Нисимура в горячке схватки почти не чувствовал боли. На него нахлынула отрешённость, странно замедлив происходящее. Он не собирался просить пощады. Лишь кинул короткий взгляд на небо, мимо летящей в лицо ладони, молча прощаясь с жизнью.

Этот взгляд подействовал на Иори, как ведро ледяной воды. Внезапно задохнувшись, он остановил смертельное движение. Его пальцы повисли вплотную к переносице самурая.

– Простите меня, – прошептал юноша, не смея пошевелиться, чтобы не повредить ему ещё больше.

– Спасибо за поединок, Иори-сан, – после долгой паузы выговорил Нисимура, начиная понимать, что всё‐таки жив. – Это было… великолепно.

Кровь обильно текла из-под сломанной кости, пропитывая одежду. Жестокое пламя разгоралось в правом плече, в левом запястье, в животе, под коленом… «Теперь я не скоро вернусь к тренировкам», – безразлично отметил он. На эмоции уже не осталось сил. Сознание соскальзывало в серый туман, и только жгучая боль мешала раствориться там окончательно и забыться.

– Терпите, Нисимура-сан, – прозвучал над ухом смутно знакомый голос. Шесть рук подхватили его. Раненое плечо прошила молния. Зажмурившись, стиснув зубы, он сдерживал стоны, пока его бесконечно долго несли и укладывали на камень, застеленный стерильной простынёй поверх одеяла и теплоизолирующей плёнки.

Кацумото уже рассекал ножом его окровавленную футболку.

– С лопаткой тоже проблемы. Две ампулы, Серинова-сан. Только шока тут не хватало.

Ольга сделала Нисимуре инъекцию.

– Сейчас станет полегче. Постарайтесь уснуть.

Она помогла Кацумото вытереть руки спиртом и надеть стерильные перчатки. Быстро проделала то же самое и ассистировала ему, пока он останавливал кровотечение, сшивал разорванные сосуды и совмещал обломки кости. Наконец, он закрыл рану и перевязал плечо, зафиксировав металлической шиной. Потом наложил компрессы на повреждённые связки запястья и колена.

– Всё. Вечером отвезу его на рентген.

Нисимура не шелохнулся; он действительно уснул, едва подействовало обезболивающее.

– Надеюсь, у него нет сотрясения мозга, – задумчиво протянула девушка, накрывая его одеялом.

– Он не особо вынослив, – отозвался Кацумото. – Ладно. Пусть пока полежит.

Тем временем Хаябуси-сэнсей обрабатывал травмы сына. Тому досталось куда меньше, чем Нисимуре, однако тоже изрядно. Нос был разбит, левое ухо разорвано, на теле – множество ушибов и ссадин. Иори сидел с бесстрастным лицом. По крайней мере, физические страдания отвлекали его. Позволяли не думать.

Победа не доставляла радости. Из-за какой-то музыки он едва не убил человека. Даже усталость не могла заглушить его ужас и отвращение к собственному поведению. Ещё доля секунды – и он совершил бы непоправимое… А теперь… если отец сдержит своё обещание… для него начнется другая жизнь. Незнакомая. Одинокая. Сломав стену, которую всегда считал непреодолимой, юноша оказался совсем не готов к зиявшей за ней пустоте.

– Больно? – спросил Хаябуси.

– К сожалению, недостаточно, – вздохнул Иори. И подскочил на месте, с трудом подавив крик. Казалось, его пронзило раскалённое остриё. Алый шар взорвался в мозгу и рассыпался острыми искрами.

Сэнсей опустил ладонь.

– Легче?

– Нет. – Иори приготовился к продолжению. Однако Хаябуси лишь кивнул.

– Боль не поможет тебе примириться с собой. Держись. Через это просто нужно пройти. Вечером поговорим, хорошо?

– Я могу идти сам.

– Не раньше, чем спустимся вниз, – отрезал Кацумото. И ушёл в угол поляны, где Ольга уже доставала ремни для носилок.

Нисимура хмыкнул. Покосился на недавнего противника, маячившего поблизости.

– Иори-сан, а почему ты меня пощадил? – поинтересовался он. – Ведь ты собирался…

Покраснев от стыда, юноша низко опустил голову.

– Я… не думал, что способен на такое. Мне нет оправдания, Нисимура-сан.

– Тебя абсолютно не в чем винить. В схватке насмерть победитель вправе убить проигравшего. А ты не воспользовался своим правом, – он улыбнулся тепло и грустно. – Благодарю, Иори-сан. Я был готов умереть, но… спасибо. Знаю, как тяжело остановиться в такой момент.

– Вам тоже… случалось?

– Конечно.

– И если бы вы выиграли…

– Я не мог выиграть, – мягко сказал Нисимура. – Ни единого шанса. Собственно, всё было ясно ещё до первой атаки. Ты вырос, Иори-сан.

– Вы скоро поправитесь?

Самурай пошевелил пальцами перебитой руки, прибинтованной к телу.

– Надеюсь.

Не найдя подходящих слов, юноша поклонился. Нисимура с усилием поднялся с камня и осторожно изобразил намёк на ответный поклон.

– Пора трогаться, – прервал их беседу голос Хаябуси.

– Паланкин подан, – вполголоса добавил Тамура. Они с Тэруокой уже впряглись в носилочные ремни, и сейчас между ними болталось нечто вроде плетёного кресла, застеленного одеялом. Нисимура медленно сел. Стараясь двигаться в ногу и без толчков, два воина понесли его по тропе следом за остальными.

Закрывшись в своей комнате, Иори рухнул на стул перед выключенным компьютером и уставился в тёмный экран. Привычная обстановка не защищала от противоречивых мыслей и чувств. Отчаявшись в них разобраться, юноша расслабился и попробовал отстраниться.

Музыка. Где-то на краю разума звучала гордая, торжественная симфония Бетховена. Она жила в нём с того момента, когда он решился себя отстаивать. Это её он исполнял сегодня на поединке, переложив гармонию нот в узор смертельно опасных движений, с искусством и страстью, с какими играл на саксофоне. И впервые в жизни ощутил страшное вдохновение боя.

Странно. Сколько лет он дрался – без колебаний, яростно, даже увлечённо, но не испытывал ничего похожего. Их схватка напоминала полёт над бездной. Боль, травмы, угроза гибели не имели никакого значения перед её красотой и беспредельной свободой.

«Благодарю вас, Нисимура-сан», – подумал юноша, почти неосознанно потянувшись за потёртым футляром, стоявшим поблизости. Достал саксофон, присоединил мундштук. Закрыл глаза и поднёс его к губам, пытаясь музыкой объяснить то, для чего не существовало понятий.

Невозможно исполнить симфонию на одном-единственном инструменте. Но пальцы юноши легко скользили по клапанам, переплавляя живое дыхание в невероятный вихрь чистых и грозных звуков. Мелодии лились, сплетались, спорили друг с другом, взмывали в звонкую высь и опускались вниз, к мощным басам, словно ручьи, сбегавшие с гор в долины…

Иори играл, забыв обо всём, не замечая времени. С Бетховена он перешёл к собственным импровизациям, выплёскивая в них смятение и восторг, скорбь и триумф, и ослепительную уверенность в будущем. Сомнения рассыпались с шуршащим звоном, словно осколки стекла. Перед ним лежал Путь, открытый и зовущий.

Опустив саксофон, юноша вдруг заметил щёлку между фусума. За порогом стоял отец. Он… улыбался.

– Знаешь, ты превзошёл самого себя, – в его голосе звучало искреннее восхищение. – Можно войти?

Смутившись, Иори отложил инструмент.

– Конечно.

Сбросив на пороге домашние тапочки, Хаябуси ступил на татами. Аккуратно задвинул дверь и уселся на пол посреди комнаты.

– Поздравляю с победой. Ты прекрасно сражался. Впрочем, слышанное мной сейчас было ещё прекрасней. У тебя действительно есть шансы стать музыкантом, не имеющим себе равных.

Иори не верил своим ушам. Отец… с уважением отозвался о его способностях? Скрывая неловкость, он опустился перед ним на колени.

– Разумеется, если ты понимаешь, что выиграл только первую схватку. Далеко не самую трудную.

Глядя, как напряжённо вскинулся его сын, сэнсей спокойно продолжил:

– Здесь ты знал правила игры – и не сомневался в их честности. Там все будет иначе. Тебе предстоит сдать экзамены, к которым ты не готовился. Превзойти выпускников всяческих элитных школ, которых зачисляют почти автоматически. А сделав это, ты окажешься среди них случайным выскочкой из деревни, грубоватым, не искушённым в столичной жизни. Над тобой будут смеяться, может, даже издеваться, и твой несомненный талант лишь распалит их зависть. Тебе придётся выстоять. – Хаябуси помолчал. – Думаю, ты сумеешь, но твоё одиночество меньше не станет. У тебя и твоих токийских ровесников слишком разные интересы. И у них не было случая выяснить, какого цвета глаза у смерти.