Усиленные динамиками печальные крики длились слишком долго – искусственные легкие позволяли Цикатрикс куда более полно выразить ненависть и скорбь. То, что осталось от ее биологического лица, исказилось в театрально-неестественной гримасе, а по щекам покатились исходящие паром горячие слезы. Рыдания и боль скрыл смотровой щиток, опустившийся из-под увенчанного рогами черного шлема.

– Мое дитя! Моя наследница! – полурожденная Цикатрикс скорбно извивалась, забыв о собственной безопасности, и билась полутонной бронированной головой о металлический пол, пока сфера не зазвенела, подобно колоколу.

Куперу подумалось, что королева сейчас похожа на уродливую русалочку, чья нижняя часть принадлежала не рыбе, но морскому змею; шлем ее напоминал корону из коралла, слишком переросшего, чтобы быть красивым.

Полурожденная королева замолчала. Она поднялась и попятилась, опираясь на поливиниловый змеиный хвост, – все еще продолжавшие выбираться из портала, сегменты семенили на цепких паучьих лапках, – и оценивающе оглядела своих недругов. Эшера и Пурити она определенно не восприняла всерьез, Сесстри вообще не удостоила внимания, и даже Прама вызвала у нее лишь секундное любопытство, выразившееся в том, что при виде нее королева чуточку склонила голову набок. Но затем Цикатрикс заметила Купера, и во взгляде ее вспыхнула ненависть. По всей видимости, она узнала его, и призрачный палец американца задергался.

– Ты. – Королева протянула к его лицу обсидиановые когти, тонкие, словно черные шелковые ленты, и смертоносные, как клыки мамбы. – Ты Купер-Омфал, тот мальчишка, что залез в меня. Знаешь, что мы делаем с незваными гостями при Дворе Шрамов, человеческое дитя?

Смотровой щиток слегка приподнялся, приоткрывая нижнюю часть лица, и серебряные губы изогнулись в гримасе. С этими металлическими губами, с глазами, скрытыми полумесяцем черного пластика, затянутая в корсет, сотканный из арамидной нити, она казалась королевой космических пиратов из какого-нибудь попсового сериала, собирающейся уничтожить целый стадион зрителей при помощи фейерверков и нейротоксинов. Купер не мог не признать, что вид Цикатрикс внушает ему ужас.

Но, боялся он или нет, ему следовало что-нибудь предпринять. Купер глубоко вздохнул и выпустил на волю свой дар шамана – способность заглянуть за пределы мира, услышать звуки, скрытые под плотью. Он не знал, что ищет, но…

«Ну и хрен с ним!»

Словно дождевой червь, выползающий из мокрой земли, Цикатрикс протискивалась из одного мира в другой, и там, где ее тело находилось между ними, Купер мог ее ощущать. Ощущать и… если потянуться… мог схватить ее хвост своими спиритуальными руками. В стремящейся к нулю бесконечности опутавшего миры непространства он обладал могучей силой.

– Я Омфал, – произнес Купер, просто чтобы услышать свой голос, чтобы благодаря нахальству и пафосу набраться смелости. – Подобно затмению, сейчас я закрыл собой ось между всеми мирами. И сейчас я суть пуп всех миров. Кстати, пупки полагаются ведь только рожденным? Что ж, официально приговариваю тебя к аборту на поздней стадии.

Глаза Купера чуть не выкатились из орбит, когда он начал раскручивать свое «я», подобно нитке с катушки; его дух прошивал пустоту того, чего не может быть, пустую полноту того, чего никогда не было. Купер был просто поражен ясностью своего зрения, он чувствовал ее сердцебиение и электрический гул энергии, текущей по проводам, образующим подобие системы кровеносных сосудов. Королева была невероятно огромной; в прошлый раз, случайно оказавшись в ее теле, он был слишком напуган, чтобы правильно оценить ее размеры.

Он чувствовал, как она отчаянно спешит переползти в Неоглашенград. Если постараться, если напрячь как следует пресс и прикусить язык, ее можно было остановить.

– Ха! – громко рассмеялся Купер.

Сесстри одарила его мимолетной улыбкой – она знала, что он намеревается сделать, а если и не знала, то догадывалась.

Купер чувствовал вибрацию своего тела, не слишком отличающуюся от дрожи цепей под городом, будто авиалайнер или поезд метро, городской транспорт или воздушный, неподконтрольные ему… за исключением того, что в данном случае удержать контроль он мог, что и проделал, с визгом тормозов остановив бронепоезд королевы фей между пространствами. Почти.

– Она все еще движется. Проклятие, ну и огромная же! Сесстри, так много пустоты. Я бывал там и прежде, вот почему мне ее было легко найти. А перед тем была дешевая постановка, бумажные ленты, символизирующие воду, и белуха…

Прама внезапно заговорила, хотя и была слишком слаба, чтобы подняться:

– Приветствую тебя как один монарх другого, Майбет, королева Семи Серебряных и хозяйка Двора Шрамов, наследница мантии Незримых и дочь Воздуха и Тьмы.

Графеновые панели на боках Цикатрикс распахнулись, будто капюшон кобры, а затем фея горделиво поклонилась княгине, в то время как ее хвост продолжал вползать в помещение, семеня на сотнях быстрых лапок.

– Все это просто бессмысленная чепуха. – Цикатрикс подняла руку, и ее искусственная кожа раздвинулась, демонстрируя металлические головки ракет. Вниз развернулась цепочка боеприпасов – сверкающий серебром трехфутовый патронташ. На носу каждого снаряда сиял фиолетовый светодиодный экран, и Купер услышал вопли заточенных в их вивизисторах жизней. – Я собираюсь снести эти руины, княгиня, и перекрасить развалины этого дворца в красные тона. Начать, пожалуй, стоит с горячей алой краски в венах твоих приятелей.

– Нет! – хором вскрикнули Купер и Сесстри.

– Тебе не остановить меня, Омфал, и Сесстри тебе не поможет. – Цикатрикс провела по массивному рогатому шлему живой рукой. – Те из моих дочерей, что остались, слабы.

– Ты мне не мать, – Сесстри трясло, когда она выплевывала эти слова; Эшер по-прежнему крепко сжимал ее плечи.

– Ты мое позднее дитя, – с тайным наслаждением произнесла Цикатрикс, подползая к Сесстри, чтобы получше рассмотреть, хотя большая часть ее тела все еще не выбралась из портала. – Такая же грубая и агрессивная, как твой отец. Уверена, Манфред гордился бы тобой, где бы ни был сейчас этот импотент, любящий избивать женщин. А глаза у тебя мои. Ты знала это, доченька?

Щиток, закрывавший верхнюю половину лица королевы, полностью убрался, и Сесстри вдруг обнаружила, что смотрит в глаза того же древесного оттенка, что и у нее самой. Она даже не шелохнулась – не моргая, рассматривала собственные глаза на лице Цикатрикс, гладкую кожу вокруг них и веснушчатый нос, не так уж сильно отличавшийся от ее собственного.

Цикатрикс протянула затянутую в перчатку руку и потрепала Сесстри по щеке графеновыми пальцами. Розоволосая женщина не стала противиться.

– Кстати, ты знаешь, что, прежде чем лечь с ним в постель, мне пришлось возле нее до смерти запытать невинное дитя, чтобы у твоего папочки наконец встал? Твое зачатие стало лишь пустой тратой доброй крови. Увидев, что в тебе одержало верх человеческое начало, я поняла: пользы от тебя не будет никакой. Да и отец твой на тот момент свою роль уже исполнил. Это правда, что он приказал тебя убить? – Королева поцокала языком. – Не нужная никому из родителей и даже не удостоившаяся того, чтобы он убил тебя собственными руками. О да, ты – дочь Манфреда Манфрикса. И совсем не похожа на свою любящую мамочку: я сама и только сама выбираю свой путь с начала и до конца времен.

– Как и я, – заявила Сесстри, приближаясь к королеве. А затем выплюнула: – И тебе не удастся меня использовать, мамуля.

В руке Сесстри сверкнул нож; она держала его рукоятью вверх, направив острие на собственный живот. Последовал резкий, сильный удар, и лезвие скользнуло по лобковой кости. Она надеялась, что не заденет ничего жизненно важного вроде мочевого пузыря или кишечника, а только повредит детородные органы. Судорожно всхлипнув, с расширившимися от боли глазами, Сесстри провернула нож в последнем усилии, прежде чем сложиться пополам и осесть на пол.

Эшер шокированно вскрикнул и, заливаясь слезами, склонился над стоящей на коленях возлюбленной; руки ее были залиты кровью. Купера парализовал ужас. Пульсирующий овал сжался со всасывающим звуком и исчез, разрубив тело чужеземной королевы не хуже гильотины.