От крепостных стен грохнул залп нескольких орудий. Пугачёв поднял глаза, а Зарубин-Чика выскочил из шатра на улицу.

– Государь! – крикнул вбежавший Андрей Овчинников. – Комендант Харлов по нам из пушек палит! Может, войско строить прикажешь?

– Обожди, – сказал Пугачёв, – сперва вызнать надо б, пошто это комендант так шибко осерчал на нас? – Он посмотрел на Бочкова и Караваева: – Видать, коллегию ужо в крепостице огласим. А сейчас…

В шатёр вбежал Чика, приведя с собой небольшого щуплого человечка. Тот сразу же бухнулся на колени:

– Из Татищева войско вышло. Голов пятьсот почитай будет! Барон Билов ведёт его!

– Что ж, мы и его «приветим» с Божьей помощью, – сказал Пугачёв и взглянул на Чику: – Ивашка, выдюжишь?

– Не сумлевайся, государь! – расцвёл тот радостной улыбкой. – И в хвост и в гриву расчахвостим!

Андрей Овчинников зажёг факел и покрутил им над головой. Словно в ответ на это от стен крепости снова послышался залп орудий. Затем зазвучали ружейные выстрелы в лагере Пугачёва. Послышался барабанный бой.

Лагерь ожил. Кругом копошились люди. В степи развернули пушки, и тут же ответный залп обрушил снаряды на стены крепости.

– Вперёд! – закричал Пугачёв, подскакав к передовым отрядам.

Войско двинулось на штурм.

– А ну стой! – крикнул Пугачёв полковникам, проскакав вдоль рядов.

Спустя несколько минут все военачальники собрались возле «государя».

– Господа! – сказал он. – Шибче глядите за казаками, чтоб не осрамиться зараз! Те, кто за забором, в остервенении пребывают и палят по нам, не жалеючи пороха!

– Всё исполним, государь! – бодро воскликнули возбуждённые предстоящим боем полковники. – Мы им покажем почём фунт лиха!

– Тогда вперёд, с Господом! – Пугачёв снял шапку и перекрестился. – Да исполнится воля твоя…

Увидев, как всполошился лагерь бунтовщиков, майор Харлов выстроил всех защитников крепости перед воротами и обратился к попу.

– Батюшка! – крикнул он. – Отпусти мне и всем защитникам грехи наши! Жену я отправил к отцу в Татищево. Там она в безопасности. А теперь я свободен и готов ко всему! Благослови меня, батюшка, на бой с антихристом!

– Бог благословит тебя и всех вас, воины! – заговорил поп ровным, спокойным голосом. – И теперь только Господь укажет вам правильный путь. Верьте в себя и в то, что вам небесами уготовлено! А теперь идите к стенам, воины, да пусть оберегают вас ангелы небесные своими крыльями! Может, нам и не придётся свидеться больше, но мои горячие молитвы будут сопровождать вас!

Молча, как на верную смерть, защитники крепости обнимались и шли к стенам.

«Прощайте, люди! – смахнул слезу комендант. – Прощай, жена, прощайте все, кто меня любил и любит! А теперь я отдаю свой долг. Кому? На небесах и без меня в этом разберутся!»

Майор Харлов прицелился и нажал на курок. Грянул выстрел. Казак за стеной схватился за грудь и рухнул навзничь, а его конь взбесился и понёс, волоча за собой застрявшего в стремени полумёртвого всадника.

Из-за частокола выстрелы вспыхивали один за другим, как молнии, и прямо в гущу войска казаков. Тут падает конь, там выпадает из седла всадник; казаки пришли в замешательство, громко матерились и выкрикивали грозные проклятия. Забор крепости был высок, но казаки были на конях.

– Браты, на стены! – подгонял их в ночи громкий голос Андрея Овчинникова.

Но из-за частокола блеснули дула ружей. Огонь из них срезал казаков с сёдел. Над крепостной стеной и воротами нависла туча дыма, в котором едва можно было различить почерневшие, окровавленные фигуры ожесточённо рвущихся на частокол казаков.

– Вперёд, с Господом! – выкрикивал приказы Пугачёв, находящийся в самой гуще боя.

И конница бросалась к частоколу. Казаки вскакивали на сёдла и перепрыгивали через стену. Выбитые из сёдел, раненые, они вовсе не спешили зализывать раны, а взбирались на стену, цепляясь пальцами с обломанными ногтями за брёвна, орали, падали, стонали…

Пушки крепости вдруг смолкли. Это подбодрило войско бунтовщиков, и оно усилило натиск.

Со двора послышались сердитые выкрики:

– На поклон айда, братцы! Не выдюжим мы супротив казаков!

«А вот теперь всё кончено!» – подумал майор и поспешил к орудиям.

Молодой офицер Мишин помогал коменданту заряжать и наводить орудия, а тот палил по войску казаков ядрами и картечью. Благодаря стараниям Харлова и Мишина пушки гремели не переставая. Но они уже грохотали вслепую.

В этой суматохе комендант даже не заметил, как пугачёвцы разбили ворота и ворвались в крепость.

– Бог мой! Что же это, братцы! – закричал в отчаянии майор, увидев возле себя лишь четырёх офицеров и ни одного солдата. – Братцы! Да вы…

Войско Пугачёва наводнило крепость. Харлов выхватил из ножен саблю и с отвагой обречённого ринулся на врага. Взмахнув саблей, он увидел одного из своих солдат, который тыкал в его сторону пальцем и орал:

– Вот он, антихрист! Убейте его!

– Убьём подлюгу! – заорали казаки, и несколько пик разом вонзились в тело коменданта.

– Да что вы, рехнулись? – И майор, отступая, успел заметить, что оборонявшие с ним крепость солдаты действовали уже сообща с бунтовщиками.

Глаз Харлова выскочил от удара пики из глазницы и мотался на толстом нерве, как ужасный маятник.

– Вы что, рехнулись, братцы? – ещё раз воскликнул майор, держа наготове саблю.

– Не рехнулися, а образумились! – захохотал кто-то из предавших его солдат. – Хватаем его, братцы, чтоб государь с нас спросил поменьше!

Толпа бывших «защитников» крепости накинулась на коменданта. Харлов ударом сабли рассёк одного, другого, но кто-то бросился ему под ноги. Майор споткнулся и упал; разъярённая толпа окружила его и стала вязать верёвками.

– А теперя к царю его снесём. Он нас помилует, а его «наградит» верёвкой!

Взбешенная толпа солдат переколола всех офицеров, а майора Харлова, израненного и окровавленного, поволокла к Пугачёву, который наблюдал за происходящим в крепости.

Полковник Елагин вскочил с кровати как ошпаренный. Набросив на плечи мундир, подбежал к окну. С улицы в комнату ворвалась барабанная дробь. Отрывистая глухая барабанная дробь казалась не торжественной, а какой-то тревожной.

Елагин выглянул наружу. В комнату вбежал капитан Берёзкин, медлительный, внешне невыразительный офицер, а следом за ним вбежала дочь, Лидия Фёдоровна. Она подбежала к отцу.

– Что это? Что там случилось? – истерично выкрикивала она, кивая на окно и боясь к нему приблизиться.

Полковник, замерший в неподвижности возле стола и весь превратившийся в слух, встряхнул головой и коротко ответил:

– Солдаты. Если это не подкрепление из Оренбурга, значит, Билов вернулся, чтоб сгореть ему, немчуре трусливому, в геенне огненной!

Лидия испуганно вздрогнула. Взгляд её снова обратился на отца, который вернулся к окну и хмуро, но спокойно глядел на улицу.

А у крепостных ворот разрастался шум. Спящая крепость вдруг ожила. Люди выбегали из домов и окликали друг друга, спрашивая, что случилось. Все стекались к воротам, которые стражники не спешили открывать без приказа коменданта. Все застыли у ворот, и шум на мгновение смолк.

Это был действительно отряд бригадира Билова, который вернулся обратно в крепость этой же ночью с половины пути.

Обессилевшего от ран майора Харлова повесили сразу же. Прохор Бурнов с каменным лицом набросил на шею коменданта петлю, с невозмутимым видом вышиб у него из-под ног скамейку и лишь после этого мрачно улыбнулся, с затаённым удовольствием наблюдая, как дёргается в агонии тело.

Бурнов повесил ещё прапорщиков Фагнера и Кабалерова. Испытав повторно огромное, но тщательно скрываемое удовольствие, Бурнов повесил ещё писаря и татарина Бикбая, который перекрестился и сам одел себе на шею петлю. Бурнов готов был казнить ещё хоть сотню человек! Вот только приговорённых больше не оказалось, и Прохор был вынужден отойти прочь от «государя», который начал принимать присягу жителей и гарнизона.