Так еще называли Нефертити ее же поклонники из далеких-далеких краев.
Но все же, несмотря на безденежье, многие держались. Пока у них хватало сил – они ждали. Силы терялись, и они исчезали. Можно сказать даже, испарялись, так как их быстро уносили прочь и закапывали тут же в песок.
Таких могил было множество. И, собственно, вся очередь состояла на них. Но то были еще только свежие тела, не до конца остывшие или остекленевшие. Вечером же их вновь раскапывали и уносили прочь. Куда? Я не знаю.
То делали какие-то люди в белых одеждах и масках на головах. Кто они – я тоже не знаю. Но может быть сама царица просветит меня по этому поводу, если, конечно, я сам не забуду и упрошу ее в ночь. А то, что мне предлагалась ночь любви, было ясно, как день, уже близившийся к концу, или солнце, догорающее где-то вдали.
Считалось, что оно умирает, а на утро рождается вновь. Боги охраняли его от всего и наполняли землю теплом.
Увидеть, узнать, любить и умереть – таким был девиз тех, кто ожидал еще снаружи. Я же своего добился.
И вот она – царица и жрица небес. Я остановился. Остановился и жрец, указывающий мне дорогу, и посмотрел на меня.
– Что? «Нездоровится?» —строго спросил он, оглядывая меня с ног до головы.
– Нет, нет, – тут же опротестовал я его слова, – это я так, просто задумался.
– Смотри мне, не ври. Жрица узнает – будет тебе не любовь, а смерть долгая и мучительная на столе жертв, – предупредил он меня и снова подался вперед по тому же длинному коридору.
«Бог мой, – подумалось мне в ту минуту, – а вдруг, я болен, – сильная дрожь пробежала по всему телу, и я снова остановился, но лишь на секунду.
Снова взяв себя в руки, я зашагал быстрее, догоняя шагом быстро идущего жреца.
– Что это с тобой? – спросил он меня, не оборачивая головы, – Боишься, что болен? – спросил он на ходу.
– Да, боюсь, – честно признался я, втайне скрывая в себе немного растущую ненависть ко всему тому, что зовется любовью.
– Как, уже? – послышался мне вдруг чей-то мелодичный голос, и в ушах словно зазвенело.
– Что это?– прошептал я и остановился столбом.
Но ничего такого больше не продолжалось и мне пришлось снова догонять жреца, уводящего меня в какую-то другую вереницу ходов.
– Куда мы? – быстро спросил я его.
– Зачем тебе знать, – ответил тот, так же не поворачивая головы.
– Да, просто, – тихо согласился я и тут же громче добавил, – хочу знать, где умру.
– Ха, ха, – засмеялся чей-то голос у меня в голове, а жрец в это время остановился и, обернувшись, спросил у меня в упор.
– Ты что, серьезно болен? «Есть еще время не угодить ей в лапы», —тихо прошептал он.
– Я.., не болен, – ответил я, – но мне почему-то страшно.
– Не бойся, – сурово произнес жрец, – ты не умрешь. Я знаю.
– Откуда?
– Оттуда, – ответил тот и показал пальцем вверх.
– Боги? – удивился я, хотя удивляться было особо нечему.
– Да, Боги, но и не только они, – как-то смутно прояснил он мне, – ладно, пойдем быстрее. Царица уже, наверное, заждалась. Ты ведь последний сегодня.
– Да, последний, – тихо ответил я и поплелся следом, лишь как-то издали ловя в голове мысль «тебя я сделаю первым».
– Что это? – снова подумалось мне, но времени уже не осталось.
За небольшим изгибом стены прямо перед нами выросла большая золотая комната, в которой с чашей в руках сидела сама царица.
– О, жрица любви, великая царица минов! -воскликнул жрец и упал на колени, склонив голову книзу и замирая на минуту в таком состоянии.
– Что ты? – спросила царица, гневно глядя на меня сквозь узкие щели маски, одетой на лицо.
Тут и я спохватился и быстро упал на колени, пресмыкаясь подобно жрецу и молясь в душе о великой пощаде.
– Встаньте, – как-то гордо произнесла царица и повелением руки подняла нас обоих.
Да, так и было. Именно так. Один взмах руки и нас, словно пушинок, подняло вверх.
– Обойдите стол справа, – распорядилась Нефертити и указала пальцем куда.
Мы прошли в сторону и сделали так, как она говорила.
– Обойдите стол еще три раза, – снова сказала царица и так же указала рукой.
Мы сделали и это.
– Теперь, ты свободен, – сказала Нефертити, глядя на жреца, – поднимешься ко мне на рассвете. Я буду там. Иди.
Жрец снова склонился до самого низа и, не проронив ни слова, ушел прочь.
– Подойди ко мне ближе, – почти ласково сказала она и протянула свою довольно красивую руку.
Я подчинился и ступил ближе.
– Не бойся, грек, повинуйся слову моему, и ты возьмешь большее, нежели брал кто-то до тебя.
– А разве здесь можно что-то взять? – сразу спросил я и огляделся кругом.
– Да, можно. Но только не то, что ты думаешь, – улыбнулась она и тихо встала со своего небольшого стула.
– На вот, умойся, – сказала Нефертити и подала мне чашу.
Я взял ее одной рукой, а другой начал протирать свое лицо, раз от раза макая руку в воду.
– Довольно, – сказала царица и протянула руку, чтобы забрать чашу.
Я нежно передал ее в руки и стал столбом, уставившись на Нефертити.
– Подожди меня, – произнесла она и, повернувшись, вышла из комнаты.
Я огляделся по сторонам.
Страх мой немного прошел, но изредка все же меня пробирала какая-то зябь. То ли от прохлады, исходящей от мокрого пола, то ли от внутренних переживаний, так сильно на меня воздействующим. Я не случайно назвал комнату золотой.
Все в ней было из золота. Даже стул, разукрашенный камнями и отделанный многими рисунками, был золотой.
Стол был серебряный, но кайма шла позолотой. По крайней мере, мне так тогда казалось. Ножки стола прямые с лишь небольшими изгибами ближе к полу. Скорее он напоминал разделочную доску, так как был длинным и не особо широким.
Были какие-то ручки по сторонам, также из золота и была посередине одна роспись.
Какой там рисунок я не успел разобрать, так как моя фея вернулась.
Шагнув на одну из ступенек высокого ложе, также сделанного из золота, царица улыбнулась мне и протянула руку.
– Иди же ко мне, мой дорогой и сладкий. Я и не знала, что Боги пошлют мне тебя.
Я непонимающе посмотрел ей в глаза и робко ступил на ту самую ступень, что привела меня полностью к власти царицы над моим телом. Почему-то дрожь пробежала по всему телу, и я невольно содрогнулся.
Нефертити взяла меня за руку и, положив ее себе на плечо, велела идти вперед.
– Иди, радость моя, солнце дня, уходящего в ночь. Веди меня, свою царицу в ложе, где я предам тебя древу любви и заставлю забыть, кто ты есть и почему сюда пришел. Я расскажу тебе многое и многое расскажешь ты мне сам. Эта ночь любви соединит нас навек, а дальше ты сделаешь выбор сам. Либо будешь со мною вовек, либо станешь управой грозою.
– Чем, чем? – залепетал я на своем языке, еще не совсем понимая ее иноязычную речь.
– Это неважно, – тихо прошептала она. и провела пальцами руки по моим губам.
Мой рот сомкнулся и я, казалось, застыл навек. Что-то сладкое пробежало по телу, и я содрогнулся вновь, но уже тише. Так тихо, что сам удивился.
«Очевидно, я умираю от любви», – так сказала мне моя душа, так как я сам уже говорить не мог. Я где-то парил в облаках, и глаза мои были устланы белым туманом.
– Очнись, милый мой, – зазвенел у меня в голове чей-то голос, и я открыл глаза.
Это была она. И это не то слово. Она была без маски. Такое лицо я не мог видеть нигде. Я закрыл глаза и снова открыл.
– Да, это я, – снова зазвучал мягкий голос у меня в ушах, – как нравлюсь я тебе?
– Ты прекрасна! – восхитительно крикнул я, но голос мой где-то застрял внизу и наружу почти ничего не вырвалось. Губы подчинялись только ей и словами больше я не возобладал.
– Слышу тебя, – пропел мне ее голос, – и знаю, что ты мне сказал. Верю тебе, – улыбнулась она вконец.
– О, Боги, – выдохнул я, – спасите меня. Она меня погубит.
Что-то больно укололо мне в сердце, и я вновь задрожал. Затем бессильно повалился на ложе, до которого мы, не знаю, как дошли, и только смотрел ей в глаза.