Литмир - Электронная Библиотека

Что касается обыденных вопросов на тему того, что такое хорошо и что такое плохо, Эдгар гордился тем, что вел себя с Филом как со «взрослым». «Когда я бранил Филипа, он, бывало, анализировал это, затем возвращался обратно и говорил мне о своих выводах на этот счет. Мы обсуждали это. И если я был неправ, то соглашался с ним». Фил был «раздражительным» мальчиком, и Эдгар чувствовал, что его мягкий подход, в отличие от более жесткой манеры Дороти, немного «поддерживал» сына. Между Филом и его отцом возникала заговорщическая связь против его матери. Даже перед разводом Эдгар опасался, что Дороти каким-то образом пыталась исключить его из процесса воспитания сына, и он, в свою очередь, боролся за Фила, водя его в кино и странствуя с ним по сельской местности. Когда Дороти собиралась отправиться вместе с ними в эти путешествия, Фил, бывало, запирал двери машины и убеждал отца уезжать как можно скорее, пока она не вышла, чтобы к ним присоединиться. И тогда все события происходили только вместе с отцом и сыном – такие, как, например, поездки на близлежащие ранчо, о которых Эдгар знал благодаря своей работе, и эти поездки обещали приключения, а иногда и действительно ими оборачивались.

Эдгар боялся гремучих змей и учил Фила, как их распознавать. Как-то они посетили друга Эдгара, у которого была домашняя бычья змея[29], которая спала на крыльце. Пока взрослые разговаривали внутри дома, Фил зашел вовнутрь и заявил, что «на крыльце звонкая змея». Хоть его и заверили, что это была бычья змея, Фил продолжал настаивать на своем. В конце концов двое мужчин отыскали аж тринадцать «гремучек», самых больших в этой местности, и убили их. На другом ближайшем ранчо Эдгар заметил кроликов, которых держали в клетке без пищи и воды. Как-то в воскресенье, когда хозяева этого ранчо были в церкви, Фил со своим отцом освободили кроликов. Однако кролики по своей собственной воле вернулись в клетку. Тогда эти двое бесстрашно задумали второй побег и увезли кроликов на машине за двадцать миль оттуда.

Но попытки Эдгара приобщить Фила к футболу были тщетными. В отличие от Эдгара в его молодые годы, Фил не был активным мальчиком. Они вместе ходили на матчи калифорнийского футбольного союза, когда Филу было примерно шесть лет (к этому времени развод уже окончательно состоялся). Эдгар вспоминал: «Для него [Фила] зрелище представлялось только тем, что люди бегают и гоняются друг за другом на поле. Он думал, что вот они гоняются друг за другом, и ему сложно было представить, как они занимались бы этим в обычной жизни».

В основе привязанности между отцом и сыном лежало чувство раздвоенности у них обоих. Эдгар видел Фила «физически ленивым» и, возможно, негодовал, считая, что это – влияние Дороти. Фил часто болел – на протяжении всего детства у него были приступы астмы, – и, большей частью, Эдгар оставлял заботы о его здоровье матери. «Дороти много ухаживала за Филипом, хотя она уделяла слишком много внимания его очкам, его зубам и разным лекарствам», – вспоминал Эдгар. Среди лекарств Фила были пилюли с эфедрином (один из амфетаминов), которые он принимал против астмы.

О своей раздвоенности Фил писал в часто переиздаваемом коротком рассказе 1954 года «Отец-двойник»[30]. Основной сюжет таков: юный мальчик Чарльз узнает, что его отец Тэд (домашнее имя Эдгара) был убит и подменен зловещей, чуждой формой жизни:

Он был хорошо выглядевшим мужчиной немного за тридцать: густые белокурые волосы, сильные и умелые руки, угловатое лицо и сияющие карие глаза. […]

Тэд резко дернулся. Странное выражение мелькнуло на его лице. Оно тут же улетучилось, но в какое-то краткое мгновение лицо Тэда Уолтона утратило свои знакомые черты. От него исходило нечто чуждое и холодное, и оно представляло собой какую-то крутящуюся, извивающуюся массу. Обычный вид усталого мужа средних лет исчез.

У нового Тэда – в отличие от Эдгара с его «взрослым» подходом к воспитанию ребенка – не было сомнений в том, чтобы шлепать юных мальчиков, которые выглядят чудаковато для обыденной реальности. Фил позднее писал об «Отце-двойнике»: «У меня всегда было такое впечатление, когда я был маленьким, что мой отец представлял собою двух человек – одного хорошего, другого плохого. Когда исчезал хороший отец, его место занимал отец плохой. Я полагаю, что у многих маленьких детей было такое же чувство. А что, если это действительно так?»

Одним из странных аспектов рассказа является хладнокровие Чарльза: после короткого плача восьмилетний мальчик становится последовательным мстителем. «Хороший» отец невиновен в поступках «плохого» чуждого самозванца – художественный прием, который не только скрывает гнев (подразумевающий убийство чужака), но также уподобляется гностической точке зрения, что наш мир сотворен злобным демиургом, а не милостивым высшим божеством, которое скрыто в космосе. Очарованность взрослого Фила гностицизмом, может быть, в какой-то степени возникала из необходимости интеллектуально прочувствовать ту устойчивую боль, которую вызывали вспышки гнева Эдгара и его полный уход (бегство) из жизни Фила.

Эдгар и Дороти развелись в 1933 году, на самом пике Великой депрессии. Национальное управление экономического восстановления предложило Эдгару открыть офис в Рено, штат Невада. Дороти отказалась переезжать и консультировалась у психиатра, который заверил ее, что развод не причинит ущерба Филу. Психиатр чудовищно ошибался: у Фила было такое чувство, что отец бросил его, и это его глубоко ранило. Что касается Эдгара, то его первой реакцией было недоумение. «Это было как гром среди ясного неба», – вспоминал он пятьдесят лет спустя.

Что, в конце концов, разделило эту пару? Линн Сесил, ставшая позднее падчерицей Дороти, замечала: «Частично проблема заключалась в том, что Дороти, подрастая, слишком быстро «созрела». Но главной причиной было то, что Эдгар был чрезвычайно ревнив. Она не могла выносить этого – он ревновал ее к любому, кто только взглянул бы на нее». К тому времени Дороти была стройной, с темными волосами до плеч и с чертами лица, напоминавшими царившую тогда на киноэкранах красавицу Грету Гарбо. Но Фил никогда не говорил, что у Дороти были любовники в годы его детства и отрочества и даже обходительные ухажеры.

Свобода, которую страстно желала Дороти, была не сексуального, а психологического характера: независимость, право растить своего сына в соответствии с ее представлениями о воспитании.

После их разлуки Дороти отправилась в свою квартиру в Беркли вместе с Бабулей, которая снова оказалась тут как тут, под рукой во время кризиса, и с Марион. В течение года Эдгар регулярно ездил туда, чтобы видеться с Филом. Но после этого битва за контроль над сыном разразилась в полную силу. В 1934 году Эдгар пригрозил, что будет бороться за собственное, единоличное попечение над сыном на тех основаниях, как Дороти объясняла это Филу, «что у него лучшее финансовое положение и он может «сделать больше» для тебя. Когда я отказалась отдавать тебя ему, он написал, что, в таком случае забудет о тебе, и тогда он откажется иметь что-то общее с кем-либо из нас. […] Я сделала колоссальную ошибку, приняв совет психиатра, который сказал мне, чтобы я позволила тебе забыть отца, чтобы я вовсе не упоминала о нем, чтобы игнорировала само его существование».

У Дороти были свои резоны опасаться законных угроз со стороны Эдгара. Она нашла работу секретарши, и ее скромные доходы с трудом могли бы обеспечить домашних служанок; по необходимости, Бабуля взяла на себя всю заботу о маленьком Филе. Дороти видела, что Бабуля «целовала и обнимала, потакала ему и кормила его сладостями, а мне все это не нравилось». Тесса Дик рассказывает, что, «когда у Фила возникали проблемы, она [Бабуля], как правило, качала головой и очень спокойно говорила: «О, Филип», – и это воздействовало на него намного сильнее, чем брюзжание матери».

Но была и темная сторона у нового жизненного устройства. Бабулин муж, Эрл, снова вернулся к своей жене (он умрет через три года, в 1937 году). Фил вспоминал его как «крупного мужчину с пламенно-рыжими волосами», который «обычно ходил вокруг дома, размахивая своим ремнем и приговаривая: «Я хочу выпороть этого мальчишку». Во время пребывания в доме Эрла и Бабули, или немного позже, у Фила обнаружились серьезные трудности с глотанием. Барри Спатс, психолог, который работал с Филом в конце семидесятых и начале восьмидесятых годов, размышлял во время интервью о том, что те самые симптомы, возможно, были вызваны физическим насилием или сексуальными домогательствами со стороны Эрла. Когда Спатс во время приема спросил Фила о подобных инцидентах, тот ничего такого не припоминал.

вернуться

29

Совершенно не ядовитая, хотя и хищная, рептилия из подсемейства ужей.

вернуться

30

На русском языке недавно переиздан в сборнике «Электрические сны Филипа К. Дика».

10
{"b":"669987","o":1}