— Проиграли пари? — спрашиваю я с долей юмора.

— Жена сказала «либо все, либо ничего» и, если честно, я могу отрастить шикарные усы, но бороду? Нет, это не для меня.

Черт, это паршиво. При желании я мог бы спокойно отрастить приличную бороду. Мне уже дважды приходилось это делать для расследования. Ну а в остальных случаях я не оставляю ни волоска на лице, потому что мне противен этот зуд чего-то лишнего на лице.

— Что есть, то есть. Ну а сейчас о завтрашнем дне. Что там у нас?

— Мона уже будет ждать в номере гостиницы «Корал Вью». Я предложу ей выпить, делая это так, будто уже сам приложился к бутылке, затем сделаю вид, что сорвался, и скажу о расставании с Мэнди, на которой хотел жениться и с которой мы встречались три года. Скажу, что мне нужен слушатель, а не тот, с кем можно переспать. И прежде чем истечет мое время, я задам ей пару вопросов о ее прошлых отношениях и попытаюсь связать все ею сказанное в одно целое. Потом посмотрим, что это нам даст.

— Во сколько ты с ней встречаешься?

— В шесть.

— Жду твоих заметок на моем столе в четверг утром. Ваше второе свидание уже назначено?

— Пока нет, Кэнди хочет подождать конца первого, на случай того, если Мона мне не подойдет.

Шериф кивает, принимая мой ответ.

— Может, тебе и следует сказать, что она не подходит? Что тебе нужен кто-то, похожий на твою бывшую. У нее каштановые волосы, верно? — он открывает папку, чтобы посмотреть детали о моей фальшивой девушке. — Какого цвета волосы Моны?

— Рыжие, — ворчу я.

У меня нет никаких претензий к рыжим девушкам, я просто не нахожу их привлекательными. И это облегчает мне задачу не поддаться соблазну того, что она захочет со мной сделать. Точнее, вместе со мной. По-моему, она перетраханая шлюха. Это все, о чем я стану думать, когда буду с ней, да и вообще с любой девушкой, работающей на Кэнди.

— У Менди темно-каштановые волосы. Есть еще одна девушка с такими волосами, работающая на Кэнди. Есть и другая, у нее волосы черные, это мы знаем из полученных показаний. Кэнди не вдавалась в подробности, но я могу дать ей знать завтра, что рыжие — не мой вариант.

— В таком случае, когда закончишь с примечаниями, можешь идти.

Вставая, я желаю шерифу хорошего дня, а затем снова направляюсь в свой офис.

***

Приехав домой, я впадаю в шок от того, как изменилось квартира с момента моего ухода утром на работу. Уверен, что каждая коробка распакована. Дома чисто, очень вкусно пахнет, и все смотрится гармонично. Но вместе с чувством полного удивления и благодарности я чувствую еще и злость от того, что Эмили, без сомнения, переутомилась из-за проделанной работы.

Пройдясь по квартире, я захожу в спальню и вижу, что моя сестра не отрубилась прямо на кровати вопреки моим ожиданиям. На самом деле, ее вообще нет. Ни в спальне, ни в пустующей комнате, в которой стоят небольшая раскладывающаяся детская кроватка и сумки Эмили. Как, черт возьми, за такой короткий промежуток времени она успела все это сделать? Думаю, подобной силой обладают лишь женщины.

Когда я понимаю, что в квартире Эмили нет, то выглядываю из окна кухни. Уже больше четырех часов, но так как сейчас середина лета, солнце уверенно и ярко светит высоко в небе, щедро поливая своими лучами весь берег. Замечаю свою сестру, одетую в бикини. Она идет вдоль кромки воды и совершенно не обращает внимания на свой округлившийся живот. Я рад, что она не обделена уверенностью в себе, и ее не волнует, что подумают люди, плюс, по правде говоря, она самая красивая беременная женщина, которую я когда-либо видел.

Глядя на сестру, ее счастье и элегантность, что отражаются в каждом ее движении, я с легкостью могу представить, как наша мать была беременна одним из нас. Однажды она рассказала нам, что большую часть беременности мной чувствовала себя ужасно. Изо дня в день ее тошнило. Она очень похудела. Мама говорила, как ее рвало всем тем, что она ела последние два дня, а потом как пыталась очистить мусорное ведро, пока папа был на работе. И она начинала плакать, потому что для того, чтобы уничтожить дурной запах, нужно было приложить очень много сил. Но на шестом месяце беременности все это исчезло, и она говорила, что ничто не ценила больше, чем то, как я пинался ногами у нее в животе, а папа, свернувшись калачиком, пел мне песенки. Я любил слушать эти рассказы, и всегда хотел, чтобы что-то подобное произошло и со мной.

Я хочу чувствовать любовь и ту самую связь, которую могут испытывать только родители к своему ребенку. И я действительно рад, что у Эмили есть Себастьян. В мире нет человека, более достойного такого счастья, чем она.

Надев шорты, я направляюсь к двери, чтобы присоединиться к своей сестре в этот прекрасный вечер во Флориде. Эмили улыбается, когда я подхожу к ней и обнимаю, благодаря за всю ту тяжелую работу, что она сделала.

— Без проблем, — говорит она.

— Не понимаю, как ты это сделала. Не устала?

— Я поспала, — говорит сестра, пожимая плечами. — Я в порядке.

— Как ты нашла время, чтобы вздремнуть? Я не понимаю, как за такой промежуток времени тебе удалось сделать то, что ты сотворила с квартирой?

Игнорируя все, что я сказал, сестра указывает мне на место достаточно далеко от берега, где плавает пара людей.

— Я хочу искупаться, но ты не думаешь, что тут могут быть акулы? Я представляю, как одна из них съедает кого-нибудь живьем.

Я смотрю на то место, о котором она говорит. После того, как Эмили упоминает об акулах, я призадумываюсь. Стараюсь вести себя так, словно это меня не пугает. Но так как я должен быть мужчиной, то не излагаю своих мыслей вслух.

— Уверен, эти ребята достаточно здесь прожили, чтобы знать наверняка. Не думаю, что они заплыли бы так далеко, если бы это было слишком опасно.

Она кивает, молча соглашаясь со мной:

— Может, мне следует искупаться? Я никогда прежде не плавала в океане.

— Только… не отплывай так далеко. Знаешь, на всякий случай.

— Ты не пойдешь со мной? Ты же тоже никогда ногой не ступал в океан. Это будет первый раз для нас обоих.

— Так и есть, — говорю я ей. — Но я лучше прогуляюсь.

— Испугался? — сестра бросает мне вызов.

Качая головой, я говорю ей:

— Не-а. Просто не хочу плавать, вот и все.

— Да ты боишься, — Эмили расплывается в улыбке, когда выдается случай подразнить меня.

— Нет, я просто не хочу.

— Трусишка.

— Бл*ть, да не боюсь я.

Она отступает и, не глядя на меня, направляется в море. Эмили хочет, чтобы я признал свой страх. Этот стеб присутствует между нами еще с тех пор, как мы были детьми.

— Прекрасно, — говорю я, останавливая ее. — Прекрасно, мне не нравится идея быть растерзанным акулами.

Не успеваю я это сказать, как ребенок рядом начинает кричать и плакать.

— Папочка, этот дядя сказал, что там акулы! — надрывается он. — Он сказал, что они нас растерзают.

Эмили прикрывает рот рукой, чтобы заглушить свой смех. Я же быстро поворачиваюсь к отцу ребенка:

— Нет, сэр, я этого не говорил.

Мужчина встает со своего места и направляется к сыну.

— Нет, Стэнли, здесь нет никаких акул, — последнюю фразу он с рычанием кидает мне.

В этот момент он кажется мне более страшным, чем акула, которая бродила бы по песку. Мальчик продолжает кричать, а я не чувствую ничего, кроме стыда.

Повернувшись к Эмили, я прищуриваю глаза:

— Видишь, что ты заставила меня сделать?

Она снова плюхается в воду, полностью игнорируя мое замечание. Я стою в воде рядом с сестрой, на случай если в воде что-то есть, но не плаваю. Я всегда оберегал ее, и стал делать это более усердно, когда наши родители умерли.

Через час или, может быть, немного больше, Эмили, наконец, вылезает из воды. К тому времени я уже сижу на пляже, готовый вернуться домой. Она хватает полотенце, на котором осталась куча песка, и вытирается.

— Я хочу есть, — говорит она.