лесной поросли; руки отказываются раздвигать, как ткань, заросли, нам не пройти и полуверсты в этой девственной чаще. Надо поискать тропинок.

Они есть и были даже в девственном лесу, но их проложил не человек, а зверь, за которым свежим следом по проторенным тропам шел и он — венец создания — первобытный человек… Эти звериные тропы в лесной чаще, быть может, были и первыми дорогами на земле, первичными артериями, по которым впоследствии разлилась и высшая органическая жизнь, оживившая инертную природу.

Мы — жители севера — не можем себе и представить, чтобы животные прокладывали человеку путь в девственных лесах, но в чащах тропической Африки человек еще и теперь охотно пользуется слоновой тропой или путем, пробитым семьей носорогов и бегемотов к водопою, чтобы пробраться поглубже в дебрь непроходного леса. Звериные тропы эти могут быть даже не тропами только, а настоящими путями, как бы проложенными искусственно через сплошные лесные заросли. Представьте себе, что стадо слонов, а в северных странах диких быков или лосей, испуганное чем-нибудь, мчится по молодому лесу или переселяется, подвигаясь медленно, но кучно, для отыскания себе нового пастбища, и вы поймете, что оно оставит след и в первобытной чаще, как оставляет за собой след человек, пробираясь по густой траве.

Присмотримся внимательнее вокруг, — и мы убедимся воочию, что бесконечный лес населен, и населен бесконечно огромным количеством живых существ. Мало того, мы увидим еще многое другое, чего теперь нам не увидать в наших лесах. Мы встретим целые стала оленей, которым нет теперь подобных; то будут, сравнительно с нашими, исполинские олени с огромными рогами, в несколько раз превосходившими рога нынешних оленей. Мы встретим огромные стада зубров, лосей и северных оленей, которые живут теперь только на далеком севере. Еще больше в те времена встречалось в лесах Европы и Азии различных пород древних быков. Их огромные стада служили часто главным предметом охоты первобытного человека. Некоторых из них он потом поработил себе и одомашнил. Дико тогда обитали в лесной чаще также стада козлов, баранов и свиней; они еще не знали человека и не служили ему. Эти животные, так знакомые нам, были очень похожи на современных, но зоолог найдет в них некоторую разницу, зависящую, разумеется, от условий их жизни и необходимого питания.