-Да, я люблю секс. Но отношений не много, не больше пяти.
-А как ты… находишь их?
-Я все время среди людей, - улыбается журналист. – В творческой тусовке очень много наших. И не в творческой тоже. Например, у меня был боксер. Адвокат был. Даже просто строитель был.
Стас вспоминает Антона.
-И профессиональный мошенник.
-А теперь драгдиллер, - тихо говорит Максим. – Будет, что рассказать следующему парню.
Жукову такое замечание совсем не нравится.
-Давай повременим со следующими парнями.
Макс еле заметно улыбается. Он провоцировал Стаса и получил желаемое.
-И ты себя так позиционируешь? Драгдиллер? Не модель?
Макс закусывает губу и равнодушно пожимает плечами.
-Все, кто узнают про это, забывают про все остальное обо мне.
-Я нет, - хмурится Стас. – Ты прекрасная модель. А еще – добрый человек и благотворитель. Я тебя позиционирую так.
Максим молча опускает лицо. Он уже почти не пьян – весь алкоголь вылился из него во время блевания. Но голова шумит от усталости и стресса.
-Я тебя не заслужил, - тихо говорит он, будто себе, качая головой.
-Макс, - осуждающе бросает Стас и заруливает на парковку. – Не делай из себя монстра.
-Хотел бы я, чтоб отец сказал мне такое, - бурчит он сам себе. Чтоб отец увидел в нем отличную модель и просто умного парня, хорошего сына, заслуживающего любви. Чтоб он не осуждал его за каждый ебанный выбор, за карьеру, которую отец счел пидорской и неподхоящей мужчине; за выбор театрального универа – для будущих безработных; чтоб он поговорил с ним хоть раз, как папа с сыном, когда Максим начал заниматься наркотиками, а не махал на него рукой и молча выкупал из всех передряг. Эти случаи были единственным способом провести время с отцом, как бы страшно это не звучало, и обратить его внимание. Хотя бы злость. Но не молчаливое равнодушие. Когда Максим понял, что никогда не заслужит любовь отца, который ассоциировал его только с ушедшей матерью, он решил заслужить его ненависть. Но существовать в его жизни. Не дать ему отмахнуться от ребенка, а раз в несколько месяцев напоминать о себе звонком из полиции, пачкать его фамилию своими поступками и иногда, когда отец чувствовал, что должен его любить, получать от него деньги или дорогие подарки. Когда папа умер, Максим не мог прийти в себя неделю. Он думал, что у него есть много времени и он вот-вот поймет, что нужно сделать, чтоб получить любовь, и начнет это делать. Что скоро настанет светлая полоса, полная поддержки и понимая. Но папа умер, резко, не попращавшись, как будто сбежал, оставив огромную пропасть невысказанной боли и извинений внутри Максима. Все обиды и ссоры в один миг стали необратимыми. Превратились в камень и рухнули на сердце 20-летнего парня. Потом на него рухнул студент в коме. Потом – 4 неприкаянных месяца во Франции, полные алкоголя, накротиков и беспорядочного секса. Физические проблемы отвлекли Макса от душевных и через полгода после смерти папы он встал на ноги, вернулся в бизнес, плотно занялся спортом и собой, но наркотики никуда от него не делись, от них было не так просто отказаться, как подсесть на них. Зарекшись притрагиваться к чему-то тяжелому, Максим не был наркоманом в общеизвестном смысле этого слова, но точно был в психологическом. А еще он зарекся прикрываться отношениями с девушками, но не мог себе повзволить отношения с парнями. В более свободной Франции красивый Макс легко находил себе пидорка на вечер и трахал его сквозь отрицание, называя его всеми именами, которыми он называл себя. Это горячие, красивые, сексуальные парни виноваты, что Максим их хочет. Это они портят ему жизнь. Натуралы или геи – все равно. Максу даже нравилось совращать неуверенных натуралов, и вот их он старался довести до оргазма, чтобы сравнять счет. Чтобы они так же хотели члены, вместо сисек, и чувствовали себя отбросами, изгоями.
Иногда, глядя на какого-то парня, Максиму безумно хотелось позволить себе потерять контроль хоть раз и дать этим большим мужским рукам гладить его тело, лечь на него сверху и трахнуть его. Но Макс не мог быть таким. И ненавидел себя за это.
-Вы не дружите с отцом? – вырывает его из мыслей Стас.
-Забей, - отмахивается Чернецкий. Они поднимаются к Стасу в квартиру, и Макс осознает, что тревога окончена, и он может спокойно поехать домой и там закинуться чем-то: сохранять трезвость больше не надо.
Но представляя, как он выпивает таблетку и расползается на кресле, Максиму становится стыдно и неприятно. Он делал это сотню раз, но сейчас как будто есть что-то приятнее и интреснее, чем это.
Стас.
Секс со Стасом.
Любовь Стаса.
Стас бы не ничего ему не сказал, увидь он его в таком состоянии, но Максиму не хочется разочаровывать парня. Стас дает ему любовь авансом. Глупым, непонятным авансом, который заставляет Максима чувствовать себя обязанным. Как будто он должен отработать и оправдать это доверие. Но оказывается, когда ты любим, быть хорошим гораздо легче.
Жуков включает свет, разувается, быстро переодевается в домашнюю одежду и идет на кухню. Макс в это время тупит в гостиной. Спать хочется невероятно, он с трудом может растегнуть брюки, но голова слишком тяжелая, чтобы наклониться и снять их.
Стас выходит к нему и смотрит насмешливо.
-Хулиган ты мой сладкий, - говорит он, пихает Макса на диван и снимает с него штаны. – В душ сходишь?
-Стас, - бурчит Максим и широко потягивается, распластавшись на диване. Жуков без стыда рассматривает, как выгибается крепкое тело, напрягаются ягодицы, как Макс подается бедрами вперед, кряхтит и переворачивается на живот.
Стас решает, что сейчас вполне можно погладить Максима: он крепко скользит рукой по длинной ноге, нежно сжимает ягодицу под тонкой тканью трусов. Макс оборачивается на него, ложится на спину и смотрит из-под ресниц.
-Я хочу переспать с тобой даже без спора, - почти шепотом, сонно говорит он. Стас мгновенно возбуждается, но одергивает себя: измученного парня лучше не трогать. Он накрывает его собой, уже в дреме, целует в висок, в щеку, в подбородок.
-Мне приятно это слышать, - шепчет он. – Спи, котик. Беды позади.
И Максим проваливается в самый теплый, спокойный и солнечный сон в своей жизни.