Всё образуется.

Удовлетворившись этим, с вернувшимся чувством спокойствия, я выключал новости и уходил к себе. Какая война может быть у меня дома, в моей могучей стране?

Нет больше цивилизации.

Успокоение приходило, но оставляло широкий проход для гонимых мною мыслей. Когда я ложился спать, в тот самый промежуток между сном и явью, отогнанные мысли вырывались на свободу. Едва ли осознавая, что я это я, спрашивал себя: как же нам, то есть нашему виду, удалось забраться так далеко в развитии, отправиться, – подумать только! – на другой конец Галактики, не поубивав друг друга раньше? Как мы умудрились запрыгнуть в последний вагон с ресурсами родной планеты, чтобы успеть высадиться на других и забрать ресурсы оттуда? По легкомысленности ли или из-за страха не сделав из этого выводы.

И как так получается, что даже сейчас, когда провозглашён мир без войн, мы всё ещё не можем навести порядок внутри себя, из-за каждого угла ожидая фантом новой войны? И, наверное, даже с облегчением выдохнем, когда он окажется не бестелесной страшилкой, парящей в воздухе, а ступит на землю, обретёт плоть, пусть ужасную, но снимающую тугое напряжение ожидания.

В такие моменты, не успев толком заснуть, я просыпался. Буквально выпрыгивал из последних сил из этого холодного междусна.

Не может такого случится.

Не может.

В тепле каюты, в надёжности корабля, спроектированного лучшими умами, построенного лучшими руками, прослужившего уже сотню лет, в профессионализме экипажа – я находил успокоение. Не может такого случиться!

«Мы справимся!» – говорило что-то внутри меня: «Ведь не можем просто так сгинуть в небытие».

Мы справимся, преодолеем, разрешим. Обязательно.

Может быть, не я буду тем, кто справится, но обязательно найдётся кто-то.

Эти оправдания убаюкивали. С лёгкостью смазанного оружейной смазкой затвора, я проваливался в тёмные мир подсознания.

***

Вспыхнул сигнал. Я пробежался глазами по путеводительной панели. Всё в порядке. Прибыл на место.

Спутник НПНТ 12-471-3 холодным телом нависал надо мной. Надо было перевернуть разведчик брюхом к поверхности. Глазастик послушно выполнил манёвр.

Итак, план прост: просканировать поверхность и направиться к планете. На орбите спутника я не заметил ни одной космической станции. Никаких следов развитой цивилизации.

Я немного замешкался: брать управление в свои руки или довериться автопилоту, удовлетворившись ролью наблюдателя? Но…. Какое тогда удовольствие от полёта?

– Так точно! Никакого! – повеселел я и принял управление, – Во-о-от так, справимся, Глазастик? Как думаешь? Разве что немного…., – я добавил корректировку бортового помощника на уровень пятнадцати процентов. Всё-таки перестраховаться надо, не хотелось бы закончить свой полёт грудой металлолома на безжизненной поверхности спутника.

Тринадцатый вышел на связь:

– По поступившим показаниям мы видим, что вы на ручном управлении с корректировкой пятнадцать процентов, подтвердите.

– Подтверждаю, сектор чистый, звезда умница, спокойная, гравитационных, магнитных волнений нет. Аномальных выбросов частиц не фиксируется. Одна планета один спутник, решил размять косточки.

Диспетчер ответил не сразу, видимо совещался со старшим дежурным.

– Разведчик один, увеличьте корректировку до трети, как поняли?

Пришлось крепче сжать зубы. Какая же треть? Так совсем не чувствуется штурвал, а я…

– Разведчик один, подтвердите.

– Подтверждаю, треть.

– Видим, спасибо.

Ну, что же. Пусть так. Я потёр руки:

– Давай знакомиться? – обратился к спутнику.

Заработали локаторы, началось трёхмерное построение поверхности космического тела. Я совершал один виток за другим, меняя орбиты.

Спутник был без атмосферы, без тектонической активности, без воды в каком бы то ни было состоянии, со множеством метеоритных следов. Я спустился ниже. Никаких биологических признаков жизни.

Не выживший при родах брат планеты.

– Не густо, да Глазастик?

Глазастик ответил мерными звуками работы своего компьютера.

Графики монотонно текли по мониторам. На большой экран я вывел картинку спутника подо мной.

– Да, – вглядывался в открывшийся перед собой вид, – ты видишь ровно то же самое, что вижу и я, Глазастик. Пустоту. Ну, спутники твёрдых планет все такие. Отчаиваться не будем. Хотя, если бы была развитая техногенная цивилизация, то первым делом они бы его колонизировали… Отличная отправная точка для исследования своей системы. Маленькое притяжение, близость к родной планете. Ресурсы есть. Что скажешь, Глазастик?

Глазастик был занят работой. Он, слегка корректируя мой курс для лучшей работы локаторов, медленно облетал спутник, тщательно исследуя каждый его километр.

Кратеры, кратеры, кратеры и ещё раз кратеры. Космос беспощаден и равнодушен к своим многочисленным отпрыскам; оставляет незаживающие раны на всех, кто не успел укрыться плотной атмосферой. Да и им порой достаётся.

Постепенно, начав с полюса, я подвёл корабль к экватору, где локаторы и зафиксировали нетипичное отражение от поверхности.

Глазастик тут же вывел результат на экран. Всё выходило к тому, что внизу были какие-то металлические объекты правильной формы. Сердце моё забилось сильнее. Как у рыбака, когда поплавок несильно качнулся на поверхности. Рыба? Или…

– Тринадцатый, получил добро от Глазастика. Снижаюсь, чтобы проверить.

Диспетчер ответил не сразу.

– Вас понял. Переключились на вас, картинка есть, наблюдаем.

Аккуратно, снижая скорость и корректируя курс, я завис над интересующим местом. Задействовал антигравитационные тормоза. Глазастик находился точно над тем местом, где сработали локаторы. Результат повторился. Но изображение выводилось нечёткое. Слишком много пыли нанесло на возможное искусственное сооружение.

– Расстояние девяносто, пока локаторы не могут с достоверной точностью распознать аномалию. Подхожу ближе.

– Вас слышу, следим.

«Ближе мой хороший, ближе. Что там за рыбка у нас?», – шептал я Глазастику, послушно исполняющему все мои указания, незаметно корректируя работу тормозов и двигателей.

«Давай Глазастик, вскроем эту банку. И мне нужны фрукты, а не черви», – от напряжения я высунул язык. Не часто мне приходилось доходить до такого этапа работы. Видели бы меня сейчас юнцы! Посмеялись бы – ветеран побывавший на тысячах планет, а переживает, как зелёнка. Тысяча то она есть, да осталась позади; здесь же, сейчас – моя последняя.

– Семьдесят, – сообщил я.

Да и к тому же: на тысячи планет я, может, и побывал, но лишь на единицах дёргался поплавок. И лишь однажды клюнула рыба.

– Шестьдесят пять.

Я включил оптику, увеличил изображение. Кажется удалось что-то рассмотреть, локаторы подтверждают. На экране рядом появилось отрисованное ими изображение находки.

– Тринадцатый, – с волнением сказал я, – наблюдаю искусственное сооружение.

В один миг меня захлестнула радость с разочарованием. Цивилизация! Технологически развитая! Они вырвались из своей планеты и теперь… Но нет.

– Биологических признаков жизни нет, – проговариваю для отчётности вслух результаты работы Глазастика, успевшего вгрызться своими локаторами вглубь поверхности, – строения старые, почти полностью разрушены.

Настала пауза во время которой, понимая бессмысленность действий, но всё же перепроверил показания Глазастика.

«Признаков биологической жизни нет».

Сорвалось. Опять.

– Подойду ближе.

– Принято, мы наблюдаем, – выдохнул диспетчер.

Голос его принял прежнее спокойствие. Он, как будто, даже обрадовался, словно тяжёлая ноша соскочила с его плеч и упала под ноги. Можно перешагнуть. Не тот ли это молодой сотрудник, что с таким горящими глазами слушал новости о войне?

– Тридцать, – сообщил я высоту.

Мощная оптика, выдвинувшись из брюха корабля, с полными деталями показала картинку подо мной. Так и есть. Никаких признаков активности. Разруха и запустение.