Стихотворение свидетельствует о необычной духовной независимости Фила – большинство детей не прикрепляет к Богу прозвище «милый старичок».
В двух своих романах – «Прозябая на клочке земли» (написан в 1957 году, опубликован посмертно в 1985-м) и «Когда наступит прошлый год» (написан в 1963–65 гг., опубликован в 1966-м) – Фил использовал Вашингтон как знаменательное место действия. У подверженного стрессам героя «Прошлого года» Вирджила Аккермана, хозяина корпорации «Пушнина и красители» в Тихуане, было специально сконструированное убежище под названием «Ваш-35» (от «Вашингтон, 1935»), которое позволяло возвращаться в мир детства. «Омфал» этого мира – Макком-стрит, 3039 (адрес самого Фила, по которому он большей частью проживал в столице). В кинотеатре «Аптаун»[32] идет фильм «Ангелы ада»[33] с Джин Харлоу (с откровенной сценой, которая потрясла юного Фила, когда он впервые увидел ее). Любовно запомнившиеся детали в большом количестве встречаются в «Ваш-35», но контекст, в который они помещены, – «регрессивный мир детства», созданный для того, чтобы поддерживать дух удачливого военного промышленника, – подчеркивает презрение Фила к воссозданию в розовых цветах его мальчишеского мира.
Фил был глубоко несчастен в Кантрисайдской школе, поэтому на 1936/37 учебный год Дороти перевела его в школу Джона Итона, которая являлась частью системы общественных школ в округе Колумбия. Вдобавок она нанимала домработниц, которые заботились о мальчике. Черная женщина по имени Лула оставалась в доме в течение двух лет. Но Фил часто одиноко стоял у окна, высматривая, когда появится его мать, возвращающаяся с работы.
Его чувства по отношению к Дороти на тот момент были, что неудивительно, сложными. Он проклинал ее за то, что она отстранила отца и разрушила семью. И все старания Дороти, направленные на то, чтобы облегчить страдания от травмы, нанесенной смертью Джейн, вызывали горячее противодействие. Клео Мини, вторая жена Фила, вспоминает: «Фил упоминал при мне несколько раз, что Дороти рассказывала ему, ребенку, что умирают только плохие. Мне сложно поверить, что она могла действительно это сказать, но это чувство он усвоил именно от нее, говорила ли она это или нет».
На более непосредственном уровне Фил обижался на Дороти, за то что она отослала его в Кантрисайдскую школу, а затем оставила на попечение домашних работниц. И когда она находилась в доме, Фил понимал, что такой матери очень сложно угодить. Если он давал волю раздражению, она закрывала его в спальне, где он мог дать выход своему гневу, все круша в комнате. Но Фила притягивали способности и самообладание Дороти. В более поздние годы он будет с благосклонностью вспоминать о ее требовании, чтобы он признал последствия своих действий.
Их связь была прочной, и возникало чувство, что исполненные ненависти обвинения поздних лет ее не затмили. В конце концов, Дороти вырастила его, после того как Эдгар ушел. Позднее Фил признается: «Я очень доверяю женщинам. Возможно, из-за этого. Мой отец был слабым; моя мать была сильной». Дороти научила его «восхищаться писательством», в то время как Эдгар «смотрел футбол, забывая обо всем прочем».
Но конфликт между ними продолжался. Недостаток писательского успеха у Дороти – она писала обильно, но опубликовала только одно произведение в журнале Family Circle – должен был давать Филу ощущение собственных достижений, которые она никогда не сможет оспорить. Но этого не было. Он неустанно сражался с ее властью.
Фил посещал школу Джона Итона с 1936 по 1938 год, проучившись там со второго по четвертый класс. Он часто бывал рассеян, на что Дороти закрывала глаза. В целом его школьные дневники отражали неплохие успехи в учебе, и самой низшей оценкой была «С»[34] за написание сочинения. Но комментарий его учителя в четвертом классе был удивительно пророческим: «Показывает интерес и способность к сочинительству».
Когда Фил учился в третьем классе, на него произвело глубокое впечатление одно событие. Конечно, кто-то может сказать, что только сила сопереживания может подвигнуть душу человека к тому, чтобы тот стал писателем, и его душа под бесчисленными обличиями проявляется в романах и рассказах. Маленький мальчик Фил мучил жука, который спрятался в раковину улитки. Но затем, когда Фил вытащил жука из его укрытия, жестокий порыв пропал, и его место заняло чувство – уверенность! – в том, что вся жизнь едина и что все зависит от доброты:
И он выполз, и я внезапно понял – это было всеобщее сатори[35], не имеющее предела, и теперь для меня этот жук стал тем же, что и я сам. Возникло понимание. Он хотел жить точно так же, как и я, а я причинял ему мучения. На какое-то мгновение – так было и с Сидхартхой[36] при виде мертвого шакала в канаве – я сам стал тем самым жуком. Я тут же переменился. Я никогда больше не стал прежним.
Сатори стало окном в мир, который Фил пока еще не мог населить. Мальчика тянуло к духовным вещам, но не за счет сверкающей и порочной мишуры, которую предлагает американская поп-культура. Достижением Фила станет то, что он наведет мосты между тем и другим. Но пока в нем преобладал ребенок:
Затем последовал долгий период, когда я толком ничего не делал, кроме как ходил в школу – с большой неохотой – и занимался своей коллекцией почтовых марок (которая тогда у меня еще была), плюс – обычные мальчишеские занятия вроде игры в стеклянные шарики, в детские карты с картинками, а также я увлекся недавно изобретенными книжками комиксов, такими как Tip Top Comics, King Comics и Popular Comics. Мои карманные деньги в сумме десяти центов в неделю сперва тратились на сладости (вафли «Некко»[37], шоколадные батончики и желейные конфеты), а затем – на Tip Top Comics. Взрослые с пренебрежением относились к книжкам комиксов; они предполагали и надеялись, что такая форма литературы скоро исчезнет. Они были неправы. К тому же в газетах Херста[38] был сенсационный раздел, где в воскресных выпусках сообщалось о мумиях, которые продолжают жить в пещерах, о затерянной Атлантиде и о Саргассовом море. Этот квазижурнал назывался The American Weekly. Сегодня мы могли бы отвергнуть это как «псевдонауку», но в те дни, в середине тридцатых, это было вполне убедительно. Я мечтал о том, чтобы найти Саргассово море и все корабли, запутавшиеся в нем, трупы, болтающиеся на реях, и сундуки, набитые пиратским золотом. Сейчас я понимаю, какое разочарование постигло бы меня, если бы я узнал, что Саргассова моря не существует, или о том, что оно не захватило в плен везущие золото испанские галеоны. Таковы были детские мечты.
Но одна детская мечта оставалась и с годами все усиливалась. Книжки комиксов и The American Weekly были первым шагом Фила на пути вступления в дикий мир «псевдонаучных», «бульварных» приключений. И если жук сатори пробудил его дух, то эта пьянящая смесь зажгла его. Стоит прислушаться, с каким торжествующим презрением Фил обращается к «взрослым», думавшим, что комиксы должны «исчезнуть». В том же тоне он защищал НФ против ее хулителей-интеллектуалов. До двенадцати лет Фил не читал ни одного научно-фантастического журнала, но он уже нашел для себя ту «литературную среду», которая стала ему «родным домом».
В этой среде отброшена тирания навязанного сознания. Там все может случиться, и чем быстрее и необычней, тем лучше. Спирально восходящие мечты столь же реальны, как бывшие женщины, затерянные в альтернативных мирах, или Бог-Логос под личиной твоего босса, появляющегося в телевизионной рекламе растворимого кофе «Убик»[39]. Персонажи могут быть святыми, глупыми, одинокими, похотливыми, блестящими и сумасшедшими одновременно в одном и том же рассказе, и вам никогда не доказать, что это неправда. Лишь только оглянитесь вокруг себя.
