— Даже ничего не говори, — предупредил Бронн ворчливо, — чтоб я еще пил с Ланнистерами! И не надо так на меня пялиться. Лучше иди и воткни копье в задницу Псу, пока он не разнес весь лагерь и ристалище.
Насколько мог видеть Подрик, лорд Винтерфелла как раз с демоническим хохотом гонялся полураздетый по полю с кем-то наперегонки, что было весьма затруднительно с настолько заплетающимися ногами и его хромотой. Кажется, его веселью это не мешало.
На мгновение Подрику показалось, что среди пьяного напева с той стороны доносится голос леди Арьи. «Показалось».
Что иллюзией точно не являлось, так это узнаваемый сладострастный стон голосом Бриенны Красотки из шатра под стягами Утеса и Тарта. Юнцы у костра захихикали, перемигиваясь. Вояки постарше дружно закатили глаза прежде, чем обменяться понимающими взглядами.
Бронн и Подрик тоже переглянулись.
— Позволите присесть? — поинтересовался Подрик, наконец.
— Подрик, старый хрен! Когда это у нас пошла мода на эти пидорские церемонии?
Оба молча выпили по первому глотку вина. Тирион знал толк в угощении. Вне всякого сомнения, вино было из личных запасов лорда Десницы.
Звуки ночного веселья — не бурного, всеобщего, но звуки от маленьких уютных компаний, раздавались над лагерем. Делились историями и планами старые друзья. Бурно обсуждали новости политики и цены межевые рыцари. Где-то молодые оруженосцы признавались в любви девушкам, которых любили. Где-то сварливо отчитывала загулявшего мужа его недовольная леди-жена. Секретничали девицы. Дрались коты. Крики с турнирных площадок затихли — кажется, Сандор Клиган наконец угомонился, нарезвился и отправился к жене и дочерям.
Бронн невольно начал выстукивать ритм ногой, когда от ближайшего костра — алые стяги гордо реяли выше прочих в лагере — раздалось дружное начало песни. Хохот и свист сопроводили ее. Бронн покосился на Подрика. Обычно у него не было никаких проблем с началом любой беседы. Деликатных или запретных тем для Бронна практически не существовало.
— За руку помощи, мой лорд, отдам я честь свою — хороши в постели, хороши в бою…
Бронн хотел было пошутить — у него было два варианта относительно «руки помощи», но — вновь взглянув на Подрика, понимающе усмехнулся и продолжил глядеть в огонь.
Молодость. Это было так давно. Это было незабываемо. И иногда — вот как сейчас — кажется, что это никуда не ушло.
Длинный проигрыш, исполняемый кем-то чуть фальшиво на пастушьей дудке, заставил обоих рыцарей вслушаться. Кажется, были еще куплеты, незнакомые им. Песни Вестероса жили сами по себе, рождаясь и умирая так же внезапно, как сменяли друг друга лето и зима.
— И на Стене, и у Стены, и во дворе — и за двором, и на столе, и под столом…
— Ишь ты, какая дыхалка, — восхитился Бронн мощному голосу и легким запевалы.
— …везде тебя настигну я, сдавайся, женщина моя; сорву с тебя доспехи прочь, будь долгой, северная ночь; прими теперь любовь мою-ю-ю — ах! — певец издал стон, почти совпавший с доносившимся из шатра четы Ланнистеров, — хороши в постели, хороши в бою!
— Хорошая песня, — грустно сказал Подрик, и Бронн хлопнул его по плечу.
— Все еще без ума от ее бездонных глаз? Спустя столько лет? — смешливость в его голосе, но понимание и немного ненавязчивого сочувствия в глазах, — ну, парень, это бывает именно так.
— Я никогда не думал о ней так, как они поют, — заговорил вдруг Пейн, опираясь локтями о колени, глядя в ночь и вдруг становясь из взрослого мужчины тем пареньком, что когда-то так умилял Бронна Черноводного своей наивностью и простотой, — она всегда была для меня чем-то совершенно иным, настолько чистым, прекрасным, недосягаемым… Я всегда видел, как она красива. Как добра. Хотелось защищать ее, беречь, спасти от всех… хотелось быть для нее другом, больше, чем другом…
— И правую руку чередовал с левой, — зевнул нарочито Бронн, затем обхватил плечо Подрика и встряхнул его, — эта хрень болела у всех, парень. У всех.
Это остается навсегда, подумал, но не сказал Бронн. Вздохнул, невольно окунаясь в картины из прошлого, память о которых тоже вспыхивала болью в его сердце.
Подрик благодарно кивнул, чуть улыбнувшись. Некоторое затишье продолжалось недолго. Рычание, стоны, шепот, вскрикивания и, наконец, бессмысленные возгласы из шатра набирали силу.
— Заткнитесь нахуй! Дети, блядь, спят! — от окрика Пса, донесшегося с другого края лагеря, и Бронн и Подрик вздрогнули и опасливо оглянулись. После вопля Сандора Клигана где-то заплакало несколько младенцев. Залаяли собаки. Засмеялись люди.
— Сдается мне, это всё уже было с нами? — Бронн обвел глазами лагерь, скосил выразительный смеющийся взгляд на шатер в нескольких шагах, откуда доносилась масса интригующих звуков. Подрик предпринял безуспешную попытку сохранить достойный вид.
Гроза громыхала где-то на западе. Уходила, оставляя дождь, оживляющий усталую засушливую почву. Бронн втянул полной грудью свежий прохладный ветер, предвещающий явление ливня и сюда. «Я еще не так уж и стар, — подумалось ему, — пока могу радоваться дождю». Из шатра за их спинами донесся двойной крик, долгий, протяжный, бесконечно счастливый. Рыцари снова переглянулись.
— Предлагаю вам произнести тост, сир, — серьезно высказался Подрик, извлекая флягу. Бронн ответно поднял свою.
— За долбанного Джейме Ланнистера, Цареубийцу, мать его, и леди Бриенну, Тартскую… Женщину.
И, усмехнувшись, покачал головой перед тем, как подмигнуть Поду:
— Ну точно как в старые хреновые времена, а?
THE END
happily ever after
