— Понимаю. Но я хочу, чтобы у него было больше.

— Я это знаю. Но у него есть ты, так что он уже счастливый ребенок.

Мысли проносятся у меня в голове, туда-сюда. Какая-то часть меня чувствует, что я должна противостоять ему, что я должна беспокоиться о парне, который держит пистолет прямо у входной двери. Но как я ни стараюсь держаться за это чувство справедливости, я просто не могу. Джастин никогда не давал мне повода бояться его. На самом деле, все наоборот. Находясь рядом с ним, я чувствую себя в безопасности, чего не чувствовала годами. Ни разу он не заставил меня усомниться в своем решении оставить его наедине с Коди, и ни разу я не почувствовала, что он может подвергнуть опасности меня или моего сына.

В его жизни есть сторона, о которой я ничего не знаю, и хотя есть часть меня, которая так отчаянно хочет знать больше, есть другая, которая слишком хорошо знает, как легко скрывать вещи. Что бы ни привело его ко мне с порезами, синяками и отсутствующим взглядом, это его дело. Потому что я ни разу не почувствовала угрозы с его стороны. Он ни разу не дал мне повода беспокоиться о собственной безопасности рядом с ним.

— Жаль, что я не могу вернуться домой.

Его слова заставляют мое сердце сжаться. Мысль о том, что он считает своим домом здесь, с нами, неописуема. Именно эта мысль—мысль о том, что я могу быть его домом, а он-частью моего, — заставляет меня понять, что я вполне могу полюбить этого человека. Я не только вижу, как влюбляюсь в него, я чувствую это.

— Я хочу, чтобы ты был здесь. Очень.

— Скоро, — тихо говорит он. — Я все исправлю, хорошо? Обещаю.

— Джастин—

— Просто позволь мне. Позволь мне помочь тебе.

Мои зубы кусают нижнюю губу, когда я представляю, как моя голова падает в пространство между шеей и плечом Джастина, позволяя ему обнять меня своими сильными руками, когда я вдыхаю успокаивающий запах его кожи. — Окей.

Какое-то время мы молчим, но я слышу его дыхание, чувствую его присутствие, хотя он так далеко.

— Если хочешь, я могу позвать кого-нибудь, посмотреть, что с дверью.

— Нет, все в порядке. Слесарь будет здесь через несколько часов-нет, Коди, я сказал нет—это действительно не проблема.

Я смотрю, как Коди наклоняется, чтобы поднять что-то, камень или что-то похожее, и с небольшим колебанием падает боком в лужу. Потрясенный, он смотрит вверх, ища меня с дрожащей нижней губой.

— Дерьмо. Подожди, Джастин.

Коди начинает плакать, его щеки розовые и влажные. Я быстро оглядываю его, проверяя, нет ли царапин или порезов, но вижу только мокрые шмотки. — Коди в порядке?

— Да, он в порядке. Упал и немного промок, — я прижимаю Коди к себе, успокаивающе поглаживая его по спине. — Ты просто мокрый, детка. Все в порядке. С тобой всё хорошо.

Рассматривая грязные пятна на одежде, Коди прижимается ко мне, рыдая все громче.

— Эй, эй, — я пытаюсь успокоить его, тихо поглаживая. — Хочешь поговорить с Джастином? — спрашиваю я, наклоняя голову, чтобы посмотреть на него.

Он кивает и со слезами на глазах прижимает трубку к уху. — Алло?

Я смотрю, как он слушает Джастина, его нижняя губа выпячивается. — Я просто шел…угу…э…- он шмыгает носом. — Ты придешь на торт в день рождения?

Он продолжает говорить с Джастином еще несколько минут, его слезы высыхают на его щеках, и мгновение спустя возвращает мне телефон. — Он попросил тебя.

Я нежно целую его в щеку и встаю, беру его руку в свою. — Алло?

— Мне пора, — говорит он рассеянно. — Но увидимся завтра, хорошо?

— Да. Хорошо.

Наступает тишина, и я чувствую, как что-то поднимается в моей груди, прилив эмоций, с которыми я еще не могу справиться. Может быть, здесь нет будущего, нет надежды на что-то большее, и назовите меня глупой или эгоистичной, но все, что я хочу, это на мгновение почувствовать, что я принадлежу кому-то, хочу быть желанной, любимой.

— Джастин? — выпаливаю я.

— Да?

— Я скучаю по тебе.

Он вздыхает. — Понимаю. Я тоже по тебе скучаю.

С этими словами он молча вешает трубку, и хотя они разговаривали всего несколько минут, Коди кажется спокойнее, чем раньше. Что бы Джастин ни сказал, я всегда буду благодарна за это.

Мы возвращаемся домой как раз в тот момент, когда слесарь приходит, чтобы починить дверь. Амон берет Коди, чтобы переодеть его во что-нибудь сухое, пока я провожу ремонтника наверх.

Парню требуется всего двадцать минут, чтобы починить дверь, а мне это обходится почти в двести долларов. На данный момент, однако, дверь запирается и остается закрытой, и после того, как я провела ночь с незапертой и широко открытой квартирой, этого достаточно.

Мы с Коди возимся весь день. Я пеку кексы на его день рождения. Конечно, Коди покрывает их сине-красной глазурью, и я провожу полчаса, купая его, чтобы отмыть ее с его рук. Он расстроен тем, что его снова тащат к Неде, но легко успокаивается разговорами о его дне рождения.

— Если ты заснешь, как хороший мальчик, — говорю я, когда он обнимает меня на прощание, — Ты проснешься, и это будет твой день рождения.

— Один сон?

Я поднимаю палец. — Еще один.

*

Я стою снаружи клуба почти пятнадцать минут, набираясь храбрости, чтобы войти внутрь. После того, что случилось прошлой ночью, мне кажется, что я смотрю на это новыми глазами, и неоновый розовый и блеск ничего не делает, чтобы скрыть насилие, которое внутри.

В конце концов меня находит Тиа.

— Что ты здесь делаешь, детка? — спрашивает она, смеясь, когда я в испуге прижимаю руку к груди.

—О… э-э… ничего. Просто думаю.

Закинув руки за голову, она отбрасывает свои светлые волосы в сторону. — Господи, — говорит она, качая головой. — Если работа здесь и научила меня чему-то, так это тому, что иногда нужно отключить мыслящую часть мозга.

— Не знаю, смогу ли я больше отключаться, — честно признаюсь я.

Я хочу сказать, что мне страшно. Я тону. Помоги мне. Спаси меня.

Я хочу сказать ей, что она тоже должна бояться. Что она должна забрать своего сына, зарплату и убежать как можно дальше от этого места.

Но я не могу.

Потому что я вижу по ее глазам, что Тиа уже слишком хорошо знает, почему я боюсь уходить. Как и я, она делает то, что должна, чтобы свести концы с концами, хорошее, плохое и уродливое, все время чертовски надеясь, что все это не рухнет вокруг нее.

Так вместо этого, я беру ее за руку, помогая ей протиснуться.

— Пойдем, — говорю я, беру ее под руку. — Давай покончим с этим.

Уже поздно-почти час ночи-и клуб тяжело дышит. Не успеваю я присесть на две минуты и скинуть туфли, как из-за кулис высовывается голова Пити.

— Здесь кое-кто для тебя, Скарлет.

— Никого кроме меня нет что-ли? — спрашиваю я, осторожно потирая ногу.

Он пожимает плечами. — Спрашивал именно о тебе.

Вздохнув, я снова надеваю ботинок. — Окей. Подожди секунду.

У своего шкафчика я проверяю телефон и с ужасом вижу пустой экран. Ни звонков, ни сообщений. Я быстро подкрашиваюсь и привожу себя в порядок, прежде чем Пити проводит меня через клуб в приватную зону. Сегодня красные волосы скользят по моим ключицам, малиновый цвет делает мою кожу похожей на алебастр в свете. Мягкий темно-синий материал шелестит вокруг бедер, тонкий подол скользит по моему заду. Ноги болят, комната полна глаз, я чувствую себя падающей звездой, ярко сияющей в небе.

— В шестой, — говорит Пити, кивая в сторону занавешенной комнаты.

Одна из новеньких девушек проходит мимо, уверенно покачивая стройными бедрами и круглой попкой. — Повезло, сучка, — шепчет она с ухмылкой.

Отодвинув тяжелую занавеску, я вхожу в комнату.

Между его длинными пальцами болтается бутылка пива, и когда я вхожу, он поднимает голову. Его глаза стеклянные, усталые, но взгляд такой же твердый, как всегда, и впервые с тех пор, как я начала эту работу, я чувствую себя незащищенной. Уязвимой. Как будто он смотрит сквозь Розу на Меня.

— Что ты здесь делаешь, Джастин?