– Здравствуйте, Ульяна Андреевна, – голос у женщины был низким, хриплым, грудным.

– Доброго дня, Евгения Геннадьевна. Привет, Лёш, – я кивнула пацану и задала дежурный вопрос: – У вас всё в порядке?

Она оглянулась и тихо спросила:

– Сбор сегодня?..

Нечисть всегда в курсе событий, и бог знает, как ей удается узнавать такие вещи…

– Да. А что?

– Вы будете говорить? – она смотрела на меня испытывающе и с волнением. – Вам дадут слово на выступлении?

– Не возьму сама – так всучат силой, – отшутилась я мрачно.

Лёшка глянул на меня украдкой и показал Зойке вьющийся фиолетовый язык. Девочка просияла до ямочек на щеках и ответила тем же. Парнишка выпучил ядовито-синие глаза. Зойка дёрнула меня за рукав пальто, подняла взгляд и заулыбалась. Подобное тянется к подобному, да.

– Ульяна Андреевна, мы уезжаем. Завтра утром, – сказала Евгения Геннадьевна. – Неуютно здесь становится… неспокойно.

– Где именно «здесь»? – уточнила я и переложила тяжёлую корзинку с одного локтя на другой. – В нашем районе или вообще?

– В городе. Тучи сгущаются. Гроза надвигается. Буря, – женщина прикрыла синие глаза и посмотрела на меня сверху вниз. – Сильная буря. Не хочу рисковать ребёнком. У меня брат живет в Самаре… Пока – туда. А минует… вернёмся.

Пауза после слова «минует» была очень многозначительной. Неуверенной. Точно не факт, что… минует. И минует благополучно.

– Хорошо, я доложу. Доброго пути. И жду вас обратно, – я подмигнула Лёше.

Тот, насупившись, снова показал язык.

– Сын!.. – одернула его мать.

– Ничего-ничего, – и я тоже показала пацану язык.

Он недоверчиво заморгал. Это на вид ему двенадцать лет, а сознание – как у трехлетнего. «Малиновки» растут и физически развиваются быстро, а вот умственное и психическое развитие начинается после двадцати человеческих лет.

– Расскажите на Совете про бурю, – попросила Евгения Геннадьевна. – И берегите себя, Ульяна Андреевна.

Мы распрощались. Я задумалась, быстро и на автомате выбирая продукты. Зойка летала от прилавка к прилавку, хватая то мороженое, то пакет креветок, то соус с любопытствующим «надо?..». Я рассеянно кивала, и хорошо, ей хватило ума и совести не тащить к кассе всё выбранное. М-да, совесть-Совесть… Совести было не по себе. Ответственности – тоже. Я ведь обязана защищать порученное, и оное платило ведьмам нехилые налоги за спокойную жизнь. И если нечисть бежит… значит, не верит в защиту. И в нашу силу. Значит, то, что грядёт… сильнее Круга.

Домой мы шли в молчании. Зойка сосредоточенно грызла очередное мороженое, а я тащила пакеты и мрачно посматривала по сторонам. И у фонтана решила сделать остановку. Поставила пакеты на бортик и перевела дух. В стальной воде плавали опавшие листья, отражались гроздья рябин и крошечное окно в небо меж жёлтых ветвей и пушистых облаков. Я воровато оглянулась. Моя спутница доела мороженое и зашуршала в кустах, собирая осенний букет. Из сквера доносились редкие голоса галдящих пичуг и гуляющих мамаш. Ну, была не была…

Я втянула носом воздух, мысленно возвращаясь на три дня назад, в тот поздний вечер, когда случилось странное видение. И посмотрела на себя со стороны. Ноги в ледяной воде, туманная дымка над чашей фонтана… И всё. Нет, видение не стёртое. Стёртую мазню не скроешь. Оно не отпечаталось в воздухе – пришло и исчезло, не оставив следов. Я задумчиво прищурилась на спокойную воду. Ушло и, похоже, не собирается возвращаться. А если и вернётся – то само, как заметил Кыс. Жаль.

– Зой, идём, – я подняла пакеты.

Дома мы быстро разобрали покупки, и я на скорую руку приготовила голубцы и грибной суп. Люблю готовить – хорошо нервы успокаивает… Перед встречей в Кругу меня слегка потряхивало, и я отвлекалась, как умела. И, закончив с ужином, зарылась в шкаф.

– Зой, собирайся! Через час выходим!

Обязанность являться на «круговой» сбор при параде завела предшественница тёти Фисы, а та усердно традицию поддерживала. Как шутили ведьмы, чтобы хоть раз в году выгулять вечерние платья. А я, как обычно, не знала, в чем пойти. Из гардероба обычно пользовала вещей десять – что под руку попадалось, то и надевала. Но питала слабость к платьям. И когда меня доканывал собственный бомжовский вид, я устремлялась по магазинам и спускала ползарплаты на платья. Уверяя себя, что обязательно и непременно… Зря, разумеется. Только тряпок наплодила столько, что терялась в выборе.

И, сейчас, не теряя времени даром, я зажмурилась и вытащила одно наугад. Строгий синий «футляр». Пойдёт. А с обувью ещё проще – на неё после платьев уже не оставалось денег. И единственные «культурные» демисезонные сапоги на каблуках скромно ждали своего часа в коробке на шкафу.

Распотрошив в ванной косметичку, я быстро накрасилась и взялась за причёску, когда в зеркале замаячил, отвлекая, Кирюша. Смущённо теребя ворот пальто, он многозначительно постучал костяшками пальцев по стене. Той, что граничила с гостиной. Я отложила расчёску и пошла за скелетом. Заглянула в комнату и качнула головой. Зойка сидела на полу, в чём пришла, и рассеянно перебирала колечки для плетения.

– В чём дело? – спросила я негромко.

– Не пойду, – она отвернулась.

– Почему?

Девочка молча ссутулилась.

– Боишься?

– А вдруг я не ведьма?.. – тихо-тихо, на грани слышимости. – Вдруг я только… нечисть?..

– Конечно, ты ведьма, – сказала я убеждённо. – Нечисть не имеет изначального полноценного людского облика, и в твоём возрасте только учится маскироваться под обычного человека. А ты – человек. И ведьма.

– Докажи! – девочка обернулась. Глаза снова подёрнулись туманной дымкой, губы сжались в тонкую линию.

Ну-с, Ульяна, не плошаем и не разочаровываем ребёнка, даже если сил после вчерашнего – кот наплакал…

– Смотри, – я закатала правый рукав, пережала пальцами вену на сгибе локтя и задержала дыхание.

Раз, два, три… По вене пробежались искры, и на сгибе замерцал голубым клубок света. Зойка подалась вперёд.

– Это наш «уголь», – я улыбнулась её любопытству. – Средоточие ведьминой силы. Хочешь на свой посмотреть? Раз тебе скоро тринадцать, то он уже должен сформироваться. Хочешь? Давай руку.

Она кивнула и быстро закатала рукав свитера.

– Левша?

– Это плохо? – Зойка насторожилась.

Кровь нечисти – есть кровь нечисти… Правая рука – свет, левая – тьма. Но ещё не факт, что «уголь» – именно в левой руке.

– Нет. Я тоже левша. Переученная. В мои времена требовалось, чтобы все были как все, – пояснила я, присев на корточки, и скомандовала: – Вдохни и не дыши.

Раз, два… Я едва успела отдернуть руку. Вена заискрила, и на Зойкином локтевом сгибе вспыхнуло ослепительное белое пламя. Нет, не пламя – а Пламя. Я изумленно уставилась на её побелевшее личико. Потенциальная Верховная… Редчайший случай…

– Видишь, не такое… – её губы задрожали, мордочка испуганно сморщилась. – И не там, не справа…

– Конечно, не такое… – я неотрывно смотрела на Пламя. А оно весело мерцало, брызжа искрами. – Конечно, не там… Но это точно ведьмин «уголь».

– Нет, не «уголь»! У тебя – другое и…

– Да что ты? – фальшиво удивилась я. – А из чего разгорается пламя?

Она не нашлась с ответом.

– Так, – я встала с пола и одёрнула юбку, – собирайся. Томка вот-вот заедет. Успеешь собраться быстро – успею рассказать, что к чему, – и пошла обратно, в ванную, доводить до ума прическу.

Любопытство – двигатель прогресса, да. Через пятнадцать минут Зойка, нарядившись в новое платье, сидела на кухне рядом с Жориком. Тот усердно читал и, судя по довольной рожице, был потерян для общества дня на три, то есть на семь книг про Гарри Поттера со товарищи.

Я налила девочке чаю и взялась за расчёску:

– Повернись, косичку заплету.

Плести-то не из чего… Волос тонкий, ломкий, пушистый.

– «Уголь» – это концентрированная… собранная в одной точке энергия. Сила. Мы рождаемся как со способностью самостоятельно вырабатывать силу, так и со способностью поглощать. Впитывать то, что нас окружает. И эта способность у всех разная. Как волосы, – я мягко дернула Зойку за пушистый хвостик тонкой косы и подколола непослушные прядки «невидимками». – У кого-то от природы волосы толстые и пышные, у кого-то – слабые. У меня способность слабая и «уголь»… обычный. А у тебя – сильная. Чем сильнее способность вырабатывать и поглощать – тем ярче и сильнее «уголь».