Набрав пакет еды, я с кофе и хот-догом села на скамейку передохнуть. И на всякий случай повела носом. Кыс где-то здесь, совсем рядом. Уникальный вид нечисти и редкой полезности тип. Отличный наводчик и осведомитель – без зазрения совести сдавал всех, и своих, и чужих. Да, и у меня тоже были свои «паучки». Мне велели беречь его как зеницу ока, и я старалась, заодно подкармливая при случае. Найти Кыса – дело нелегкое, но не для меня. Мы же все дышим одним воздухом.

– Девушка, а давайте-ка я вам погадаю!

Я едва не подавилась сосиской. Подкравшаяся мадам, звеня килограммами бижутерии, сочувственно похлопала меня по спине.

– Ну, что же вы так неосторожно-то, – и пытливо заглянула в мои глаза: – Вы ведь не замужем и совсем-совсем одна, бедняжечка…

А домашняя нечисть не в счёт, да?

– Неужели? – выдавила я и глотнула кофе. Проклятая осень…

– Погодите, я вам всё сейчас расскажу! – она таинственно улыбнулась и закатила глаза, «впадая» в транс. – Ведь это порча!.. Да-да, землицы с могилки с чужой взяли да вам под кровать, и… Толя… Кто такой Толя?.. Из-за него у вас одиночество в глазах?..

– А у вас – камни в почках. И хронический гастрит, – да, я тоже немного смыслю в экстрасенсорике. – И дочь дома, на третьем месяце беременности, брошенная парнем. И вами. И лучше ей помогите, чем мне про могилки сочинять.

Видит бог, я стараюсь быть добрее, но люди сами нарываются. И моё отношение к окружающим всегда зависит от того, зачем они меня окружили.

Мадам резко выпрямилась и вспыхнула:

– Откуда вы…

– От верблюда, – я встала и подхватила пакет с едой. – Всего хорошего.

И, сунув в рот остатки хот-дога, сбежала, оставив мадам в шоке и расстроенных чувствах. Одиночество в глазах… Я презрительно фыркнула. Да я уже года три мечтаю побыть в одиночестве и без срочного дела, хотя бы денёк… Выйдя из парка, я пошла вдоль ограды, поводя носом. Кыс-Кыс-Кыс, где же прячешься, морда пятнистая?.. А время – к десяти, и мне ещё по барам…

Потягивая из трубочки кофе, я перешла через дорогу, нырнула в тёмный проём между домами и углубилась в подворотни. Внимательно смотрела под ноги, обходя разбитый асфальт, и мысленно составляла диалог. Влажный ветер шуршал в кронах старых тополей, роняя жёлтые листья. В зашторенных окнах горели редкие огоньки. И как там Жорик, справляется ли?.. С тех пор как мы познакомились, призрак почему-то считал себя обязанным за мной присматривать. То есть активно лезть в мою жизнь и совать любопытный нос во все дела. А я разрешала, взамен нещадно его эксплуатируя. А что, близкие должны (быть использованы по назначению) чувствовать себя нужными.

Кыс нашёлся на высоченном тополе. Я быстро осмотрелась. Сталинские пятиэтажки, квадратный двор, заросший старыми деревьями, сломанные качели и разбитая песочница. На единственной скамейке с единственной же доской-сидушкой – знакомое клетчатое одеяло. И ни души. За исключением пары зеркальных «фар» меж густых ветвей.

– Кыс, сползай, – я положила на скамейку пакет с едой. – Дело есть, – и отошла, отвернувшись.

Позади меня завозились. Кыс частенько выбирал кошачий облик – говорил, так легче и затеряться, и ноги унести, и на жалость надавить, чтоб подкормили. Но я его видела и птицей, и змеем, и даже – по большим праздникам – человеком. Он, конечно, уверял, что может обернуться кем угодно, хоть слоном, но я подозревала, что массы тела ему хватит от силы на плюшевого слоника. И пес-кавказец – его потолок.

– Привет, Улька, – сиплый голос и шуршание пакета. – Я поем, а ты вещай.

Я села рядом и глотнула остывший кофе. Кыс же, укрывшись одеялом, залез в пакет, доставая беляши и бутерброды. Тощий и мелкий, едва ли мне по плечо, с плюшевым подшёрстком по всему телу, совершенно седой парень с рыжим родимым пятном на пол-лица, носом «уточкой» и умными зелёными глазами.

– Лучше бы сырого мяса принесла, – он недовольно скривился. – И как люди эту гадость жрут, а?

– Как они едят, так и ты съешь, – я пожала плечами. – Слушай, у меня времени в обрез…

И быстро пересказала случившееся. Предупредив, чтобы никуда не лез.

– А лучше вообще уезжай, – попросила я серьёзно. – Кыс, что-то затевается…

– …и не только это, – он повёл длинными острыми ушами, быстро проглотил очередной беляш и достал из пакета минералку. – Не чуешь разве? У меня со вчерашнего дня шерсть дыбом. И в городе неспокойно.

– В смысле? – озадачилась. – Я сегодня с главами общин встречалась – никакого беспокойства. Излишнего. Из-за подставы «пауков» волнуются, конечно…

– Нет, Улька, нет, – Кыс сморщился. – Ты же видящая, неужто ничего подозрительного не замечала, а?

– Вообще-то… было видение, – я встряхнула бумажный стакан и с сожалением констатировала отсутствие кофе. От долгих разговоров ныли связки и хотелось пить. – Дай-ка глотнуть… Только Верховная сказала, ерунда…

– А Анфиса Никифоровна, разумеется, истина в последней инстанции? – едко ухмыльнулся он.

Я передёрнула плечами и рассказала о видении.

– Говоришь, погода менялась?

– Угу.

– Плохо, Улька.

Стыдно уточнять, но что делать… Я с такими видениями никогда не сталкивалась и от наставниц о подобном не слышала.

– Почему? – пожалуй, да, в архивы надо…

– Потому что если погода не меняется, то ты погружаешься в видение – и идёшь навстречу будущему сквозь ткань настоящего. А если мир меняется – то будущее идёт к тебе, комкая настоящее.

– Не поняла… – призналась я смущённо.

– Время, – Кыс посмотрел на меня, не мигая. Вертикальные зрачки – живые язычки белого пламени, на зелёной радужке вспыхивали серебристые искры. – Время, Улька, подобно воде. И имеет свой путь – и свой круговорот. Иногда оно бежит живой рекой, иногда – застывает кристаллами вечного льда, а иногда… испаряется, словно его и не было, – мой собеседник откусил от последнего беляша и рассеянно проглотил, не жуя. – Но время никогда не пропадает бесследно – оно всегда возвращается. Проходит осенним дождём. Сыплется снегом. Гейзером рвёт землю. И оно помнит – всегда помнит – старые русла рек, старые выемки и щербинки. И бежит знакомыми дорожками заполнять их. Снова. И тогда оживает то, что спало в старых руслах и высохших водоёмах тысячелетиями.

– И?.. – я вернула ему бутылку.

Кыс поёжился, ссутулился и промолчал. Встряхнул пустой пакет, сложил туда обёрточную бумагу и допил минералку.

– Я тебя услышал, – он встал, придерживая одеяло. – Надеюсь, ты меня тоже.

Как же нечисть любит говорить загадками…

– Случатся ещё видения – разберёшься, – Кыс красноречиво махнул рукой: дескать, всё, проваливай. – У меня пока только предчувствия… и страх.

– Это будущее… оно за мной идет? – я встала.

Мой собеседник хихикнул:

– Не льсти себе, Улька. На кой шут ему молодая, недоученная и не шибко умная ведьма, а? Ты просто видишь. Ты – единственная видящая в городе. Вот и всё. А вот зачем оно воскрешает то, что когда-то убило время… – он нервно прижал уши. – Не знаю. Но если узнаю – расскажу. Ночи, Улька. Спать пора.

– Ночи, – я отвернулась. И сделала вид, что поверила его сонливости и инертности. Наверняка за мной по пятам рванет, любопытный.

Скрипнула скамейка, зашуршали ветки, и с дерева осыпался дождь из жёлтых листьев. Я достала из сумки распечатку адресов. Да, пора по барам… Ближайший находился в полутора остановках, и я для разнообразия пошла пешком. Вернулась к парку, заглянула в круглосуточный «Подорожник» за кофе и отправилась по делам. По пути вертела Кысовы слова и так, и сяк, но поняла одно: гадости быть. А тётя Фиса просто вывернула ситуацию так, чтобы я делом занималась, а не призраков гоняла. За призраками-то интереснее бегать, чем по сомнительным заведениям шляться в ожидании чуда.

«Чудо» не явило себя ни в первом баре, ни в пятом. Полнейшая тишь и никаких следов пришлых «пауков». И после седьмого бара я забеспокоилась. Первый час ночи – самое время для разгула нечисти, а в барах пустота. Хозяин восьмого бара, налив мне коньяку, посетовал на некую «непогоду». Я выпила с ним за компанию и попросила копию чека. Эдак я за сутки проезжу и пропью всю зарплату…