Дэлбээ рассмеялась.
― А может, я научу тебя вышивать, маленькая всадница? ― рассмеялась женщина и, отложив шитье схватила внучку за талию и принялась щекотать. Мелексима радостно смеялась, а потом вывернулась и побежала к дедушке, который зашел в дом. Девочка в свои семь едва доходила ему до пояса. Она, смеясь, прячется за Ганбаатара.
Забирает почти все украшения бабушки и рассматривает вещи дедушки ― монгольская и русская одежда, один-единственный тяжёлый оберег. Ганбаатар не был суеверным, однако амулет был подарком его матери и бережно им хранился, даже если мужчина и не верил в мистические свойства вещицы. Его Мелексима спрятала на самое дно своей сумки ― Субэдэй сказал, что она может взять все, что посчитает нужным, и в случае чего должна прислать весточку, чтобы ей помогли с перевозкой вещей.
То, что не взяла с собой, Мелексима убрала в тяжелые сундуки. Она металась между желаниями взять как можно больше и не тянуть то, что одним видом причиняло боль воспоминаний.
Собственно, три дня ― много. В начала третьего Мелексима уже не знала, чем заняться. Она давала корм коню, когда посмотрела на небольшое поле, что располагалась рядом с лесом. Сейчас была весна, и поле уже начало «зеленеть» ― появлялись первые травинки, кое-где росли подснежники. Мелексима направилась прогуляться, чтобы хоть как-то скоротать время. Она не хотела возвращаться раньше срока, потом что…
Девушка с тоской обернулась на родной дом. Без родных он становился холодным и пустым, но все равно, это был ее дом, ее воспоминая, ее семья. Покинуть его сейчас казалось побегом, а бежать Мелексима не хотела. Хотелось, как можно дольше продлить время в холоде, который царил в доме, и тепле, которые дарил этот же дом.
― Разлилася разлилась речка быстрая,
Разлилася разлилась речка быстрая.
Серы камушки - это ж глазки мои, ― пела Дэлбээ, сидя на траве и плетя венок из ромашек. Мелексима сидела рядом и тоже пыталась собрать что-то из цветов, которые сама же и нарвала минут десять назад. Чуть дальше дедушка занимался подковами для лошадей ― несмотря на отсутствие одной руки, монгол по-прежнему делал многие дела, требующие физической силы. Ганбаатар был для маленькой внучки настоящим примером для подражания, примером силы воли и выносливости.
― У меня не получается, ― расстроенно кинула Мелексима, отбрасывая испорченный венок. Женщина замолчала и посмотрела на расстроенную внучку. Тепло улыбнулась и потрепала надутую девочку по волосам.
― Попробуй еще раз, ― сказала Дэлбээ, откладывая собственную работу. Она подсела ближе к черноглазой и взяла несколько цветов. ― Смотри еще раз, внимательно. Ты никогда не должна бросать то, что начала. Не получается ― возвращайся к началу, ищи ошибку, пробуй снова, но никогда не опускай руки. Ясно?
― Ясно, ― смиренно произнесла малышка.
― Серы камушки - это ж глазки мои.
Шелковая трава - это ж волос мой,
Шелковая трава - это ж волос мой.
А речная вода - это ж кровь моя, ― пропела Мелексима, останавливаясь в поле, смотря под то дерево, где сидели они с бабушкой. Это было просто невозможно. Девушка резко развернулась и практически побежала обратно в дом. Заперев дверь, она подлетела к кровати и, рухнув на нее, зарыдала. Едва ли не завыла, обливаясь слезами и громко рыдая.
Было физически больно от воспоминаний. Ими полнился каждый уголок этого дома, который в один момент стал таким ненавистным, одновременно оставаясь таким любимым. Мелексима плакала, не сдерживаясь себя, даже не пытаясь успокоиться. Она так долго была сильной, что теперь просто переломилась ― быстро и тихо, выпуская со слезами всю боль, обиду, любовь что таились в ее хрупком сердце. Это могло убить ее или, если она переживет, сделать еще сильнее.
Мелек нужен был выход. Пожалуй, вот причина, по которой она так рвалась домой ― тут никто не мог увидеть ее слабости, кроме знакомых вещей. Все, что копилось в девушке эти месяцы нашло выход, и Мелек стало легче.
Опустошённая, черноглазая засыпает.
***
Девчонка опаздывала. То есть, она просто не приехала в установленный срок. Буяннавч доложила об этом хану следующим утром. Немного взволнованная ― вдруг что-то случилось в дороге ― и испуганная ― вдруг не вернется совсем. Батый выслушал шаманку спокойно, он подозревал, что со своим вздорным характером черноглазая совершит нечто подобное ― намеренно опоздает или задержится еще на день. Ведь знает, что наказать ее не смогут. Поэтому хан просто приказывает Буяннавч не нервничать и дождаться девчонку, как приедет ― сразу отправить к нему.
Но Мелексима не появляется через час или два, уже ближе к обеду даже Хостоврул невзначай интересуется ― не съездить ли ему самому за Мелек. Батый удивляется такому беспокойству, но все еще придерживается мнения, что девушка просто играет на его терпении, зная о собственной неприкосновенности. Возможно, ей было просто сложно уехать из родного дома. Одним словом, Бат-хан не сильно переживал из-за отсутствия Мелек. Рано или поздно она появится.
На невеселую мысль он натыкается совершенно случайно. Мысли бродили где-то рядом с самовольной девчонкой, варьируясь от нее до плана очередного камнемета. Батый не зацепился за эту мысль в первую встречу с Мелек, не думал об этом все последующее время ― это было просто невозможно. Но хан не уставал напоминать себе о том, насколько люди двулики и насколько Мелексима целеустремленна в своих желаниях. Если бы она хотела быть свободной, то пошла бы на все ради этого.
И от чего она так упрямо не хотела становиться наложницей? Смело заявляла об этом не только его рабам, но и ему самому? Не крылось ли здесь что-то большое?
― Позовите шаманку, ― приказал хан стражникам. Один из них, низко поклонившись, тут же исчез. Батый отложил исписанную бумагу, с раздражением понимая, что вернутся к работе не получится. Буяннавч появляется быстро, и по ее взволнованному лицу Бату понял, что девушка еще не возвращалась.
― Великий хан, ― почтительно произносит женщина, поклонившись.
― Мелек еще не возвращалась? ― спросил он. Шаманка отрицательно мотнула головой.
― Еще нет, Великий хан. Возможно, случилось что-то, что ее задерживает.
Хан кивнул. Он не хотел задавать Буяннавч свой вопрос, но шаманка была единственной, кому Мелексима могла рассказать о таком.
― Буяннавч, ― начал Батый. ― До появление здесь, у Мелек был жених?
Шаманка удивленно глянула на хана, но тут же задумалась.
― Я, право, не знаю, ― аккуратно произнесла она, понимая, насколько может разозлить такой ответ Батыя. ― Я никогда такого не спрашивала, да и она не рассказывала. Мелексима, ― Буяннавч тяжело вздохнула, ― Довольно тяжело воспринимает темы личного плана: семья, женихи… Но, насколько мне известно, у нее нет никого.
Хан кивнул и отослал женщину обратно. Мелексима действительно тяжело воспринимала разговоры о родных людях, но Батый думал, что у них с шаманкой доверительные отношения. Если не матери и дочки, то точно двух подруг. Чтож, видимо, он ошибся, и Мелек, которую Буяннавч любила так искренне, не отвечала точно такой же любовью. Девушка сумела очаровывать каждого в этом месте, но ее не очаровал никто.
Кроме него.
― Великий хан, придет ваша истинная любовь, и она будет вам верна.
― Бокка подчеркивает знатное происхождение женщины. Ты достойна носить его.
― Я на тех девиц, единственная мечта которой стать наложницами, не похожа. Не равняйте нас.
― Да будет Цаган Сар счастливым для вас, Великий хан. Пошлет вам Великий Тенгри здоровья и побед.
― Представьте, как все плохое уходит, поднимается в высь далеко от вас. А все ваши победы и завоевания оседают под землей у вас под ногами, что сопровождать вас все время.
― Свободную девушку вы сделали рабой, влюбленной в вас.
Никто не знает, каково это, быть плохим человеком. Быть печальным человеком, скрываясь за холодом черных глаз. Никто не знает, каково это, когда тебя ненавидят. Когда тебе суждено говорить только ложь. … Если тают черные глаза ― значит, душа все еще жива.
