– Папа?
Он подпрыгнул от неожиданности, провел рукой по отблеску, чтобы смахнуть его с лица, потом ругнулся, но не так ужасно ругнулся, как обычно. Гораздо более мягко, спокойно.
Я потом спрашивала себя, почему же он тогда плакал. Особенно когда играла эта песня. Я знала, что он никогда не видел своего отца, но никто не объяснил мне почему. Может, он умер? Или бросил семью и сына? А может, от него скрыли, что у него родился сын? Во всяком случае, отсутствие отца, казалось мне, проело дыру в груди отца, под рубашкой, и никому не удавалось ее заткнуть. Эта дыра засасывала и размалывала все, что попадалось ей на пути. Наверное, поэтому он никогда не брал меня на руки. Я понимала его и никогда на него за это не обижалась.
– Папа, скажи, а вот сегодня в зоомагазине были щенки, и я хотела спросить тебя, можно ли мне взять одного?
Он внимательно посмотрел на меня. Вид у него был усталый, словно он только что проиграл сражение.
– Хорошо, крошка моя…
Крошка моя… Я подумала, что мое сердце разорвется на части. Крошка. Отец назвал меня: «Крошка моя». Эти два маленьких словечка крутились у меня в ушах, как светлячки, а потом нырнули мне в грудь и там угнездились. Я еще несколько дней ощущала внутри их неяркий свет.
* * *
На следующий день мать пошла с нами за щенком.
Жиль погладил их всех по очереди. Он не улыбался, но вроде ему это было на пользу, ему, похоже, нравилось трогать руками теплые пушистые комочки.
Я сказала ему:
– Ты выбираешь щенка, а я выбираю ему имя, хорошо?
Он приподнял того, что лежал у него на коленях.
– Вот этого.
Продавец со склада сказал:
– Это девочка.
Я сказала:
– Назовем ее Кюри. Как Мари Кюри.
Я подумала, что это принесет мне счастье. Возможно, это привлечет внимание Мари Кюри – там, наверху, в раю, если рай действительно существует, – и она поддержит меня.
Когда мы вернулись домой, я увела Жиля и Кюри в лабиринт мертвых машин. Во-первых, чтобы познакомить с этим местом Кюри, а во-вторых, потому что мне надо было выбрать машину, на которой я смогу путешествовать во времени.
Пересекая кукурузное поле, мы встретили детей из Демо. Банду Дерека. Я не очень-то их любила. Им лишь бы подраться. Не то чтобы я так обожала скакалочки и кукол Барби, мне тоже нравилось драться, но понарошку. Чтобы увидеть, кто сильнее, а не для того, чтобы причинить боль. А эти кусались и наносили болезненные удары в солнечное сплетение. Особенно Дерек. У него был странный шрам возле рта, оттого на лице застыла недобрая гримаса, словно вечная кривая улыбка, не исчезавшая, даже когда он был в ярости. А он всегда был в ярости, ярость укоренилась в нем, свила гнездо в белокурых волосах.
Кроме того, Дерек и его банда обижали Жиля, потому что он был маленький. Поэтому если мы их видели, то старались избежать встречи.
Они увидели нас издали, и Дерек закричал: «Хей, богатые детки!»
Он говорил так потому, что наш дом был немного больше, чем остальные дома в Демо. И потому что у нас был надувной бассейн.
Мы сделали вид, что не заметили их, и побежали в сторону лабиринта.
Там было множество новых машин, которые появились недавно, и я пыталась их все опробовать до самого вечера. Потому что их было много, а еще потому, что Жиль не хотел мне помочь. Он сидел в стороне и чертил на песке палочкой какие-то узоры.
Я заметила каркас машины, который выглядел поцелее остальных. Красивая красная машинка, немножко похожая на «Делореан» Дока Эметта Брауна[1]. Мне представилось, что она умерла от старости, а не от поломки.
Теперь мне нужно было снова идти к Монике.
* * *
На следующий день после появления в нашем доме Кюри мать отправилась к гравировщику. Она заказала ей именной ошейник. Мать всегда была очень внимательна к животным. Я сидела и смотрела на маленький кружок металла, на котором с одной стороны был выгравирован наш номер телефона, а с другой имя – Карри. Curry.
Я никогда не испытывала никаких особенных чувств к матери, кроме глубочайшего сострадания. Но в ту секунду, когда мой взгляд упал на эти пять букв, все сострадание немедленно растворилось в луже черного зловонного презрения.
Я решила переименовать щенка в Склодовску. Может, Мари Кюри понравится еще больше, если я назову свою собачку ее девичьей фамилией.
Но Склодовская – это как-то слишком длинно, трудно выговаривать. И для простоты я ее сократила до Довки.
Это рассмешило отца, который стал называть ее Водка.
Конечно же, я выбросила жетон с именем и сказала родителям, что Довка его потеряла.
* * *
Я снова пошла в гости к Монике. Я примерно поняла, что нужно делать с автомобилем, чтобы переделать его в машину времени.
Когда я подошла к ее дому, она сидела у крыльца, оплетенная солнечными лучами. Она устроилась на толстом стволе дерева, покрытом разноцветным вязаным пледом, и лепила на гончарном круге вазу. Некоторое время я тайком наблюдала за ней.
Ее худые мускулистые руки, усыпанные веснушками, ее золотистая кожа, пахнувшая кардамоном, ее длинные глаза и взгляд индейской принцессы, наверное, когда-то служили причиной пополнения сумасшедших домов за счет безнадежно влюбленных.
Когда она увидела меня, она поздоровалась своим глубоким голосом, напоминающим о морских просторах:
– Ух ты! Давненько она не появлялась в наших краях. Как жизнь, девчонка?
Я рассказала ей все, что узнала о путешествиях во времени, и о цели, намеченной на 26 сентября.
Читая биографию Мари Кюри, я поняла, что хочу быть как она – человеком, который не боится занять свое место в жизни, сыграть предназначенную ей роль и добиться прогресса в науке.
Она засмеялась:
– О. Круто, детка!
Я спросила, удалось ли ей что-то предпринять по поводу грозы.
Она сказала, что ей нужен какой-нибудь магический предмет.
– Что-то незаменимое. Неважно, насколько дорогой будет это вещь, главное – незаменимая. Драгоценный для тебя или для кого-то из твоих близких предмет. Чем больше эта вещь будет наполнена эмоциональным и чувственным содержанием, тем более мощной получится магия и тем больше шансов, что все получится. Когда ты найдешь этот предмет, приходи ко мне. Кроме того, знай: я могу вызвать грозу только в полнолуние.
В голове немедленно зародилась идея. Я знаю идеальный предмет. Кровь застыла в жилах от ужаса. Это была безумная идея – но при этом единственно правильная.
– Тогда я снова приду к вам и принесу предмет, когда машина будет готова. В конце лета.
Я отправилась в сторону дома. Мне хотелось прогуляться с Довкой по полям. Может быть, Жиль захочет пойти со мной. Даже учитывая, что в последнее время он не отрывается от своего геймбоя. Иногда он все-таки соглашается поиграть со мной в прятки в кукурузном поле. Огромные острые листья режут нам щеки и руки. Вечером после таких пряток в кукурузе кожа моя горит, и я обещаю себе никогда больше этого не делать.
Когда я вернулась, я не нашла Довку в саду. Я проверила, нет ли ее на подушечке в гостиной – она там любила спать, щенки много спят. Но там ее тоже не было.
Я спросила у матери, но она только вернулась из магазина и тоже ее не видела. На ее лице все еще были видны следы великого гнева отца. Дольше всего заживал глубокий порез под правым глазом.
Она помогла мне искать Довку, мы обшарили весь дом, сад, загон для козочек – никаких следов. Жиль тоже ее не видел. Он опять сидел возле гиены. Мать отругала его, ведь он не имел права там находиться. Если отец узнает…
Железные пальцы паники сомкнулись на моем горле, сжимая его все сильнее. Точно так же, как в тот вечер, когда погиб мороженщик. Почему я не взяла Довку с собой, когда пошла к Монике?
Надо было расширить область поисков. Если ее нет на нашей территории, далеко уйти она не могла. Где-то в Демо или в лесу. Но надо спешить.