— Что ты скажешь, если я предложу вторгнуться на территорию маратаев? — спросил Хобарт.

Не то чтобы Роллину Хобарту нравились вторжения в целом или как способ достижения личной цели в частности, но ему, похоже, не оставили другого выбора.

— А ружья? — вопросительно поднял седые брови Саньеш.

Хм, тут есть над чем подумать. К маратаям отвезли практически весь запас огнестрельного оружия Логайи, и благодаря расстоянию и неразвитости средств сообщения, для покупки достойного вооружения в других цивилизованных странах, например, в Пситорисе, потребуется вечность. Паратаи владели только холодным оружием, тогда как их противники обладали тем же самым плюс ружья. Плюс, весьма вероятно, магия Законса.

Хотя паратаи на вид казались очень воинственными, Хобарту приходилось слышать в Оролойе, как их и прочие племена варваров называли «непостоянными». Принимая во внимание местное соответствие описания и описываемой действительности, эта характеристика могла означать, что варваров можно заставить пойти один раз с устрашающими воплями в безрассудную атаку, но они дрогнут и побегут при первом же проявлении серьезного сопротивления. Если, конечно, их лидером не является Чингиз-хан Второй вместо Роллина Хобарта Первого.

Значит, перевес в оружии недостижим, а как насчет магии?

— В племени есть хоть один колдун или волшебник? — спросил Хобарт Саньеша.

— Были, — пожал плечами старик.

— Что значит «были»?

— Ну, был шаман и два помощника.

— И куда делись?

— Мертвы. Они осмелиться сказать: «Хурав, бейся с маратаями или заключи мир». Хурав оскорбился.

— Что в стране Паратаи и по соседству нет ни одного хорошего мага?

— У иктепели есть лекарь, — немного подумав, сказал Саньеш — Не очень хороший. Иктепели — грязные дикари, что они могут уметь.

Иктепели обитали довольно далеко от стоянки паратаев, поэтому Хобарт решил отложить делегацию к ним на завтра. Остаток дня он провел в попытках с помощью Саньеша выучить основы паратайского языка. Попытки явили собой практический пример того, что хороший инженер редко может быть хорошим лингвистом и наоборот. К вечеру он с трудом запомнил десяток слов, но ни на йоту не продвинулся в понимании тяжелой паратайской грамматики, в которой было почти столько же разных падежей, сколько самих существительных, а количество спряжений равнялось числу глаголов.

Вдовы, стремясь угодить новому хозяину и господину, приготовили ему экстраординарный ужин: барбекю из баранины. Хобарт быстро перекусил и вежливо избавился от Саньеша, которому очень хотелось посидеть, выпить и поболтать подольше. Затем он направился в спальное отделение шатра с надеждой лечь пораньше, чтобы выспаться к восходу солнца, — но с ужасом обнаружил там вдовушек, от призывных улыбок которых у него кровь застыла в жилах.

Он погрозил им пальцем.

— Девочки, идите своей дорогой!

Вдовы тупо уставились на него, потом та, что повыше ростом, Хваризуд, жалобно спросила: «Виш ер унзен лштх шалив гвирша?»

— Все равно ничего не понимаю, так что нет нужды распинаться. Я собираюсь спать, окончательно и бесповоротно. Подвиньтесь хотя бы, пожалуйста.

— А, бузд унзен Хан Шамзи уала?

Хобарт уловил в вопросе намек на то, что с ним, может, не все в порядке... Он покраснел и грубо закричал: «Убирайтесь отсюда!» Женщины поняли интонацию и поспешно удалились в полном испуге.

* * *

Саньеш, прищурив глаза, взглянул на яркое солнце, только что выскочившее из-за горизонта.

— Жав посылает нам сегодня жаркий день, — заметил он Хобарту.

Новость не обрадовала инженера, «жаркий день» означает пылающее небо, зной, расплавленный песок, духоту и прочие прелести. Хорошо еще он не напялил на себя шерстяной пиджак и жилет. Губы Хобарта сжались в тончайшую линию: проклятый мир. А, может, что-то не в порядке с ним самим? Неумение адаптироваться? Он не чувствовал себя здесь счастливым и пяти минут подряд, несмотря на все самые фантастические почести, к которым его принуждают местные жители. Ерунда! Он точно знает, чего хочет, и все тут!

— А кто такой Жав? — спросил Хобарт, чтобы отвлечься от печальных мыслей. Из-за акцента старика разговор с ним превращался в пытку, однако другие два паратая, Йездег и Фруз, временно исполняющие обязанности преданных телохранителей, вообще не говорили по-логайски. Хобарт взял их по рекомендации Саньеша, но старик потом как бы между делом добавил, что эта парочка дружила с Хуравом. Хотя они пока не предприняли ни единой попытки отомстить за прежнего хана, их присутствие нервировало Хобарта и он, на всякий случай, держал наготове мушкет.

— Господин всего, — ответил Саньеш.

— Реально существующий человек или некто, живущий на небесах?

— Он настоящий. Не жить в небо. Но хозяин всего: ты, я, лев, погода, вещи.

— Похоже на Разум, про который говорят в Логайе.

— Он и есть. Имя другое. Логайцы — невежды, не использовать правильное имя.

— Это вы, варвары, неве... — тут же зарычал Феакс.

Хобарт быстро обернулся и знаком велел Светскому Льву замолчать. Он еще поспрашивал про Разум-Жава. Похоже, тот занимал здесь положение, промежуточное между японским императором и иудейским Иеговой. Да, он жил в определенном месте — в пятидесяти пяти милях от границы страны Маратай. Да, кто угодно мог встретиться с ним лично по поводу засухи или мора, хотя немногие осмеливались. На вопрос о том, почему бог-император соглашается обсуждать так мало проблем, Саньеш неопределенно пожал плечами и предположил, что Жав требует платы за свои услуги.

Они покинули песчаную страну паратаев и поехали по саванне, похожей на ту, где Хобарт охотился на бегемота, только гладкой, как столешница. Решили сделать часовой привал и отпустили лошадей пощипать травку. Феакс, свернувшись клубком, заснул.

Когда обжигающее солнце начало клониться к закату, они пересекли еще одну границу и оказались в некоем подобии пустыни. Ее устилала смесь красного песка и черных сферической формы камней. Присутствовала и растительность в виде кактусоподобных цилиндров, торчащих из песка аккуратными рядами через пятидесятифутовые интервалы. Из-за риска споткнуться о коварные круглые камни им пришлось спешиться и вести лошадей в поводу. Хобарт воспрял духом, когда Саньеш сообщил о близости водоема и указал на сверкание неподалеку. Роллин уже начал изнывать от жажды (поскольку запасы воды подходили к концу) и... от скуки.

— Ты уверен, что это не мираж? — уточнил инженер.

— Что такое «мираж»?

— Ну, как же, ты видишь воду, хотя на самом деле ее там нет.

Худые плечи Саньеша приподнялись чуть не до ушей, настолько сильно он удивился.

— Нет, нет такой вещь в Паратай.

Наверно, он прав, размышлял Хобарт, ведь здесь все является именно тем, чем кажется. Саньеш сказал, что вода впереди относится к озеру Нитрит. Подъехав поближе, Хобарт убедился в том, что озеро существует и довольно большое — он не смог разглядеть противоположного берега.

— Могу видеть, — ответил Саньеш, когда Хобарт спросил его об этом. Очевидно, варвар обладал острым зрением.

— Если не видеть, значит, мы у моря, а не озеро, — глубокомысленно добавил он.

Кавалькада въехала на вершину незначительного холма, склон которого вел прямиком к озеру. Неожиданно Хобарт увидел множество человеческих фигурок цвета высококачественного сливочного масла. Люди тоже их заметили, и когда лошади начали спускаться к воде, быстро-быстро забегали, как растревоженные муравьи. До ушей Хобарта доносились тонкие короткие вскрики.

Варвар по имени Фруз указал на человечков и что-то произнес.

— Он сказать: надо торопиться, иктепели убегать, — перевел Саньеш.

Они пришпорили лошадей, но еще задолго до того, как спутники добрались до кромки воды, желтокожие дикари расселись по каноэ и стремительно понеслись по спокойной глади озера. Фруз и Йездег выкрикнули какие-то проклятья, когда лодки исчезли на золотой дорожке, прочерченной по воде заходящим солнцем.