Она успела забраться в постель, когда в окно постучала сова.
«Я добрался без приключений, если тебе интересно».
Она улыбнулась. Интересно.
«Спасибо, что написал. И знаешь… Герда сделала правильно».
«Но бессмысленно».
«Спокойной ночи!»
Гермиона не стала с ним спорить. Зачем? Он и сам когда-нибудь все поймет. А пока… Пока она просто захлопнула тяжелое окно, поежившись от холодного ветра, и улыбнулась. Да, мир рушился к чертям. Шла война, сердца сковывал страх. А ее сердце трепетало от счастья. Глупо? Неправильно? Кто знает?
*
Драко Малфой откинулся на подушки, заложив руки за голову и глядя в темноту. Он не знал: злиться, радоваться… Он устал анализировать свои поступки. Он знал лишь одно, что впервые за несколько дней он не думает о Марисе. Эти мысли были рядом, они, словно липкая, растекшаяся на солнце смола, касались нервов, заставляя вздрагивать и на миг закрывать глаза. Но впервые они не заполняли душу, не неслись на волне отчаяния.
Отчасти чтобы спастись от этих мыслей, Драко настойчиво цеплялся за образ гриффиндорки. Вздернутый носик, смешной хвостик, выбившаяся прядь волос… Влечение? Нет. То есть, разумеется, ему не десять лет. Понятно, что когда он ее поцеловал… А на черта он вообще это сделал? Не-е-ет. Об этом подумаем завтра или послезавтра. Или лет через сто.
Почему он так разозлился? Да потому, что впервые в жизни Драко Малфой почувствовал ответственность. Да, банальную ответственность перед девушкой. Хотя нет. Не перед девушкой — перед Грейнджер. Так странно. Он не относил ее ни к категории желанных женщин, ни к категории смазливых девчонок. Она стояла особняком.
Юноша вспомнил свою первую ночь с Блез. Нежность? Да. Симпатия… Радость… Эмоций было достаточно, но ему и в голову не пришло поинтересоваться, понимает ли она, что делает? Блез для него была взрослым самостоятельным человеком, который сам в состоянии решить свои проблемы. Если она оказалась в его постели, значит, этого хотела. Значит это — ее выбор.
А тут… Всего лишь какой-то поцелуй. Но в тот момент, когда ее дрожащие пальчики прочертили дорожку вдоль ворота его рубашки, он понял, что не может позволить ей продолжать. Эти ее неосознанные жесты, наивное любопытство… Юноша с раздражением нащупал на тумбочке палочку и зажег огонь в камине. Комната озарилась отблесками пламени.
Нашел, чем себе голову перед сном забивать. Вон лучше бы придумал, как завтра Снейпу объяснить произошедшее с Уорреном. Драко в первый раз видел своего декана в такой ярости. Профессор говорил чуть слышно, но от его взгляда хотелось умчаться на край света. И в первый раз эта ярость была направлена в том числе на него, Драко. Завтра ему придется давать объяснения. Юноша недовольно посмотрел на будильник. Спать нужно, а не глупостями заниматься. Взгляд упал на записку. Он поднес ее к глазам. «Спокойной ночи».
Словно солнечный зайчик на серой стене, который всегда появляется в самый нужный момент, чтобы рассеять темноту, развеять грусть. Когда он рядом, на душе спокойно.
Он вспомнил собственную растерянность при виде ее слез. А ведь раньше ему нравилось причинять ей боль. «Грязнокровка». Грубое и нелепое слово. Не то чтобы он изменил мнение… Наверное, повзрослел. Юноша поймал себя на мысли, что это слово исчезло из его лексикона давным-давно. Оно казалось каким-то нелепым. Чистоту крови не нужно подчеркивать словами. С возрастом это понимаешь. Вот Уоррен пока не понимал. Драко вспомнил день, когда Том назвал Грейнджер грязнокровкой.
А ведь единственное, что он тогда почувствовал, — злость на Уоррена. И не из-за того, что тот был груб с Грейнджер. Нет. Просто… Драко всегда считал это своей прерогативой. Только он имел право на это. Никто другой. Это по-детски, но так было. А вот теперь он не хотел видеть ее слезы: порозовевший нос, красные пятна на щеках. А все чертова благодарность. Его это злило? Драко и сам не знал. И об этом он тоже подумает завтра. Или послезавтра. Или в другой жизни.
Дрожащие пальчики на его груди.
По коже побежали мурашки.
А ведь несколько дней назад он и подумать о подобном не мог.
========== Тени прошлого ==========
Ты ведь будешь меня вспоминать?
Пусть нечасто, пускай лишь однажды.
Для меня это важно знать,
Ты поверь — действительно важно.
Если будешь, то стоит жить
И терпеть это странное бремя.
Значит, мы еще в силах любить,
Значит, что-то не губит время.
Если сердце в ночи глухой
Отзовется вдруг гулким стуком,
Значит, мы еще живы с тобой,
Мы не умерли в этой разлуке.
Значит, будут еще слова
И до боли знакомые жесты.
Значит, в мире, где серая мгла,
Место есть для цвета Надежды.
А ведь несколько дней назад он и подумать о подобном не мог.
Сириус Блэк усмехнулся своему стакану с соком. Ему с детства нравилось сравнивать свои ощущения до заклятия и после. Вот и сейчас он с азартом занимался самокопанием. Вчера вечером Джеймс наконец-то решился на заклятие Хранителя. Хранителем тайны стал Питер, с которым Сириус не виделся вот уже несколько дней, и как раз сегодня они договорились о встрече. Питер задерживался, и Сириус коротал время за выискиванием изъянов в заклинании. Дело в том, что местоположение дома Поттеров начисто стерлось из сознания всех, кто там когда-либо бывал. Это было настолько странно, что Сириус никак не мог к этому привыкнуть. Да, он знал, как действует заклятие. Но одно дело знать… К тому же каждый человек в глубине души считает себя уникальным, вот и Сириус с завидным упорством пытался вспомнить то, что знал в мельчайших подробностях еще несколько дней назад. Не получалось. Кажется, вот-вот и…
Он помнил кухню в доме Джеймса и Лили. Помнил, где стоит сок, а где можно отыскать напитки покрепче. Помнил розу в большом горшке, которую сам подарил Лили на прошлый день рождения. Бутоны касались края шторы на широком окне. Сириус помнил розу, помнил штору, помнил подоконник, а вот пейзаж за окном словно вырезали из памяти.
Сириус помнил зеркало в коридоре, которое регулярно отчитывало его за кожаную куртку. Помнил гостиную. Помнил камин в гостиной, помнил семейные колдографии на стенах, помнил комнату малыша Гарри. Но ничего из того, что могло натолкнуть на мысль о местонахождении дома, в памяти не всплывало. Сириус потер переносицу и залпом допил сок, который заказал в ожидании Хвоста.
— Повторить? — бармен с улыбкой кивнул на опустевший стакан.
Сириус проследил за его взглядом.
— Нет, спасибо.
Он снова бросил взгляд на часы. Хвост опаздывал на двадцать минут. На него непохоже. Как бы чего не случилось. Сириус выбрался из-за барной стойки:
— Дилан, я буду во дворе. Питу скажешь, когда он появится?
Бармен отсалютовал пустым бокалом.
Сириус направился к выходу, по пути оглядывая немногочисленных посетителей. Это вечером здесь яблоку негде упасть, сейчас время не то. Обед прошел, а до окончания рабочего дня пока рановато. Сириус распахнул входную дверь и на миг зажмурился от яркого света. В баре царил полумрак, а на улице солнце щедро дарило свое тепло. Сириус расправил плечи и подавил желание сладко потянуться. Как давно он не бездельничал! Все последние дни на работе было жарко. Аресты, набеги, обыски. За всей этой кутерьмой забывалось, что на дворе лето — самая пора выбраться на природу на денек другой, погреться на солнышке, забыть о проблемах. Вот только отпуск сейчас — непозволительная роскошь. Когда-нибудь, когда закончится эта война…
Сириус вытащил из кармана шоколадную конфету. Неделю назад он купил по пути к Джиму гору всяких сладостей, за что получил от Лили нагоняй. Оказывается, Гарри сладкое есть рано, а сама Лили наотрез отказалась, мотивируя это тем, что сладкое вредно. Сириус тогда посмеялся. У Эмили в последнее время такой же бзик. Она с чего-то решила, что поправилась, и теперь Сириус отдувался отсутствием сладкого в собственном доме, потому что самому по магазинам ходить некогда, а Эмили из чувства солидарности с собой посадила и его на жесткую диету. Вот Сириус с Джимом и Ремом под завистливые взгляды Лили и Эмили поедали запасы, купленные для Гарри.
