Валентина Пахомова

Вещий сон Гаврилы Мамонтова

Вот уже три дня по утрам перед окном Гаврилы Мамонтова маячил воздушный летучий голландец. Чемодан с вещами был спрятан на балконе, но, как назло, воздушное судно висело в двадцати метрах от дома.

Гаврилу это страшно бесило, он вбегал в комнату, падал ничком на диван и выл. После жалобного непродолжительного воя он начинал мечтать о планете изобилия и свободы Яго. Там он будет просто Гаврилой, и не все ли равно с какой фамилией.

Жену свою Гаврила любил любовью брата. Пятнадцатилетний стаж супружеской жизни поохладил его пыл-жар. Он даже письмо написал в журнал "Семья" о целесообразности выдачи жене и мужу официального документа, где черным по белому будет написано, что супруги являются друг Другу не более, чем троюродные брат и сестра. Жена его полностью поддерживала, и все-таки сестринские чувства дали осечку на приглашение Гаврилы лететь вместе. И вообще, с какой стати лететь? Она - ссылалась на неизвестность, скуку, бесперспективность. К тому же вещий сон приснился Гавриле, а не ей. А ей все больше снились плечистые мужчины, огненные, властные и кудрявые, чего не скажешь о ее братце-муже. Гаврилу она не понимала. Для нее он был, как огурец под пленкой. Внешне зеленый и пупырчатый, а вот что в зернышках? Да нет, для нее это сложно.

Однажды в ее сознании всплыла зоологическая формула покойной тетушки "Все чувства мужчин проходят через желудок". И начала она готовить по старинной кулинарной книге, переводя фунты в граммы. Но у Гаврилы был какой-то странный желудок, ему что форель в сметане, что минтай под майонезом. После сытного обеда или ужина он становился тихим и задумчивым, подолгу ковырял спичкой в зубах, потом садился за кухонный стол и начинал рисовать дождевых червей. Жена подсаживалась к нему, подпирала рукой подбородок и смотрела на него как на безнадежно больного.

- Зачем ты рисуешь, Гаврила? - спрашивала она.

- А зачем ты готовишь? - спрашивал он, продолжая раскрашивать червяка коричневым фломастером. - Нарисовать червяка большое искусство, продолжал Гаврила, - я хочу запечатлеть взгляд его, да, да, не удивляйся, мне очень важно знать, как он нас видит.

Жена пожимала плечами, целовала его в макушку и шла смотреть телевизор.

А вот двенадцатилетняя дочь понимала его с полуслова. Его взгляд, жест, полуулыбка не были для нее кроссвордом. Гаврила боготворил Юльку и все ее возрастные выпады старался понять и оправдать.

Как-то вечером он сказал ей, что, возможно, уедет в длительную командировку.

- Куда? - последовал вопрос.

- На планету Яго, - просто ответил Гаврила. И сам удивился, с какой легкостью произнес слова, которые должны перевернуть всю его жизнь. Разговора с дочерью он побаивался, знал, что соврать не сможет, да в этом и не было никакой необходимости.

- Папа, ты устал здесь жить? - в Юлькиных глазах блестели слезы.

- Устал, моя девочка, устал.

Гаврила обнял дочь, поцеловал ее влажные щеки.

- Папа, привези мне оттуда камешек, - Юлька уже с улыбкой и с нежностью смотрела на отца...

- Котенок мой, я привезу тебе...

Гаврила заволновался, он не знал, что сказать дочери. Камешек разбередил его душу. Вспомнил, как этим летом они отдыхали на Азовском море и по ночам при луне собирали на берегу камешки. А наутро, позавтракав, Юлька очень серьезно объясняла, с какой планеты каждый камешек.

Аккуратно завертывала подарки космоса и укладывала в чемодан. И Гаврила вдруг отчетливо понял, что, повзрослев, Юлька улетит.

После этого разговора прошло два дня. И вот как-то ночью Гаврила проснулся от неясной тревоги. Включил торшер, домашние спали. Он заглянул в коридор, чулан, а когда прошел на кухню - замер. За занавеской на подоконнике что-то происходило. Тоненький голосок пел "Аве Мария". Гаврила резко дернул штору. Чахлый столетник стоял в огромных красных цветах. И мелодия лилась из самого сердца цветка. Гаврила все понял. Это знак. Ему, Гавриле Мамонтову, небесный знак. И он не ошибся. Всю ночь он просидел возле красных юбочек цветка. Первый раз в жизни Гаврила соприкоснулся с чудом. И понял, что существует иной мир, мир созерцания и красоты.

В шесть часов утра летучий голландец вплотную подлетел к балкону. "Ну, вот и все", - подумал Гаврила. Оделся, поцеловал спящую жену, прижал к губам руку дочери и прошептал обеим сразу "прости".

С тяжелым сердцем Гаврила Мамонтов шагнул на воздушный корабль. Каюта фрегата была выпуклой, на салатовой стене висели блестящие приборы, назначение которых Гавриле не было известно. Три кожаных кресла и маленький столик с бутылкой воды, апельсинами и аппетитным куском буженины. "Завтрак астронавта", - усмехнулся Гаврила. И тут же на полу он увидел небольшое круглое окошко. Швырнул чемодан в сторону и прильнул к толстому стеклу.

Сердце Гаврилы забилось пойманным воробьем. Там, внизу, оставалась его родная Земля. Мелькали леса, реки, заводы, дома и дороги. Ну почему, почему на этой крошечной Земле Гаврила не нашел себя? Вот уже несколько лет подряд он чувствовал себя заведенной куклой. Всю жизнь он мечтал увидеть утренний лес, покрытый белым пергаментом тумана, да так и не увидел. "Ну сколько я еще проживу? - думал Гаврила. - И разве я не вправе изменить свою жизнь, пускай даже ценой риска".

Земля исчезла, и вычурные облака вынесли летучий голландец в черный космос.

Гаврила не знал, сколько времени он находился в полете, руки и ноги отяжелели. Он так и уснул возле иллюминатора-пуповины, отторгнутой от Земли вакуумом и неизвестными мирами.

Проснулся Гаврила от резкого запаха мяты. "Неужели прилетел?" удивился он. И вновь, как когда-то, он услышал "Аве Марию".

"Господи, помоги мне, господи", - прошептал Гаврила, и сам поразился этим словам. Никогда еще он не обращался к Богу.

Открыл дверь фрегата и замер.

Перед ним раскинулась долина разноцветных тюльпанов на коротких стеблях. От бордового солнца атмосфера планеты была чуть розоватой. А из белых облаков шло красноватое свечение, переходящее в оранжевые, желтые и сиреневые тона. У Гаврилы дух захватило от такой красоты. Он сделал первый шаг, второй, третий - и почувствовал себя легким, как перышко. Раскинул руки и побежал. И вдруг резко остановился. Навстречу ему на огромном резном зеленом листе летела женщина. Обнаженная, она полулежала в позе Данаи. Свою наготу она прикрывала длинными рыжими волосами. А с каждого локона свисала крупная спелая вишня. Гаврила зажмурил глаза и тряхнул головой. Сон или явь? Листок с красавицей опустился недалеко от Гаврилы.

- Здравствуй, Гаврила, - услышал он певучий голосок.

Силы небесные, она шла ему навстречу в полном своем естестве! Гаврила попятился было назад, обернулся, а летучего голландца и след простыл. "Возьми себя в руки, дуралей. Подумаешь, голая баба, не в первый раз видишь!" - уговаривал он себя.

- Это планета Яго? - неуверенно начал он.

- Да, дружок, - услышал в ответ.

Гаврилу ответ обрадовал, но не понравилось слово "дружок". "Что за фамильярность, Дружок у нас на даче в будке живет".

- Откуда вы знаете мое имя?

- О, голубчик, мы много чего знаем, - рассмеялась она.

Гаврила стиснул зубы, но тут же весь обмяк, коленки задрожали. Инопланетянка подошла совсем близко, и от вишенок в волосах шел тонкий аромат, будоражащий, зазывающий. Рыжие локоны тянулись к Гавриле. Губы Гаврилы уже коснулись ее плеча, и тут он отпрянул, брезгливо поморщясь. На покатых плечах женщины сидело по глазу с ресницами, а вместо зрачков плавали две маленькие змейки.

Гаврила скривился от досады, а рыжая уже возлежала у его ног, покусывая спелую вишенку. И тут он услышал хор голосов:

- Гаврила, Гаврила...

Обернулся и остолбенел. Навстречу ему летели женщины на пушистых павлиньих перьях. "Какое-то бабье царство", - подумал Гаврила, впрочем, не без удовольствия.