Что же это такое? Неужели Ноно внезапно оказалась притворщицей?

Лизхен постаралась не обращать внимания на реплику Нини, касавшуюся ее отца, лорда-сенатора. Настоящие леди не комментируют скандальные домыслы.

– Конечно же, ты выражаешься фигурально, Ноно. Ведь благородные дамы не воруют.

– Неужели? – произнесла Пурити с максимальной учтивостью в голосе, на какую только была сейчас способна.

– Даже и не знаю, я, быть может, и купила бы платье из душ. – Нини уставилась на свои ногти, но в изгибе ее тонких губ Пурити успела заметить скучающую злобу.

– Этим-то мы с тобой и отличаемся, Нини, – резко повернулась Ноно к сестре, внезапно приходя в неистовство. – Все полагают, будто мы с тобой одинаковы, но нельзя ошибаться сильнее. Ведь ты купила бы чертово платье, в то время как я бы тебе его продавала. А затем ты подыхала бы с голоду, поскольку потратила на него все свои грязные и у тебя не осталось бы ничего, чтобы тебя накормить и согреть, – только тонкая ткань из сшитых душ. Бесполезная ты кукла!

Комната погрузилась в ошеломленное молчание. Никто прежде не слышал от Ноно настолько длинных тирад, не говоря уже о том, чтобы она проявляла на людях хоть какие-то признаки характера и личности.

– Так между вами все-таки есть различия? Впервые о таком слышу! – расхохоталась Лизхен, но голос ее прозвучал визгливо. Пурити не думала, что подруга заметила тот взгляд, которым ее окинула Ноно. – Девочки, ну что бы сказала ваша мама, если бы услышала, как ее дочери лаются друг с дружкой, словно бешеные псы? Ничего хорошего, смею вас заверить. А теперь, пожалуйста, давайте все просто…

– Не смей приплетать сюда мою мать, Лизхен Братислава. Или, клянусь, я…

– Что – ты? – встряла Нини. – Наябедничаешь?

– Было бы глупо обижаться на последыша, – произнесла Ноно, обжигая сестру взглядом. – У тебя что, конфеты кончились, что ты разговорилась?

Нини равнодушно моргнула.

– Боюсь, ты просто тупая, Ноно.

– Я Убью тебя собственными руками! – Ноно теряла самообладание. – Мнер сказал мне, что если петь достаточно медленно, то это причиняет боль. Я накрошу тебя, словно сыр на терке, сестричка. – Тут Нонетта сообразила, что слишком разговорилась, и опустилась на место, мрачно глядя на остальных.

«Мнер Братислава? – Пурити пыталась осмыслить сказанное. – Петь?»

Нини, казалось, не придала особого значения словам близняшки.

– Кхм… с прописной буквы «У», и все такое прочее. Кстати, вам не кажется, что Пурити похудела?

Лизхен Братислава со звоном опустила свою чашку с блюдцем на столик – в конце концов ее нервы не выдержали. Но вместо того чтобы закричать о своей недавней утрате, о безупречном отце, которого она боготворила, девушка произнесла только одно:

– Я что, единственная здесь, кому нужно еще этого гребаного чая?

Юные дамы становились все более нервными с каждой минутой, – когда Лизхен грохнула чашкой, Ноно рефлективно с силой сжала пальцы на ручке своего зонтика и теперь довольно грубо терла ее… «Нет, – от осознания этого факта Пурити вдруг словно ледяной водой окатило, – она же бессознательно раздвинула ее на пару дюймов. У Ноно в зонтике спрятан меч». И в самом деле, под резной ручкой засверкало обнажившееся на палец или два серебристое лезвие.

«Вот тебе и уроки танцев!» Пурити начало знобить.

Лизхен фыркнула, заломила руки, а затем очаровательно улыбнулась:

– Ладно, в конце концов, мы же собрались ради чаепития.

– Да, – хором согласились с ней Ноно и Пурити, переглянувшиеся с некоторой признательностью.

Не отводя от близняшки глаз, Пурити дернула за веревочку колокольчика, и из-за двери тут же послышался звон чайных ложек.

– Ты права, Лизхен, – продолжила Клу, прикидывая, как бы ей улизнуть, до того как кого-нибудь еще Убьют, а еще изумляясь тому, кто вдруг оказался главным подозреваемым. – Это и в самом деле чаепитие.

Прошел еще целый час, прежде чем Пурити выдался шанс улизнуть. Тридцать минут они пили чай, а потом еще тридцать старались не замечать, как Лизхен плачет в платок. И все это происходило в молчании – тяжелом, наполненном страхом молчании.

Наконец Пурити отпросилась отойти под тем благовидным предлогом, что ей надо переодеться, но, вместо этого, поспешила сбежать из комнат Лизхен, прошмыгнув через гардеробную, выходившую в прихожую, а оттуда в фойе, в конечном итоге оказавшись в основном коридоре, ведущем к выходу из апартаментов. Комнаты Лизхен примыкали к внешней, стеклянной, стене Купола, и Пурити постоянно казалось, будто огромный оранжевый глаз, взиравший через прозрачную изогнутую поверхность, следит за ее бегством. С облегчением закрыв за собой дверь фойе, она все равно не могла ощущать себя в безопасности, пока не окажется как можно дальше от Ноно Лейбович и не закончит дело, начатое еще прошлым днем. Следовало слушать собственные чувства, а не какое-то там похожее на каменную стену подобие человека с ореховой кожей и мягкой бородой. Пурити со всех ног припустила обратно к Краскам Зари.

«Мнер Братислава отдал Ноно Оружие, перед тем как та Убила его, – мчались мысли Пурити быстрее ее обтянутых белыми гетрами ног. – Она и есть Убийца и мясник из птичника. Вот так раз».

Но даже такая, что недавно выяснилось, умница, как Ноно не была способна все это устроить в одиночку; пользоваться Оружием ее научил лорд-сенатор из Круга Невоспетых. Колокола, какая все-таки дыра в безопасности! Что же такого необычного было между ног Ноно, что той удалось убедить Мнера Братиславу нарушить данную им присягу? Где и как удавалось Кругу тайно хранить столь опасный инструмент? Пурити не знала точно, но все ее нутро подсказывало, что Оружие было там, среди Красок Зари. Она была уверена в этом, – конечно, абсурдно слепо доверять своему чутью, но, кроме этого абсурда, у нее все равно больше ничего не оставалось. А потому Пурити решила все же положиться на него.

Она избрала самый короткий маршрут – через ворота Башни Дев, а оттуда по уединенным тропинкам сада, примыкающего к Пти-Малайзон. Пурити взбежала по лестнице, направляясь к обитым серебром, двойным металлическим дверям пятого этажа и гадая, как ей удастся войти без преторианского шлема. Но двери оказались широко распахнутыми, и девушка решительно вбежала внутрь, даже не задумавшись о причинах столь странного явления, а затем, прошмыгнув в полуоткрытый люк, чуть не упала лицом вниз прямо перед самыми Красками Зари.

Белый свет. Россыпь ярких мазков. Атмосфера древности, охладившая ее разгоряченный разум дыханием зимы.

– Колокола, им следовало выбрать хорошие замки! – прошептала Пурити себе под нос, медленно поднимаясь, словно маленькая девочка, выбирающаяся из сугроба, чувствуя тяжесть белого света на ресницах.

– А они и выбрали, глупышка.

Клу открыла глаза и увидела на винтовой лестнице ухмыляющуюся худощавую фигуру в облачении из канареечного тюля. У ног Ноно зашевелилось лежащее тело, и близняшка сильным ударом ноги спихнула его вниз. Истекающий кровью раненный в бок Кайен приподнял голову и слабо махнул Пурити.

– Только посмотрите, кто тут у нас рыскает возле пещеры сокровищ! – осклабилась Ноно, прокручивая в руке тонкий, словно лента, серебристый меч. В резной рукояти Пурити узнала трость солнцезащитного зонтика. – Это же твой ручной простолюдин.

Ноно сошла по последним ступенькам и прижала Кайена к полу, наступив тому на поясницу.

– Я все знаю! – заявила Пурити.

Эта ложь пришла ей на ум сразу же, едва она увидела Кайена. И как она только могла подумать, что Убийца – это он? Он был таким… милым.

– Кор, и что это значит? – В насмешливом голосе Ноно прорезался какой-то странный акцент.

– Тебе требовалось научиться владеть Оружием. – Пурити подняла руки ладонями вперед, стараясь соображать как можно быстрее. – Нечто вроде этих твоих уроков танцев. Это же был танец с тростью, так ведь, Ноно? И ты очень хороша в том, чтобы монотонно повторять одно и то же действие раз за разом, верно? Вот что дает тебе добиться идеальных результатов. Это вообще единственное, что позволяет тебе их добиться.