Это был толстый железный ошейник, увешанный крошечными гниющими трупами... эмбрионами. Еще одно оскорбление. Шесть. Каждый из них имел свой размер, представляющий триместр, в котором они были прерваны. Нежелательная беременность была несчастливым профессиональным риском. Глория чувствовала зловонный запах разлагающейся плоти, но также чувствовала биение их сердец, бьющихся у них в груди. Их крошечные ручки и рты нащупывали ее соски, изголодавшись по пище. Каким-то образом они были живы, хоть и явно гнили. От их прикосновений у Глории по коже побегали мурашки.

Она понятия не имела, как долго пробыла в своей камере. Казалось, прошли дни. Ее голова была покрыта каким-то мешком из звериной кожи, туго затянутым вокруг горла бечевкой. В его потном животном мускусе она чувствовала запах боли и страха, в котором животное умерло. Если бы он умер. Возможно, в этом месте животные жили без своей кожи; грубые мышцы и нервы подвергались жестокости Aда. Так же, как ее собственная душа лежала обнаженной и беззащитной.

Когда она проснулась в темноте с мешком на голове и сложенным почти пополам телом, она закричала от ужаса, полагая, что задохнется. Ей казалось, что она чувствует, как ее собственное дыхание возвращается к ее лицу. Но Глория не дышала. Она была мертва. А там, где она была, не хватило бы кислорода, чтобы дышать даже без мешка на голове. Пламя поглощало кислород, вдыхая только углекислый газ обратно в разреженную загрязненную атмосферу. Легкие Глории по привычке расширились и сжались. Она больше не нуждалась в кислороде, чтобы питать свое тело.

Веки Глории слиплись от слез; она все еще не спала. Ни разу с тех пор, как она проснулась в своей клетке, ей не давали спать. Всякий раз, когда она дремала, ее хлестали кнутом или кололи раскаленным металлом. Резкий голос ее демонического любовника выкрикивал приказы, слюна слетала с его губ и покрывала ее своими мерзкими брызгами. Иногда он ворковал тихо и соблазнительно, а затем скользил своим огромным членом между прутьями клетки и мастурбировал на нее. Иногда он мочился или испражнялся на нее. Густая ядовитая слизь его экскрементов покрывала ее кожу коркой скорлупы. Она была благодарна за мешок над головой. Это, по крайней мере, давало ее лицу некоторую защиту.

Глория не могла вспомнить, как долго она гнила в этой клетке, прежде чем мешок наконец сняли с ее головы. Сколько времени прошло до того дня, когда демон выпустил ее из клетки, чтобы изнасиловать. Как ее облегчение от того, что она смогла размять затекшие измученные суставы, превратилось в ужас, когда существо напало на нее, разрывая ее внутренности, трахая ее часами, пока ее тело не сломалось и не истекло кровью. Затем бросил ее обратно в клетку, чтобы дождаться, пока она заживет, чтобы он мог снова сломать ее. Как только это началось, казалось, что это продолжается вечно. Она больше не могла отличать первый толчок монстра в ее разорванное влагалище от последнего.

Она знала, что больше не была плотью, но все еще страдала и кровоточила, её органы разрывались, а кости ломались, прорывая насквозь поверхность ее кожи. Душа была совсем не такой, какой ожидала этого Глория. Это не был какой-то призрачный сгусток эктоплазменной энергии. У неё была плоть и вес. Её тело было легче, чем при жизни, но все же это был не тот призрак, каким она себе это представляла. Ее душа оставалась в форме тела и, казалось, обладала всеми уязвимостями плоти. Она чувствовала усталость, тошноту, тоску. Все, казалось, приносило боль. Материя и энергия не могут быть созданы или уничтожены, а просто изменяются от одной формы к другой. Её душа не могла умереть.

После каждого нападения ее духовное тело постепенно возвращалось в свою первоначальную форму. Иногда это занимало часы или даже дни, но в конце концов, независимо от тяжести травм и увечий, ее тело заживляло себя. Открытые раны и раздробленные кости снова срастались вместе. На месте ампутированных и оторванных конечностей вырастали новые. Все заживало, кроме её разума, который вечно кричал от боли.

Астральное тело Глории, казалось, ощущало боль гораздо сильнее, чем когда-либо испытывала ее земная плоть. Такого она не ожидала. Ни нервов, ни кожи, ни мышц, но все равно боль. Все ее чувства, казалось, обострились в этом месте. Запах горящих душ обжигал ее ноздри. Крики, молитвы и проклятия были почти оглушительными. От вкуса демонического пота и спермы ее рвало. Ее собственная агония и усталость не были похожи ни на что, что она когда-либо испытывала на земле.

Казалось, ее плоть образовывала защитную подушку вокруг нее, притупляя ее восприятие, и теперь, без нее, она была обнажена и уязвима, обнаженный нерв кричал под натиском мириад ощущений. Ощущение этого длиннющего члена, сверлящего внутри нее, пронзающего и разрывающего глубоко в ее душе. Ощущение кислого дыхания монстра и слюны, парящей на ее лице, шипящей на ее коже, когда он покрывал ее лицо и тело густой гнойной слюной, пробуя ее ужас. Глория кричала, казалось, уже много лет. Эта штука, казалось, никогда не прекращала трахать ее, и не важно, сколько “петухов” она приняла в жизни, ни один из них никогда не проникал достаточно глубоко внутрь нее, чтобы коснуться ее бессмертного духа. Как бы она ни думала, что любит Райана, он не коснулся ее души. Ее дух был девственником, когда она попала в Aд. Она была чистой и нетронутой, пока демон не разорвал ее своим огромным членом. Теперь она была осквернена. Её свет потускнел от липкой грязной спермы монстра.

В огненном озере горели души, которые все еще верили, что у них есть шанс на прощение, что однажды они смогут попасть на небеса. У Глории не было таких иллюзий. Она посмотрела на себя в зеркало сквозь мокрую маску черного демонического семени и поняла, что ни один Бог никогда не возьмет ее к себе. Она была шлюхой прямо до ее бесмертной души.

Демон снова проснулся. Она поняла это, потому что его член напрягся еще до того, как он открыл глаза. Его уретра зияла широко, как рот спящего ребенка. Глория начала хныкать при одном его виде. Боль начинается снова.

- Нет. О, Боже, пожалуйста, не делай мне снова больно.

Душа не приобретала такой терпимости к страданиям, как плоть. Физическая боль была чем-то, что дух никогда не должен был испытывать. После освобождения от тела дух должен был вознестись в Pай, где вся боль будет навсегда забыта. Адские муки не были включены в его замысел.

Эта хрупкость была тем самым, что делало возможным вечное мучение. Каждое новое вторжение мегаломорфного пениса демона в одно из кровоточащих отверстий Глории было для нее как в первый раз. Изнасилование девственницы. Как осел, трахающий десятилетнего ребенка... или жираф, если уж на то пошло. Глория поморщилась. Это было ее единственным сожалением в жизни: не трахнуться с тем жирафам. Если бы она просто трахнула то животное, ничего бы этого не случилось. Но с другой стороны, если бы она никогда не принимала ту первую дорожку кокаина или тот первый укол героина... Если бы она никогда не пошла на ту первую работу, когда они сказали, что все, что ей нужно сделать, это заняться сексом с этим великолепным мужчиной, для которого она, вероятно, сбросила бы свои трусики, если бы она просто встретила его в ночном клубе или баре где-то, только это будет на камеру, и ей заплатят. Если бы она вообще не переехала в Голливуд. Если бы она просто осталась в своем маленьком городке, поедая бургеры и отсасывая случайный водителям грузовика в надежде, что он останется с ней и женится на ней, ничего бы этого не случилось. Но теперь демон поднимался, и его член выглядел более угрожающим и более смертоносным, чем два ствола дробовика.

И без того массивный орган раздулся, когда демон погладил себя. Он дернул железное кольцо, пронзившее его уретру, и тот задрожал в каком-то ощущении между болью и экстазом. Его член блестел сталью и железом, как часть боевой артиллерии.

- Пожалуйста, не делай мне больше больно. Я больше так не могу. Пожалуйста, не надо больше, - Глория всхлипнула, не сводя глаз с его отвратительного фаллоса.