– Насколько я понимаю, сэр, мне следует поблагодарить вас.
Робан взмахнул кистью с обычной своей грубоватой грацией:
– Это моя работа, сир.
Но я не принял отговорок, а положил здоровую руку ему на плечо – не столько в знак признательности, сколько для того, чтобы опереться, – и хрипло произнес:
– Тем не менее, сэр. Вы спасли мне жизнь, – я наклонил голову, – спасибо.
– Ваш отец ожидает вас, – только и смог сказать в ответ рыцарь-ликтор, вероятно просто не зная, как отнестись к такому проявлению благодарности от палатина. Или, быть может, вид моего корректива вызвал у него отвращение. Сам он был патрицием из скромного рода, если вообще не возвышенным из простолюдинов. С грубыми, нелегальными генетическими изменениями, сделанными сразу после получения рыцарского звания. Мутант, как и многие из его сословия.
– Он у себя, – добавил сэр Робан.
Я убрал руку, вздохнул и, выпрямив спину, оглянулся на декурию закованных в броню гоплитов со сверкающими энергетическими копьями.
– Ну что ж, morituri te salutamus?
«Мы, идущие на смерть, приветствуем тебя».
– Что вы сказали, сир?
– Это латынь, Робан.
Не потрудившись перевести вслух, я прошагал вперед, шаркая мозолистыми ногами по мозаичному полу вестибюля.
– Вы не могли бы открыть дверь? Я… м-м-м…
Я поднял поврежденное предплечье, опять отметив пятнышки засохшей крови там, где тонкие иглы прокалывали мою теплую плоть.
– Да, молодой мастер.
Он вытянул руку, из сочленений бронированных пластин выглянула голая ладонь и нажала на прозрачную полусферу в центре двери. Датчик отсканировал рисунок вен рыцаря, щелкнул тяжелый затвор. Дверь скользнула в сторону.
– Милорд! Адриан хочет видеть вас, – крикнул сэр Робан.
Из кабинета донесся бас отца:
– Впусти его.
Странно, что он не обратился ко мне, хотя я прекрасно его слышал. С другой стороны, он даже не поднял голову и не оторвался от голографических изображений, окружавших его монолитный стол. Я шагнул с мозаичного пола на тавросианский ковер толщиной в дюйм. За высоким креслом отца находилось большое круглое окно с видом на Мейдуа и дугу морского порта. Небо с южной стороны перечеркивали инверсионные следы ракет, доставлявших грузы на орбиту и еще дальше. Две стены кабинета занимали книжные полки. Но если в комнате Гибсона полки были набиты до отказа и этот хаос объяснялся любовью к книгам и частым их использованием, то у отца они стояли в идеальном порядке и, как я подозревал, не запылились только потому, что целая армия слуг регулярно протирала их.
Я остановился в самом центре квадратной комнаты, на границе светлого пятна от косых солнечных лучей, утопив пальцы ног в густой ковер. Стоял, склонив голову, и ждал, словно кающийся грешник перед алтарем сурового бога.
Отец в конце концов заметил меня и положил вольфрамовый стилос на стол из черного стекла, взмахом руки отключив голографический проектор. Свет шел из-за его спины, и лицо оставалось в тени. Он долго молча смотрел на меня.
Прошла целая эпоха, прежде чем он произнес:
– Садись.
Я помедлил немного, две-три секунды, не больше. Отец пристально наблюдал за мной, неподвижно, безмолвно. Пришлось уступить, и я опустился на низкий стул с полукруглой спинкой напротив антикварного кресла, обитого красной кожей и отделанного бронзой. На какое-то мгновение в комнате установилась ядовитая тишина, словно бы растягивающая время невидимыми пальцами. Я выдерживал паузу. Терпение – общее качество для всех пэров и даже всего сословия нобилей, но у меня в запасе был целый день, а отец, несомненно, готов был выделить для нашей встречи не так уж много минут. Я мог позволить себе роскошь терпения, а он – нет.
– Зачем ты отправился в город? – спросил он.
– Что?.. Никаких тебе: «Как ты себя чувствуешь, Адриан? Ты в порядке, Адриан?»
Плечи мои напряглись, словно в ожидании удара. Я заметил, как седые волосы на висках сэра Алистера сверкнули на солнце серебром.
– Разумеется, ты в порядке, мальчик, поэтому я и откладывал наш разговор. В нем нет смысла, если ты не в порядке.
– Мог бы и навестить меня.
– Ты не ответил на мой вопрос, – пренебрежительно сказал отец.
– Я возвращался домой…
Не дослушав меня, лорд Алистер перевел взгляд на глянцевый глобус в дальнем углу стола. Это была дорогая вещь, из тех, что собирают коллекционеры, – с подсветкой в режиме реального времени, по двадцатишестичасовому периоду вращения Делоса, и с изящной голограммой меняющегося облачного покрова.
– Возвращался. Домой.
Каким-то образом каждое мое слово в его устах превращалось в обвинение. Одурманенный лекарствами, я тем не менее старался не уступать ему. Он не повышал голос. Почти никогда не повышал. Но от этого казался еще более грозным.
– Ты хотя бы знаешь, во сколько нам обошлась твоя авантюра?
– Авантюра?
Мой голос дрогнул, я резко подался вперед, так что одежда на моей груди раздулась колоколом, и повторил:
– Авантюра? На меня напали!
Лорд Обители Дьявола забарабанил пальцами по крышке стола, смахнул несколько листов пергамента. Наверное, это были контракты или жалобы вассалов. По-настоящему важные документы до сих пор писались от руки.
– Преступники арестованы и переданы для наказания Капелле.
Я поднял левую руку, чтобы ему был виден возвращенный мне перстень-печать.
– Не сомневаюсь. Ты срезал кольцо прямо с пальца бедного придурка?
Отец усмехнулся:
– Если простолюдин причинит вред одному из нас, наш дом перестанут бояться. Сейчас все иначе, чем в древние времена. Мы правим сами, по своему усмотрению. Не как правительство, не от имени народа и с его согласия. Власть принадлежит лишь нам, понимаешь? И принадлежит лишь до тех пор, пока мы способны ее удержать.
– Повиновение из страха перед болью, – презрительно бросил я, вспомнив Гибсона.
– Запомни, мальчик, только так человек может держать под контролем собаку.
Он откинулся на спинку кресла, смяв красную кожу обивки. Я последовал его примеру и уставился в окно на грунтомобили, проезжавшие под нашим акрополем, и еще дальше, на белые паруса в гавани.
– Так что ты сделал? – спросил я с горьким чувством в груди, в глубине души ожидая, что он выжег целый городской квартал или оставил черный оплавившийся кратер на том месте, где жили мои обидчики.
– Объявил комендантский час и приказал расстреливать всех, кто его нарушит.
– Не нужно было этого делать, – возразил я, качая головой. – Так стало только хуже.
– Ты все еще не ответил на мой вопрос. – Лорд Алистер на мгновение снова задержал взгляд на моем лице.
Прежде чем я успел сформулировать понятный ответ, он продолжил:
– Почему ты ушел с Колоссо?
Я закатил глаза и, чуть ли не перебивая его, выпалил:
– Потому что кровопролитие мне противно, отец.
– Противно? – с издевкой повторил он, оскалив в усмешке зубы. – Тебе противно? И ты еще спрашиваешь, кто из вас с Криспином станет моим наследником?
Отец хлопнул по глобусу ладонью, останавливая его вращение.
– Из-за того, что я не остался на Колоссо? – спросил я.
– Нет, из-за того, что люди видели, как ты не остался на Колоссо. Эта ложа не была светонепроницаемой, глупый мальчишка!
Я хотел возразить, но отец поднял руку, требуя тишины:
– Ты просто сбежал, в то время как твой брат вышел на арену вместе с лучшими нашими гладиаторами, ради нашего народа. – Он ударил ладонью по столу. – А ты подумал о том, что означает для них твой уход? Знаешь, что они решили? А потом тебя ранил кто-то из черни!
Он покачал головой и скривился, словно последнее слово не пришлось ему по вкусу.
– Теперь они не будут тебя бояться!
– А Криспина будут?
– А Криспина будут, – повторил лорд Алистер и снова забарабанил пальцами по столешнице. – Это ты должен был стоять на арене колизея, мальчик. Феликс говорит, что ты фехтуешь лучше.
Я с трудом сдержал удивление. Это была правда, но я не ожидал услышать такое от отца.