– Куда держишь путь? – поглядывая на почти забытую игру поинтересовался Остап Родионович.

– Домой, – грустно ответил Тим, вспомнив о предстоящем разбирательстве над очередной двойкой.

– Хорошо тебе, – улыбнувшись заметил Остап, – а у меня уже давно нет дома.

– Как же так? – искренне удивился Тим, недоумевая, как такое может быть, – у всех есть дом.

– Это невероятная и запутанная история, – многозначительно сказал старик, – возможно, я когда–нибудь расскажу её, но не сейчас.

– Чай, конфеты, бутерброды, алкоголь… – громко и почти без интонации заголосил электронный бас робота–официанта, неспешно проезжающего вдоль тянущихся рядов кресел. Когда его металлическое основание, выполняющее роль ног, споткнулось о лежащего пса, тот недовольно фыркнул и придвинулся ближе к ногам мальчика, пропуская нахального робота.

На всевозможные уговоры с просьбами рассказать ту самую историю Остап лишь отшучивался, мол, незачем столь юному мальчику знать о тяжёлых невзгодах предыдущих поколений. Так и не добившись ответа, ещё немного поиграв с псом, Тим вновь увлёкся видеоигрой.

– Сто лет таких не видывал, – задумчиво произнёс Остап Родионович, указывая пальцем на голограмму волка, – когда–то давно, ещё в моём далёком детстве, была подобная игра, – ностальгически вспомнил он.

Тиму было очень сложно представить сидящего возле него старика маленьким мальчиком. Их разделяли десятки лет и несколько поколений. Густые, седые брови нависали над ввалившимися потускневшими глазами. Кожа на лице была изъедена морщинами, а на голове красовалась забавная старомодная шляпа, скрывающая, как казалось Тиму, небольшую копну седых волос, неряшливо свисающих по обе стороны от ушей. Взгляд Остапа Родионовича был хоть и немного странным, но без сомнения добрым и открытым. Он искренне радовался тому, что спустя много лет вновь встретил, хоть и изменившуюся, но всё же знакомую игру далеко ушедшего детства.

– Много–много лет назад, когда ещё были живы мои родители, я также как и ты очень любил играть в видеоигры, конечно, далеко не такие как сейчас, но гораздо интереснее, – с ностальгией вспоминал старик, будто бы окунаясь в воспоминания.

– А у вас есть дети? – поинтересовался Тим и на секунду отвлёкшись уронил заветное яйцо.

Остап Родионович добродушно улыбнулся, и ответил: – Конечно, есть, но они живут очень далеко, всё что у меня теперь осталось, дак это мой новый друг, – добавил старик, скосив взгляд на пса и немного улыбнулся.

Бенджамин тихо фыркнул и поудобнее улёгся прямо посередине центрального прохода. На мгновение Тиму показалось, что под улыбкой старика кроется тяжёлая печаль.

– Откуда ты, мальчик?

– Я из пригорода, но учусь в средней школе Омикрона.

– Надеюсь, хорошо учишься? – весело улыбнувшись, словно Дед Мороз перед вручением подарка, спросил старик.

– Эээ…– замешкался Тим, но быстро спохватившись добавил, – очень даже неплохо.

– Молодец! – похвалил Остап Родионович и рукой потрепал русые волосы мальчика, – в таком случае тебя ждёт большое будущее.

Щеки Тима вновь слегка налились румянцем. Он тут же сделал вид, будто бы с головой погрузился в ловлю бесконечно падающих электронных яиц.

Спустя буквально несколько мгновений, вагон слегка дёрнулся в едва заметной судороге, и по сидениям пробежала небольшая дрожь. Очередное яйцо провалилось мимо корзины.

– Ну вот… – горестно вздохнул мальчик, глядя на красочное сообщение об окончании игры.

Вагон вновь качнулся. На этот раз заметно сильнее. Бенджамин неожиданно вскочил на лапы и громко гавкнул. Несколько сидящих впереди пассажиров начали нервно крутить головами по сторонам в поисках чего–то или кого–то, объясняющего странные вибрации.

Тем не менее, поезд нёсся на крейсерской скорости по отведённому маршруту. До нужной станции оставалось не менее пятнадцати минут. Но нечто в глубине души Тима, явно было встревожено и не давало расслабиться.

– Пустяки, – уверенно сказал Остап Родионович, посмотрев на центральный проход между креслами, в который встало несколько встревоженных пассажиров.

Громкий скрежет разнёсся по всему поезду. Стоявшие в проходе пассажиры, словно безвольные куклы попадали в разные стороны, стараясь изо всех сил уцепиться за поручни. Оглушающий грохот больно сжал барабанные перепонки, доставляя резкую и сильную боль. Агония летящего со скоростью пули поезда, переросла в хаотичный неуправляемый зигзаг. Словно электрокар на скользкой дороге, поезд закружился в смертельном танце, сходя с магистрали. И без того размытый, мелькающий за окнами мир вообще перестал быть различимым, ровно так же, как верх и низ окружающего пространства. На огромной скорости монорельс вылетел с трассы и пошёл вразнос, не щадя ни себя ни запертых внутри пассажиров. Последнее, что успел заметить Тим перед сильным ударом головой о металлический стержень, были глаза его престарелого попутчика. В них не было страха, не было паники, лишь странная непомерная грусть перед лицом неминуемой смерти, которая приветливо раскрыла свои объятия.

__________________

Холодные капли дождя неспешно набивали ритм, бесконечный и безучастный ко всему вокруг, разбиваясь об искорёженные обломки некогда сверкающего красивого вагона. Хмурое беспросветное небо томной пеленой висело над местом ужасающей катастрофы. Тим лежал на холодной и мокрой траве. Сознание возвращалось с огромной неохотой, вопреки желанию просто закрыть глаза и отдаться на милость судьбе. Дышать было очень трудно, практически невозможно. Грудную клетку что–то сильно сдавило, не позволяя сделать желанный вдох прохладного воздуха. Едкий запах гари и дыма, плотной взвесью парил над местом катастрофы. Длинный и шершавый язык, словно наждачная бумага, тёрся о лицо Тима, пытаясь вернуть мальчика в сознание. Жалобное скуление раздавалось где–то на периферии чувств, не позволяя навсегда уйти в мир вечной тишины и спокойствия.

– Мама? – тихо, по–детски всхлипывая, прошептал Тим.

Холодные капли барабанили по перепачканному грязью лицу. Открыть глаза удалось лишь спустя несколько минут. Он лежал на спине, придавленный остатками конструкции полумягких кресел, которые скорее всего, спасли ему жизнь. Тим попробовал выкарабкаться, но сильная боль в правой руке, словно пылающий огонь, обожгла тело. На глаза вновь накатались слезы, не столько от боли, сколько от безысходности. Ему не верилось, что всё это взаправду. Мозг отказывался верить в то, что подобное может произойти именно с ним, а уж тем более именно сейчас. Хотелось кричать, но воздуха в лёгких не хватало, и поэтому изо рта вырывались обрывистые хрипы. К сожалению, иного способа выбраться не было. Собрав все силы в кулак, Тим вновь навалился левой рукой на металлическую конструкцию, но она так и не поддалась. Откуда–то сбоку донеслось хрипение, знакомый голос чуть слышно подозвал Бенджамена. Пёс резко ринулся на зов своего хозяина и исчез из поля зрения мальчика. Тим вновь попробовал отодвинуть сдавливающую грудь конструкцию, и в этот раз она нехотя поддалась, освобождая своего пленника.

Высвободив ноги, Тим тут же принялся их ощупывать. Видимых повреждений и кровоточащих ран на первый взгляд видно не было, однако, шок от случившегося не позволял трезво оценить своё состояние. Поднявшись, Тим увидел страшную картину. Сотни тонн разбросанного повсюду искорёженного металла тлели под каплями проливного дождя. Мальчик старался не вглядываться в то, что ещё могло лежать под обломками поезда, дабы не усугублять и без того паническое состояние.

Других выживших видно не было, да и творящийся повсюду хаос практически не оставлял шансов кому бы то ни было на спасение. Единственными живыми душами, находящимися поблизости, были жалобно скулящий пёс и лежавший под обломками Остап Родионович. Бенджамин жалобно скулил возле него не в силах помочь. Тим подбежал к лежащему старику и попытался освободить его из-под железного плена.

– Оставь, – тихо и как–то странно прошептал Остап, глядя в небо поблёкшими глазами, – они нашли меня, они не остановятся ни перед чем.