Когда спустя много лет мы переехали в Москву, дружба с ним не прервалась. Андрей Маркович бывал у нас в гостях, а родители бывали у него. Приходили к нему и мои братья и сестры. У братьев были хорошие голоса баритоны, у Анастасии - высокое меццо-сопрано, у Галины - сопрано. Они занимались у Андрея Марковича, брали у него дома частные уроки. И иногда меня, подростка (мне только исполнилось двенадцать лет), брали с собой. Я сидел в уголке и слушал. Андрей Маркович был доброжелателен, с удовлетворением занимался, уроки его проходили очень интересно, и когда он провожал к двери очередную группу учащихся, то говорил: "Вы меня не забывайте. Адрес мой известен. Моховая восемь, милости просим".
У Лабинского было много хороших учеников, которые потом стали известными певцами. Например, Владимир Николаевич Прокошев, о котором я буду рассказывать позже. Он пел сначала в провинциальных театрах, потом в Музыкальном театре имени К. С. Станиславского, а затем и в Большом театре. Он часто и систематически занимался с Андреем Марковичем. И какая роковая судьба! Во время войны гитлеровцы бомбили Москву, совершали налеты на город, и в один из таких дней Прокошев занимался с Лабинским у него на квартире. Когда объявили воздушную тревогу, Прокошев спустился в бомбоубежище. А Андрей Маркович не захотел этого сделать. "Я здесь останусь,- сказал он.- Не пойду, ничего не случится".
Но случилось. Бомба попала в дом, и он вместе с женой был погребен под грудой камней.
Вспоминаю, как восхищались мои родители и другим певцом, которого они слышали в спектаклях "Фауст" и "Русалка",- замечательным басом Василием Михайловичем Луканиным. В ту пору это был очень известный артист. Правда, он пел не в Москве, а в Киеве, Харькове, Ленинграде. Он тоже приходил к нам в гости. Когда певец закончил свою карьеру в Кировском театре, то стал профессором Ленинградской консерватории. Один из его учеников - Евгений Евгеньевич Нестеренко.
Много позже судьба дала мне возможность вернуться к воспоминаниям детства, которые оказали, быть может, подспудное влияние на весь мой творческий путь.
Однажды я, уже овладев значительным репертуаром в Большом театре, поехал на гастроли из Москвы в Ленинград. Там я пел Кочубея в "Мазепе", Мефистофеля в "Фаусте", Руслана в "Руслане и Людмиле". Во время антракта в "Руслане" ко мне в артистическую вдруг входит высокий стройный человек, уже пожилой, почти седой, и вдруг говорит:
- Иван Иванович, вы меня, наверное, не помните, это естественно, вы были тогда очень маленьким, а я вас хорошо помню. Я бывал у вас в Иркутске дома, меня зовут Василий Михайлович Луканин.
- Мне, конечно, трудно вспомнить, как вы выглядели тогда,- отвечаю я,- но помню, как мои родители восхищались вашим пением.
Эта встреча доставила мне много радости.
В шестидесятые годы я приехал на свою родину с концертами. Иркутск, который я не видел тридцать лет, очень похорошел. Вместо понтонного деревянного моста построен красивый железобетонный мост, соединяющий две части города. Улицы асфальтированы, набережная покрыта бетонными плитами и парадно оформлена.
И все же, гуляя по городу и его окрестностям, я испытывал чувство огромной горечи! К сожалению, Ангарская плотина сделала свое двоякое дело. Конечно, хорошо, что она стала давать большую энергию, но вода в реке теперь почти стоячая и теплая. Поэтому чуть ли не вся высокосортная рыба исчезла, появились лещ, окунь, плотва и много другой сорной рыбешки. Любимая моя Ангара сегодня неузнаваема: менее полноводная и не такая чистая, как раньше.
Я привез с собой спиннинги и удочки и мечтал половить рыбу, но решил сначала сходить на разведку. Вышел к реке, посмотрел - вдоль берега стояло человек двадцать рыбаков. Я их всех обошел, но ни у одного ничего не увидел. Мне рассказали, что один рыболов несколько дней назад поймал килограмма на два ленка. Таков был улов на всех. Вот как человек преобразовывает природу.
Больно мне было видеть и окрестности города. Большая часть леса пришла в негодность, много стоит сушняка и сгоревших деревьев, кедр исчез.
Руководители культуры Иркутска решили устроить для меня небольшую экскурсию на Байкал и сначала по дороге показали новый очень красивый город Ангарск, а от него катер на подводных крыльях помчал нас к озеру. Оказалось, что вода в нем такая же прозрачная, как и раньше, но когда мы вышли на берег, я ужаснулся. Весь он был забросан консервными банками, целыми и разбитыми бутылками, всюду зияли черные дыры - раны от бывших костров. Сердце у меня сжималось.
Москва. Тридцатые годы. Спортивные дела
В 1930 году наша семья переехала в Москву. Здесь я стал учиться в пятьдесят седьмой школе Сокольнического района. Потом в школе поменялся номер, и она стала семьдесят шестой, но уже Ростокинского района.
Когда я приехал в Москву и увидел, что ребята-москвичи в девять-десять градусов мороза надевают валенки и меховые шапки, кутаются в теплые пальто, я над ними смеялся. Я ходил в школу в ботиночках, в вельветовой курточке, без всякой шапки, рукавиц, без пальто, и все говорили: "Приехал сумасшедший, посмотрите, как он ходит". Так я ходил всю зиму. Но потом, видимо, акклиматизировался, стал болеть, как все эти ребята, и тоже стал тепло одеваться. Я понял, что зря к ним так относился и смеялся над ними.
В тридцатые годы огромное место в нашей стране занял спорт. Мало еще было стадионов, спортплощадок, даже маленьких площадок для волейбола не хватало, тем не менее мы, мальчишки, старались приобщиться к спорту. Я был высокого роста - метр девяносто сантиметров, а весил очень мало - семьдесят три килограмма - худой, как тростинка. Но отличался подвижностью и хорошей реакцией.
На уроках физкультуры мы делали всевозможные гимнастические упражнения, бегали, прыгали, лазили по шведской стенке. Но больше всего нас привлекал футбол. Футбол тогда набирал силу и популярность. Когда мы приходили после уроков домой, то, забросив школьные учебники, собирались во дворе и гоняли мяч. Это доставляло нам огромное удовольствие, чего не могу сказать о жителях дома, так как мы, носясь по двору, поднимали пыль, и очень часто наш футбольный мяч влетал в чье-нибудь окно.
Но в конце концов в нашей школе организовали футбольную команду Мы часто устраивали соревнования с другими школами и даже выезжали за город. Помню, как ездили в Вешняки, которые были тогда пригородом Москвы, играть с местной командой. Там было футбольное поле с воротами по обеим сторонам, а что еще нужно! Ни о раздевалках, ни о душе мы тогда не помышляли. После игры потные, грязные, разгоряченные, но довольные, мы ехали к себе в Москву.
Как-то меня заметил тренер детской команды "Динамо" и пригласил к ним на тренировки: "Может быть, из тебя что-нибудь выйдет". Я пришел. И когда я немножко там поиграл, он мне сказал: "Ты знаешь, у тебя есть хорошие задатки. Но из-за того, что ты все-таки большой, ты должен играть в защите".
И я стал выступать в серьезных играх.
Однако некоторое время спустя случилась беда: я растянул коленный сустав, у меня заболел мениск, и пришлось оставить футбол. Нога болела, наверное, с год, а в это время в школе начали играть в волейбол. Хотя у нас был зал с довольно низким потолком, но мы проводили соревнования на первенство школы среди всех классов. Я попробовал себя в этой игре, и у меня получилось.
У нас в школе сформировалась сильная команда, с которой мы сначала выиграли первенство нашего района, а потом и первенство Москвы. В нем участвовали очень сильные коллективы, но мы победили даже команду Бауманского района, куда входили игроки, потом ставшие очень известными, например Дмитрий Скворцов, Михаил Амалин, Владимир Савин, в честь которого сейчас проводят соревнования. Он был одним из лучших игроков в сборной Союза.
После успехов в школьных соревнованиях я попробовал свои силы в юношеской команде московского добровольного общества "Динамо", тем более что я там уже многих знал, и меня приняли. Мы играли в зале около цирка, на Цветном бульваре. Однако через год Михаил Амалин и Саша Пронин, молодой артист Малого театра, игравшие за юношескую команду "Локомотив", упросили меня перейти к ним.
