— Пусти, окаянная! — рычало чудище совсем как человек, пытаясь когтями вспороть сетку, но не тут-то было — казалось, из стали она сплетена.
— Не пущу, — шипела русалка и била своим рыбьим хвостом по воде, поднимая фонтаны брызг. — Не пущу… Не дам девку в обиду…
Снежка хотела сказать что-то, поблагодарить, но лишь шелест раздался из ее призрачных губ, шелест, похожий на то, как ветер играет листвой осенней. Испугалась девушка еще сильнее, но делать нечего — остается только летать туманным облаком над водой и ждать, когда этот кошмар закончится. И жалеть, что ничем не может она помочь водной деве.
Тут гармошка стихла, и через какое-то время послышались торопливые шаги — на поляну вышла Таня со своим Тимофеем. Тот словно очарованный шел, глаза стеклянные, лицо бледное. Тяжело, видать, человеку идти на Ту Сторону, кровь стынет от вида мира иного… И призрачная Снежка тянется рукою туманной к подруге, а та глядит не на нее, но на тело, что лежит, опутанное травами.
— Тимка, рви побеги! — кричит Таня, бросаясь к Снежке, пытаясь вытянуть ее из кокона хмеля.
Руки ее безжизненно лежали вдоль тела, и от лунного света, льющегося сквозь зеленую крону ивы, казалось, что это тоже хмель лесной. Темные вены, словно прожилки на листочках, ветвились, и ровно вздымалась грудь — дышит, живет. Просто спит.
Кто ж это их все время преследует? Кто пытается помешать Снежке домой попасть, а потом к Морозко вернуться, в терем его ледяной? Неужели это кто-то из тех, кто сани пытался остановить по дороге в зачарованную чащу — лесник с дочкой-лешачихой или ведьма старая?.. Кто бы это ни был, а не сможет он победить!..
Тимка бросился побеги хмеля рвать, они не поддавались, и он нож вытащил, принялся беспощадно резать растение, и сок пролился из разорванных зеленых нитей — алый, будто кровь… Снежка призрачная в ужасе сверху на все это смотрела, надеясь, что ее ветром никуда не унесет, иначе как она потом свое тело отыщет? А сок темнел в свете звезд, впитывался в землю, и стонала от этого земля, словно больно ей было. Жуть какая, не может быть это обычное растение, откуда же в нем столько крови?..
Тут забулькало, загрохотало что-то в ручье, и чудище, которое в сети барахталось, ушло на дно, будто и не было его. Русалка заругалась почище рудокопа, которого в горе породой присыпало, и отбросила ставшую ненужно сеть.
— Здесь она где-то, — прошипела, пытаясь среди ветвей ивы разглядеть туманное облако, в котором призрачная Снежка находилась.
— Где? — вскочила Таня, подол отряхнув от листвы да веточек. — Где ты ее видишь?
Снежка вздохнула облегченно — раз они поняли, что она здесь, рядом, то как-нибудь придумают способ ее назад в тело вернуть! И шелест тут же понесся над травами, и ветер простонал негромко.
Тимка закончил побеги отрывать, которые шевелились, как живые, ползали по траве, истекая соком своим страшным, и в тот миг, как парень последний кусок растения отшвырнул, почернело оно, стремительно усыхая, задымилось, и исчезло, лишь пепел остался среди травы.
И тут же Снежка ощутила, что тянет ее вниз, закружил невидимый водоворот, и вернулись все чувства — и землю спиной она ощутила, и колючие ветки под рукой, и то, что ноги затекли в неудобной позе лежать, и мох мокрый почувствовался. Открыла она резко глаза, пытаясь сесть, и едва не задохнулась от горького запаха ночных трав и вони, что шла от ручья — там еще чернели комья тины, оставшейся после чудища.
— Вернулась! — захлопала в ладони русалка.
А Таня лишь опустилась на траву и расплакалась от облегчения. И даже Тимка улыбнулся Снежке несмело, и показалось, что не так уж он и бледен стал, и в глазах живой блеск появился. Может, легче дастся ему переход в призрачный мир Синегорья? Рядом ведь Таня будет…
— Вернулась… — выдохнула Снежка, крепко сжав в ладони камушек зеленый, уверенная, что это он ей помог связь с миром живых удержать. Теперь бы ещё дома побывать да и скрыться на Той Стороне от неведомого татя, может, там он ее не найдет?
* * *
Простились Снежка с Таней на краю скалы, где заканчивался волшебный туман — с той стороны белого марева уже дули северные ветра и чувствовался холод зимней крещенской ночи, казалось, шагнешь за грань, вовек дорогу назад не сыщешь.
Страшно было Снежке — не хотелось заплутать среди гор. Кто знает, что там, за туманом? Вдруг чары злые, вдруг шишиги с лешачихами ждут? Утащат в болото, вовек никто не найдет. Но разве есть другой путь?..
— Я в прошлый раз на санях летела, — задумчиво глядя на клубящийся над травой туман, сказала она, опасаясь ступить на козью тропу — узкую, обледенелую, которая вела вниз, к городу. А тот сверкал россыпью желтых огоньков, словно бы кто-то рассыпал ожерелье из самоцветных камней. Как идти вниз, если на камнях иней блестит, если снега намело — не видно, куда ногу ставить? Да кто в своем уме полезет зимой на скалы?
— Не бойся, — Таня клубок подняла и подала подруге. — Спрячь его пока. Он тебе не нужен будет за пределами волшебной чащи. Когда будешь возвращаться к нам, подойдешь к лесу, что за Медведь горой, или к этому, на Первомайке, тогда пустишь клубок, он тебя к нам выведет.
— Вы что же, все эти дни тут сидеть будете? — удивилась Снежка. — Вдруг я задержусь в гостях? Неизвестно, когда ещё сложится попасть к своим, да и… смогу ли? А вдруг, как Метелица говорила, забудут меня?.. Хочется родителей дождаться, они аккурат после Крещения приехать должны… да и вообще, мало ли что в пути случиться может, пропаду где-то, и знать о том не будете… Вернулись бы в пещеры, у вас своих забот хватает.
— Тут время иначе идет, забыла? — улыбнулась Таня и нежно на своего жениха поглядела. — А о том, что с тобой и жива ли ты, цела ли… мне о том ящерка расскажет. Помнишь, приходила она к тебе в самоцветное подземное царство, когда попала ты в плен Хозяина Золота? Ей, ящерке моей, везде дороги открыты — она маленькая же, юркая, в любую щелочку, в любую трещинку проскочит.
Снежка доверчиво кивнула, глядя на подругу и спасенного ею парня. На лицо Тимофея вернулся румянец, глаза его блестели, и показалось, что он вполне счастлив уходить в призрачную тайгу, где ни рудника, ни завода, ни приказчика с его сумасбродствами — ничего этого больше не будет.
Снежка отвернулась, пристально вглядываясь в туман, пытаясь понять, куда ей лучше подойти, где лучше на тропу спуститься.
— Мы и оглянуться не успеем, как ты назад придешь, — Таня чуть подтолкнула Снежку к краю, — иди же, иди. Не бойся! Ничего не бойся. Ты теперь — тайга и вьюга, волшебство зимней ночи, ты теперь — часть волшебной чащи, и все духи горные, те, кто к людям добры, тебе помогать станут, если понадобится помощь их… Не бойся же!
— А все, кто злые, мешать? — усмехнулась невесело Снежка и, замирая от страха, присела, пытаясь ногой нащупать выступ.
Руки ее скользнули по покрытой инеем сухой траве, закружилось все вокруг, и сердце едва из груди не выскочило, но ожидаемого падения не произошло. Словно какая-то невидимая сила удержала девушку и прижала к камню. Иней холодил кожу, но это было приятно, и Снежка уже более не сомневалась — юркой ящеркой она скользила по тропе, цепляясь то за корни сосен, что плетьми свисали с вершины, то за острые выступы и скальные наросты, то за трещины, что змеились по серому граниту, сверкающему от снежного крошева.
То и дело Снежке попадались широкие карнизы, на которых можно было передохнуть, полюбовавшись панорамой гор, покрытых тайгой, синей-синей в сгустившихся сумерках — и когда это они успели наступить, если только что утро разгоралось на небесах волшебного леса? И расстилался он под горой лиловым морем, и сходила на него ночная тьма, и свет ярких звезд казался слишком ярким, неземным. Волшебным.
Клочья белого тумана плыли над рекой, поднимались из оврагов, заросших орешником, и сверкающая извилистая лента Юрюзани, перечеркнутая тремя мостами, казалась присыпанной алмазной крошкой. Сверкала она, змеей уползая за горы, и рядом с ней, повторяя каждый изгиб, ползла серебряная змея железной дороги. С щемящей тоской смотрела Снежка на скользящие в даль рельсы, понимая, что больше никогда не поедет прочь, никогда не увидит степь.
