– Он не мог... ничего сделать, – тихо сказала она, – сначала. Он был... зол... и напугал меня. Он ушел, а потом вернулся, и стал спокойнее. Я знаю, не должна была смотреть на него, но было немного времени, и он не касался меня…

Хэдли взглянула мне в лицо.

– Он... трогал себя с закрытыми глазами, – она слегка сдвинулась на диване и глубоко вздохнула. – Он не подходил до последнего, а потом очень быстро все сделал.

Я изо всех сил старалась, чтобы не представить себе мужа, который стоял в комнате в другом конце замка и его пальцы сжимали его достоинство, когда он готовился...

Я тряхнула головой, чтобы отбросить мысли и попытаться думать логичнее. Задавала эти вопросы Хэдли, чтобы убедиться, что с ней все в порядке, а не для удовлетворения своего собственного болезненного любопытства, и часть ее повествования была печальной.

– Он был грубым, – тихо сказала я.

– Он не был грубым, – мягко сказала Хэдли. – Я не чувствовала тех удовольствий, которые ты мне описывала, но он не был грубым. Это не было больно, но на мгновенние.

Я кивнула, но мои эмоции были в смятении. Была рада, что Бранфорд не причинил ей большого вреда, но также была рада, что он не подарил ей наслаждения. В тоже время было грустно за Хэдли, что она не познала, какое удовольствие может принести мужчина.

Я почувствовала руку Хэдли на моей.

– Он ни прикоснулся ко мне руками, – сказала она, и я могла только предположить, что она думала меня так обнадежить, в то время как я надеялась, что буду тем, кто успокоит ее. Какая ирония. Я задалась вопросом, если был бы объективный наблюдатель, мог бы он определить, кто из нас больше всего нуждался в сочувствии, но вдруг мне пришло в голову, что возможно ни кому.

– Как только появится мальчик, – сказала я ей, – мы обязательно найдем тебе достойного мужа.

Я протянула руку, чтобы взять ее за руку, и Хэдли попыталась улыбнуться мне.

– Если ты увидишь одного из неженатых солдат, и полюбишь его, дашь мне знать?

Щеки Хэдли немного покраснели.

– Ты уже нашла того, кто тебе понравился? – догадалась я.

Она слегка пожала плечами, и снова румянец вернулся на ее щеки.

– Я даже не знаю его, – сказала она, – но когда он практиковался с Сиром Бранфордом, я подумала, что на него приятно посмотреть. Даже не знаю его имени или положения.

– Когда ты его видела?

– Когда Сир Бранфорд был на тренировочном поле со своими солдатами сегодня утром, – ответил Хэдли. – Саманта вела меня через рынок, и указала на них. Тот, что попался мне на глаза, носил нагрудник с крестом на передней части. Мы наблюдали за ними всего минуту.

– Это был бы Сир Бригам.

– Сэр Бригам, – тихо повторила она. – Тогда он должно быть настоящий рыцарь, поэтому я уверена, что будут другие, более подходящие…

– Хэдли, – прервала я. – Тебе разве не разъяснили о том, что значит твой статус наложницы?

– Моя Леди? – сказала она тихо, ее глаза чуть расширились.

– Хэдли, твоя служба Сильверхелму не останется непризнанной, – сказал я ей. – Когда твой долг будет исполнен, ты вполне подойдешь для рыцаря.

Хэдли, казалось, обдумывала это некоторое время.

– Это может занять время, – наконец сказала она. – Детям нужно время, чтобы их выносили, и если первый ребенок не мальчик, мне нужно будет выносить еще одного.

Я согласилась, потому что никто этого не отрицал. Возможно, пройдет много лет, прежде чем Хэдли сможет снова выйти замуж.

– За это время он жениться на другой, – тихо сказала она.

– Возможно, – сказала я, – но он молод и не торопится жениться. Он вполне может подождать женщину твоего положения.

– Мое положение такое хорошее теперь? – спросила Хэдли. – Не верится, что возможно рыцарь может ждать меня.

– Принц, который возьмет меня в жены, тоже казался невозможным, – сказала я. – Странно, что положение, которое я всегда считала устойчивым, может поменяться.

– Я полагаю, мы должны считать себя избранными, – сказал Хэдли.

Когда я обдумывала ее слова, то почувствовала, что мои губы складываются в кривую улыбку. Вероятно, что многие бы посчитали нас счастливчиками, так как мы подняли наше положение. Когда я была простой служанкой, то верила в то, что жизнь дворянина проста, особенно королевской семьи. Им редко приходилось поднимать палец, и все им доставлялось, когда они только пожелали об этом. Теперь я лучше знала, хотя ничего бы не поменяла. Отказаться от моего положения означало бы не иметь моего Бранфорда, и быть его – стоило всех трудностей, которые влекли за собой тот факт, как быть его женой. Тем не менее, я не думала, что слово избранные подходило к нам.

– Я не уверена, – ответила я.

И именно тогда поняла, что быть в королевской семье никогда не гарантирует легкость жизни.

Глава 3

Умеренное Смягчение

Этой ночью Бранфорд не пришёл в нашу комнату, но от Дунстана я узнала, что он вообще не вернулся от Хэдли. Его не было до утра, пока я снова его не нашла. Он был на полях для тренировок со своими людьми, и, в конце концов, узнал меня, когда я обошла забор и направилась к нему. Он проигнорировал меня, как только я подошла, и не вернулся в нашу комнату до поздней ночи. Я старалась много не думать об этом, ведь были времена, когда ему нужно было остаться со своими мыслями наедине и поработать, и не была удивлена, что сейчас именно этот момент.

На следующий день маленькая девочка принесла счастье в семью Сойеров. Ида и Парнелл назвали её Эмма. Я сопровождала Сунниву в пути, чтобы встретить нового ребёночка, так как Бранфорд остался, чтобы заботиться о Камдене. Здоровье короля ухудшилось, и он был не в состоянии совершить путь. Он будет ждать и встречать внучку через две недели, когда её привезут в Сильверхельм.

Если бы король так долго проживет.

Ребёнок был очень красивый с ярко-голубыми глазами, такими же как у отца. Несмотря на то что я почувствовала острую боль в животе и тоску в сердце по собственному ребенку – ребёнку Бранфорда, я не смогла сдержать улыбки наблюдая, как Ида прижимает дочь к груди со счастливым лицом. Парнелл тихо стоял позади них, положив руку на плечо жены и с нежным трепетом в глазах.

Нас не было всего несколько дней, но когда мы вернулись в Сильверхельм, Бранфорд немедленно оповестил нас, что ему нужно уехать на север и покинул нас. Когда я спросила его об этом, он тряхнул головой и отказался рассказывать мне подробности. Он уже был готов ехать.

Он даже не дождался утра, чтобы покинуть.

Когда он вернулся, настроение у него было отвратительное, и он начал грубо разговаривать с прислугой, чего он не делал довольно долгое время. Когда я пыталась поговорить с ним об этом, он огрызнулся на меня, прежде чем выбежать из нашей комнаты.

Ночью он снова не вернулся в комнату, он был с мужчинами на поле для тренировок допоздна, а после решил спать в бараках, как сообщил мне Дунстан.

Даже когда зима крепла и пришла к нам с пронизывающим ветром, он начал проводить все дни на тренировочных полях и обучать молодых парней, которые заменят потерянных солдат и охранников. Он оставался там допоздна, ночевал в бараках и возвращался в нашу комнату только тогда, когда знал, что я должна уже спать. Дни шли, его борода отросла, но когда я предложила побрить его, он сказал что нет времени и предложил сделать это в другой день.

В то время как я старалась уважать его желания, чувствовала как мое тело охладевает также, как его взгляд, когда он смотрел на меня. Я больше не видела той страсти или желания ко мне, которое он проявлял.

Он не очаровывал меня с той ночи, которую мы провели в питомнике.

Я пыталась убедить себя, что все это можно понять. Он ненавидел, что его заставляли все это делать и знать, что я хочу родить ребёнка от него. Но сидеть в комнате ночью в одиночестве тяжело давило на меня.

Я чувствовала себя больше неудачницей в качестве его жены, чем в первую неделю нашего брака.