— Мне нужно непременно присутствовать при беседе Драко и Лорда.

Эта фраза Нарциссы не становится неожиданностью для Люциуса.

— Это опасно, — все-таки предупреждает он.

— Уже все равно.

— Материнская защита? — мысль не шокирует его, она даже не кажется новой.

Усталая усмешка касается губ Нарциссы.

— Расскажешь Лорду?

Люциус прикрывает веки.

— Ты спрашиваешь всерьез?

— Нет. Я и так знаю, что не расскажешь. И скроешь. Ты ведь можешь?

Он медленно кивает.

— Материнская защита убивает, — его голос звучит глухо.

— Не всегда.

— Всегда.

— Не всегда. Да и неважно это, Люциус.

— Я написал Снейпу.

— Ты? Северусу?

— Я думаю, он поможет. Он сможет, наверное.

— Он многое может, ты прав. Но почему ты обратился к нему?

— Потому что он единственный, кто сможет помочь Драко. Кто захочет помочь.

— Что будешь делать ты? — негромко спрашивает Нарцисса.

— По ситуации, — разводит руками он.

— Глупо все, — внезапно произносит Нарцисса.

— Глупо и бессмысленно, — не возражает мужчина.

— Хорошо было бы иметь возможность все изменить… — эти слова она произносит еле слышно.

Губ Люциуса касается улыбка.

— Так не бывает, — отвечает он.

— Бывает, наверное. Только для этого нужны мужество и мудрость.

— Я беспокоюсь за вас.

— Я знаю, Люциус.

— Что бы ни случилось, я оставил Северусу некоторые распоряжения. Он сможет о вас позаботиться.

Она в ответ лишь пожимает плечами.

— Ты выглядишь усталым. Когда ты нормально спал в последний раз?

— Какая разница? Не помню. В прошлой жизни, наверное.

— Налить еще чаю?

— Да, пожалуйста.

Он смотрит на невесомый фарфор в тонких пальцах, и ему впервые отчаянно хочется поцеловать эти пальчики. Так, как никогда не целовал. Но он просто сидит и смотрит.

— Что-то не так? — замечает его взгляд Нарцисса.

— Нет, все хорошо. Просто… — была не была, — дай руку, пожалуйста.

Она удивленно протягивает свободную руку ладонью вверх. Люциус осторожно кладет свою руку сверху. Ее ручки совсем не видно. Нарцисса вскидывает голову, но он не смотрит в ее лицо, осторожно скользя ладонью по ее ладони.

— Прости меня, — негромко говорит он, глядя на свою руку, укрывающую ее. — Знаю, что это невозможно, но… все же.

Ее рука выворачивается, и он закрывает глаза, чувствуя жжение в груди. Неужели у него начинает пошаливать сердце? В таком возрасте? И тут же ее пальцы переплетаются с его. Люциус открывает глаза, боясь поверить. Но это не сон. Это — часть странного, нереального разговора за чаем в семейной библиотеке. На том самом диване, на котором она лежала, свернувшись клубочком после известия о смерти родителей, а он сидел рядом, чувствуя вину и стараясь отогнать это неприятное чувство. Время сделало виток. Они старше на восемнадцать лет. И, кажется, мудрее.

Он поднимает голову, встречаясь с ней взглядом, может быть, в первый раз за все годы их брака, видя что-то настоящее в ее глазах. Грусть, сожаление и… непрощение. Он, признаться, и не ждал его сразу и безоговорочно. Люциус мимолетно думает, что осознание почему-то приходит всегда вот так — в самый последний момент. И с удивлением понимает, что благодарен даже за это опоздание на восемнадцать лет. Главное, что оно пришло.

Когда Нарцисса растаяла в воздухе, Люциус понял, что она отправилась в Хогвартс. А еще чертовски пожалел, что Лорд так предусмотрителен, и Драко не смог переправить и себя заодно. То, что он предпочел отправить мать одну, почему-то не удивило. Словно Люциус всегда знал, что его сын способен пойти на жертву. «Он сильнее, — вдруг понял Люциус. — Гораздо сильнее в свои семнадцать».

А потом зашел этот разговор… Раньше Люциус считал, что ненависть в глазах Драко задевает его потому, что сын должен уважать, восхищаться… Оказывается, он и не знал, что ненависть может душить. Даже здесь, на этом ветру, можно задыхаться, глотая морозный воздух и не имея возможности надышаться, потому что ворот камзола вдруг стал тесен, а еще потому, что взгляд серых глаз резал, подобно лезвию клинка. И самое страшное — в нем были не злость и презрение, а немой вопрос, почти мольба. Люциусу казалось, что он так и слышит: «Скажи, что это неправда». И, наверное, впервые сын поверил бы Люциусу безоговорочно, потому что слишком хотел услышать, что в сказанном здесь не было ни слова правды. Но Люциус молчал, потому что врать уже не хватало сил, и взгляд Драко стал меняться. Или же, напротив, остался неизменным. Понять сложно, потому что сын просто отвернулся и посмотрел на Лорда, обреченно, затравленно, словно волчонок, попавший в капкан перед надвигающимися на него охотниками.

*

Гермиона видела лишь общий фон и могла только догадываться, о чем думал Люциус Малфой, рассматривающий сына. На его лице не отражалось ничего. Лишь губы были плотно сжаты, да пальцы левой руки то сжимались, то разжимались. Лицо Драко застыло каменной маской, только взгляд был… чужой.

И если бы Гермиона могла знать, что творится в его душе, она бы многое поняла. Но пока ей лишь предстояло узнать финал этой драмы.

*

Драко смотрел и смотрел на человека напротив. Он уже почти не слушал, что говорит ему Темный Лорд. Он просто не хотел слышать.

Начался снегопад. Крупные хлопья падали на площадку, и Драко знал, что если сейчас оттолкнуться, то можно прокатиться по мокрым камням. Он всегда делал так в детстве, потому что на территории его дома все дорожки были выложены камнем. Его дома… Дома, где врали… все. Умом он понимал, что Лорд говорит только часть правды. Причем ту часть, которая выгодна лично ему. Но часть правды — это тоже правда. И медальон в виде оскаленного дракончика оказался не столько дорогим сердцу подарком, сколько артефактом, призванным бороться с другим артефактом. Веселая картина вырисовывается. Они считали его идиотом. Почему было просто не сказать, не объяснить? Он бы понял. Наверное, смог бы. Но они предпочитали молчать, опутывая его древними заклятиями, как муху паутиной. На заклятие одной стороны приходилось заклятие другой. И сколько бы это продолжалось? Сколько бы длилась эта ложь? Мариса! Нарцисса! Снейп! Все знали!

А потом вдруг вспомнился взгляд серых глаз, звонкий смех. Мариса просто хотела защитить. И действовала теми способами, которыми могла. И вспомнился день на пляже. Пресловутый день на пляже, который так много принес в его жизнь. Что могли они: две хрупкие девчонки восемнадцать лет назад? Наверное, он очень повзрослел за сегодняшний день, раз еще находил в себе силы понимать и прощать.

Драко вновь перевел взгляд на отца. Люциус молча смотрел на него. И такого взгляда у отца юноша еще не видел. Он понимал, что должен разозлиться, но злости не было. Было лишь отвращение.

Драко не сумел позаботиться о Марисе. Так получилось — просто не успел вырасти. Нарцисса? Она сейчас в Хогвартсе. С ней все будет хорошо. Снейп не позволит причинить ей зло. Теперь это очевидно. А значит…

— Я подумал, — прервал Драко речь Темного Лорда на середине.

Маг, имя которого боялись произносить тысячи людей, как раз в этот момент рассказывал о радужном будущем, которое ожидает Драко. И Драко даже верил в то, что все почти так и будет, если он спустится сейчас с этой продуваемой ветром высоты. Просто спустится, оставляя на каменном полу грязные следы, сбросит промокшую насквозь мантию и протянет озябшие руки к камину. Эльфы залечат ссадины и прокушенную губу, а потом подадут большую кружку теплого чая с лимоном. Оранжевую…

Гермиона встрепенулась, услышав его слова.

Она смотрела на промокшего до нитки юношу и боялась дышать. Вот сейчас все решится. Слова Темного Лорда еще не уложились в сознании, потому что она пока не верила. Это было… слишком страшно для правды.

А потом Драко сделал то, что после она не раз и не два вспоминала с обрывающимся сердцем. Он отбросил с глаз прилипшие пряди и присел на парапет между двумя зубцами. Его губ коснулась усмешка.